Впервые опубликован: Русская мысль. 1913. № 10. С. 45–51 (под общим загл. «Свет незаходимый»; с порядковым номером 1).
Дата: 1913.
Лапочки остались да перышко… там же и цветы у меня, такая книжка есть — Ремизов, уделяя особое внимание символике своей жизни, коллекционировал бытовые мелочи, связанные с памятными событиями. Об этой особенности характера писателя вспоминал М. В. Добужинский: «Ремизов собирал и берег <…> всякие пустячки, которые ему что-нибудь напоминали: пуговицу, которую потерял у него Василий Васильевич <Розанов — Е. О.>, коночный билет, по которому он ехал к Константину Андреевичу <Сомову — Е. О.> и т. д.» (Добужинский М. В. Воспоминания. М, 1987. С. 277). Под «особой книжкой» подразумевается домашний альбом писателя, в котором обычно хранились подобные символы.
Местность, куда завлекал меня приятель мой, приморская, с немецким названием… — В 1907 г. около месяца (с конца июня по 25 июля) Ремизов с женой провели в Латвии по приглашению латышского поэта Виктора Эглитса (1877–1945), в местечке Цесвайне Мадонского уезда, в доме его родственников. Ср. с воспоминаниями поэта В. Дамбергса: «Помню короткую беседу с Ремизовым, которая коснулась окрестностей Цесвайне. Вспоминая российские заезженные дороги, не огражденные канавами, пастбища, заросшие кустами, леса с большими неубранными лесоповалами, поля с редким посевом, а в Латвии — ив окрестностях Цесвайне — осушенные и утрамбованные камнями дороги, мелиорированные поля, четкие границы лесов и полей, — я сказал, что эта местность культивирована, на что Ремизов удивлено заметил: мол, ему здесь все кажется диким. По-видимому, Ремизовым руководило не внешнее созерцание, а внутреннее чувство (по-русски „нутро“) и представление об изысканности русского общества и нашей „первозданности“. Беседа наша прервалась…» (Цит. по: Спроге Л. А. М. Ремизов в Латвии: В. Дамбергс, В. Эглитс, В. Гусев, И. Павлов, В. Гадалин // Балтийский архив. Русская культура в Прибалтике. Т. II. Таллин, [б. г.]. С. 163).
…это было на другой год после нашего свободного года… — Поездка Ремизова и его жены в Лифляндию состоялась летом 1907 г. Под «свободным годом» подразумевается 1905–1906 г., когда после окончания срока ссылки Ремизовы получили разрешение на жительство в Петербурге.
«во лузьях, во зеленых во лузьях!» — припев русской хороводной песни; лузья или лузи — луга.
Яблонька*
Впервые опубликован: Русская мысль. 1913. № 10. С. 51–54 (под общим загл. «Свет незаходимый»; с порядковым номером 2).
Прижизненные издания: Новая простая газета. 1917. 26 ноября. № 1. С. 2; Сполохи (Берлин). 1922. № 12; Последние новости (Париж). 1929. 29 марта. — № 2928 (под названием «Голодная пятница»; с небольшими разночтениями).
Дата: 1913.
инда — даже.
обедня — церковная служба после утрени, литургия.
от Скорбящей ехала… — речь идет о т. н. Скорбященской церкви, или церкви иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» (1786) над вратами Александро-Невской Лавры при входе в нее с площади Александра Невского.
Аленушка*
Впервые опубликован: Заветы. 1913. № 3. С. 112–115 (под общим загл. «Свет немерцающий»; с порядковым номером 5).
Прижизненные издания: Дни. 1923. 6 мая. № 156 (вместе с рассказом «Звезды» под общим загл. «Человек человеку свет»),
Дата: 1912.
Прототипом маленькой героини рассказа, вероятно, стала племянница Иванова-Разумника Аленушка (Елена Николаевна Огтенберг, 1906–1965), которая в одном из писем критика к Ремизову, относящихся к лету 1913 г., упоминается, как давняя знакомая писателя (См.: Иванов-Разумник И. С. 81).
Вся стена моя в игрушках. — Примечательной деталью интерьера рабочего кабинета писателя (независимо от многочисленных переездов) была коллекция игрушек, которой отводилось специальное место. О первых экземплярах, положивших начало собранию, Ремизов вспоминал: «Игрушки появились у меня с „Посолони“. Московский психиатр доктор Певзнер затеял „Посолонью“ вернуть душевный покой одной здравомыслящей, впавшей в „изумление ума“: на нее нападала тоска, перед ней копошились и мучили ее чудища. По предписанию доктора она должна была сделать куклы упоминаемых в „Посолони“ сверхъестественных существ. За несколько месяцев увлекательной работы образы „Посолони“ обернулись в чудища-куклы. Видения, мучившие больную, ушли, и тоска рассеялась. С игрушек сделана была копия, и со стены перед моим столом глянул — весь мир „Посолони“» (Кодрянская, С. 119). Описание ремизовской коллекции игрушек см.: Кожевников. С. 2; Измайлов. С. 10–11.
Я подал ей лягушку, слона, медведя, белку, куринаса … скакуна, стракуга, змею-скеропею да белого зайца — здесь перечислены игрушки из коллекции писателя, историю которых он охотно раскрывал в беседах со знакомыми и друзьями. «Медведь (папье-маше) с овсяным колосом и веретеном, если об него уколешься, то заснешь навеки» (Кожевников. G 2). «На желтых кожаных переплетах старопечатных книг сидят две белки-мохнатки „и орешки щелкают“» (Волошин М. Алексей Ремизов. «Посолонь». Изд. «Золотого Руна». 1907 г. // Русь. 1907. 5 апреля. Ха 95; цит. по: Волошин. С. 510). «Три „Мудрых зверя“ (картонные игрушки), — „мои советчики в делах“: „Заяц-одноух“, „Лютый зверь“ и „Певун-лиса“» (Кожевников. С. 2). «…длинная, несуразная, сухая, точно вяленая, черная фигурка, с мягкой, доброй мордочкой, вроде лошадиной. Это — „Доромидошка [так! — Е. О.], прости Господи“». «Живет он в старых усадьбах. Ходит там по дорожкам, когда подойдет желтая осень. Все молодое уедет из усадьбы, останутся одни старики, да вспоминают про покойников. Раз при мне зашуршал за печкой. Спрашиваю старую няньку: „Кто это там?“ — „А это, говорит, Доромидошка — прости Господи!“ Вы не думайте, он совсем добрый, никому ничего злого не учинит. Называют его нечистью, а какая он нечисть, — что он сделает? Его увидевши, и креститься не стоит» (Измайлов. С. 10). Леший Доромидошка экспонировался на выставке старинных игрушек, устроенной художником Бартрамом. Змея-скоропея — скорпион, «кустарная игрушка, с красной разинутой пастью, из которой капает „яд“» (Кожевников. С. 2).
Мурка*
Впервые опубликован: Заветы. 1913. № 3. С. 109–112 (под названием «Котенок», под общим загл. «Свет немерцающий»; с порядковым номером 4).
Дата: 1912.
С. 128. У меня есть два маленьких приятеля: Иринушка и Кира, брат с сестрою, — Имеются в виду дети художника Б. М. Кустодиева, с которым
Ремизова связывали дружеские отношения и общий круг знакомых — участников художественного объединения «Мир искусства». Кустодиев был автором нескольких живописных, графических и скульптурных портретов Ремизова, которые хранятся в Государственном Русском музее (СПб.) и Государственном литературном музее (Москва). Позднее им был сделан скульптурный портрет писателя (1910; ГРМ) и набросок сангиной (1910-е гг.; ГЛМ). В письме к Кустодиеву от 1 декабря 1912 г. Ремизов сообщал о рассказе «Мурка»: «О Иринушке написал рассказ. Пришлю оттиск из жур<нала> „Заветы“. Рассказ этот пойдет в январ<ской> книжке <…> Иринушке и Кире по поклону» (ГРМ. Ф. 26. № 34. Л. 16).
Из косторомского их Теремка пришло это печальное известие. — «Теремок» — дача, построенная Кустодиевым в 1905 в Костромской губернии. Дочь художника упоминает действительное происшествие; в контексте данного рассказа оно воспринимается как сказочный мотив: «В 1907 году в „теремке“ написан и мой портрет с собакой Шумкой <…>. Шумка жил там постоянно, сопровождал папу на охоту. <…> (Шумку потом зимой съели волки; мы долго о нем вспоминали и горевали о его печальном конце)» (Борис Михайлович Кустодиев: Письма. Статьи. Заметки. Интервью. Встречи и беседы с Кустодиевым. Воспоминания. Л., 1967. С. 316). Мотив «Шумку волки съели» впервые встречается в сказке «Коловертыш» (1910; Шиповник 4, в цикле «К Морю-Океану»).
курнопятка — здесь: веснушчатая.
от Покрова до Мясной улицы три шага… — подразумеваются не сохранившаяся церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы в Большой Коломне (1812), стоявшая на Покровской площади (ныне пл. Тургенева), и адрес Б. М. Кустодиева (Мясная, 19, кв. 29).
Чудо*
Впервые опубликован: Заветы. 1913. Ха 13. С. 105–107 (под общим загл. «Свет немерцающий»; с порядковым номером 2).
Прижизненные издания: Дни (Берлин). 1923. 29 апреля. № 151. Дата: 1912.
Около Николаевского вокзала у Знаменья… — т. н. Знаменская церковь, или церковь во имя Входа Господня в Иерусалим (1804); находилась на углу Невского и Литовского проспектов, напротив Николаевского (Московского) вокзала.
