- Конечно, какая в конце концов разница, - согласился Разгледяев. Такой торжественный день, а мы грыземся по мелочам. Вокруг-то, оглянитесь, весна, правда, погода мерзкая, но все же чувсвтуется брожение молодых соков, вот-вот из слякоти и грязи прорастет новая неведомая жизнь. В такую пору не хочется умирать, - Разгледяев сделал паузу, - нет, весной умирать обидно, обидно, что все только начинается, а тебе говорят хватит, все это не для тебя, дружок, и пока ты мертвый там лежишь в неудобной позе, над тобой земля расцветатет, птички с песнями размножаются, человеки клейкими листочками любуются. Несправедливо.
- Ох, ваша правда, - согласился Гоголь-Моголь, - очень несправедливо. Вот у нас сегодня, понимаешь...
- Постойте, что вы все о смерти? - недоуменно спросил инженер.
- Я бы и рад не говорить о таких скучных вещах, но что делать - так и лезет на язык, будто кто-то специально подталкивает. И вроде нехочешь огорчать окружающих, но так и подмывает...
- Выражайтесь яснее, - строго попросил Доктор.
Он знал сколь пагубна неопределнность для инженера.
Разгледяев глубоко вздохнул и выразился ясно:
- Нет больше Петра Семеновича, вашего злейшего врага, профессора Суровягина.
- Что значит нет? - не понимал инженер.
- Погиб, под колесами метрополитена.
Гоголь-Моголь, буквально задрожал от нетерпения и принялся оглядываться по сторонам. Доктор полез в карман за очередной сигаретой, а Елена опустила голову, закрыв лицо руками.
- Но самое неприятное, - Разгледяев пододвинулся к инженеру, - не в этом. Ведь профессор не просто так свалился от головокружения, а его столкнули. Компетентные органы уже ведут расследование.
Марк Васильевич уставился на инженера.
- Что вы так на меня смотрите? - удивился Богданов.
- Я просто думаю - придет к вам следователь и спросит: гражданин Богданов Николай Степанович, где это вы были вчера с утра до обеда?
- Не понимаю - почему ко мне придет следователь? -инженер чуть оступил назад.
- Да я же к примеру, игра воображения, вы представьте будто он уже пришел и спросил, - Разгледяев сделал паузу, - где вы были вчера в означенное время?
- Я, я, - будто вспомнив что-то знакомое, начал запинаться Богданов, - я спал, здесь, а, впрочем, кажется, нет... да, точно, я гулял, по городу... знаете ли, такая погода, солнце... расслабился немножко.
- Ну, дорогой мой, что это за алиби? Вы спали или гуляли?
- Все-таки с гадостью пришел, - как в пустоту сказала Елена. - Коля, да он решил тебя оклеветать. Ах, какая сволочь, какая сволочь! Но ты просчитался...
Раздался грохот. Инженер нечаяно свалил бутылку шампанского.
- Так с кем вы гуляли? - уже ни на что не обращая внимания, наседал Разгледяев.
Инженер нагнулся, собираясь подобрать голыми руками осколки стекла. К нему подоспел Доктор и, поддерживая инженера, собирался что-то крикнуть Разгледяеву. Но Богданов, вырвался и надвигаясь на Разгледяева начал громко бормотать:
- Да, я был один, совершенно один среди несметного количества растений и организмов, таких, знате ли, не обычных, как будто из плотной бумаги, - инженер сделал паузу, схватил вилку, - я их только слегка надламывал, но, кажется, никого не толкал, - инженер попытался сломать вилку, но она только согнулась нержавеющей спиралью. - Слышите, я его не убивал! Слашишь, Елена, я не убивал!
- Я профессора задавил! - криком признался Гоголь-Моголь.
Разгледяев презрительно посмотрел на утописта.
- Да, сегодня, в обед, но я же не знал, что он профессор! Вы что, не верите? - Гоголь-Моголь посмотрел на Елену. - Вот и Елена подтвердить может. Мы же с ней тогда и встретились.Скажи им, Елена, что под мой поезд свалился профессор, ты же видела... - Гоголь-Моголь, сам поразился своим же словам и замолчал.
- Ты? - остолбенел Разгледяев, - Ты?
Елена горько улыбнулась и подтвердила:
- Да я, я там была, видишь, Разгледяев- ты просчитался.
Тем временем инженер подкрался к Марку Васильевичу и как слепой принялся ощупывать нежданного гостя.
- Здесь должна быть специальная защелка, собачка такая, металлическая, - приговаривал инженер залезая Разгледяеву за пазуху.
- Какая защелка... - отбивался Разгледяев.
- Сейчас, сейчас, - успокаивал инженер. - Сейчас, Елена, я найду ее и все кончится.
- Ээээ, бросьте ваши штучки. Шут Гороховый! - кричал Марк Васильевич.
Странные телодвижения прекратил Доктор.
- Коля, не беспокойся, мы сами все сделаем, мы обязательно защелку на место поставим, - Доктор оторвал наконец инженера от испытуемого. - А вы, уходите сейчас же, мы вас тут все плохо переносим.
- Нет, пусть останется, - кричал инженер. - Нужно проверить наконец: существует или ангажировано!
Но Марк Васильевич не остался. Он только подошел к Елене, будто еще раз хотел опровергнуть внезапную догадку, постоял, изучая ее новое лицо, и с твердым подозрением удалился навсегда.
Причины и последствия
Тем временем к угрюмому шестиэтажному зданию по опустевшим от темноты улицам и переулкам спешил Анатолий Ермолаев. Конечно, он соврал Мозговому, что пойдет спать. Как только Михаил Федорович ушел, молодой человек отправился на помощь бедному изобретателю. Ему показалось, что во всей этой истории он наконец нащупал причины жесткого противоборства и что пора остановить поток несчастий и как-то снять напряжение с грозовой тучи, нависшей над головой Богданова. Теперь, после открытия спутника, все опять смешалось. Он опять стал сомневаться в безграмотности инженера. Эта мысль особенно его терзала. Ему снова хотелось, чтобы Богданов оказался гением-одиночкой.
Конечно было бы обидно, окажись инженер просто не в своем уме. Что же - думал Толя - прав Разгледяев? Это было бы неприятно и противно, противно и несправедливо. Может быть, тогда Толя и копейки ломанной не дал бы за весь этот распрекрасный мир.
Занятый подобного рода размышлениями, Толя Ермолаев не заметил промелькнувшую мимо фигуру. На этот раз им не суждено было сойтись для прямого разговора. Марк Васильевич озабоченной походкой прошевствовал в свое неясное будущее. Впрочем, такое ли неясное?
Пройдет немного времени и затянется жестокая рана от измены любимой женщины. Выйдет в свет его толстая книга и успех ее превзойдет самые смелые ожидания. Она станет настольной для многих поколений студентов самых различных факультетов и подвергнется неоднократным улучшенным переизданиям на самом прогрессивном типографском оборудовании - обстоятельство многозначительное, прямо указывающее на широту охвата и глубину анализа. Некоторые могли бы иронически не согласиться с такой характеристикой. Напрасно. Разве счастье в том, чтобы всю жизнь мыкаться непризнанным гением, уповая на пресловутую объективность, так называемых, грядущих поколений? Это та самая ширма, за которой многие скрывают невежество да так и пропадают в действительной жизни. Пусть уж лучше автор переживет свой успех, чем наоборот. Однако, сказать то просто - успех. Его еще надо добыть, нужно проявить своего рода талант, потомучто создать нечто на один день и труда не требует, и пользы не приносит. Для долговременного успеха нужна задумка крепкая, увесистая, с учетом всех тонкостей механизма популярности. Только так можно отвоевать у истории лет тридцать-сорок нормальной жизни. Естественно, в одиночку сыт не будешь. Окружающие могут удивиться и спросить: "Отчего ему все в жизни по плечу, а нам одни шишки на голову?", а еще хуже - начнут проверять, есть ли у него что-либо такое, чего у других и в помине нету. Чтобы таких вопросов и желаний не возникало, нужны еще люди такого же разгледяевского размаха. Тогда каждому станет ясно, что живут они сытно и в почете благодаря таланту, а не вследствие всеобщего разгильдяйства и унылого отношения к жизни. Наконец, остается вопрос, каковы, так сказать, исторические предпосылки? Наивно было бы полагать, что единомышленники и соратники Разгледяева решились бы бросать самодельные химические бомбы под колеса литерного поезда или золоченой кареты императора. И уж совсем невероятно, чтобы они смогли обречь себя на изнурительную каторгу или подвергнуться унизительному изгнанию с вытекающим отчаянным прозябанием где-нибудь в Париже или Лондоне. Следовательно, кто-то заранее постарался за них, предусмотрел, подготовил и расчистил - живите, мол, и радуйтесь, во веки веков, аминь! Ну, а если не специально, то это уже есть натуральное ротозейство, которое в русском народе зовется головокружением от напечатанного.
Итак, будущее Марка Васильевича проглядывало вполне отчетливо несмотря на сумрак ночи, окутавший город. Что же касается судьбы Толи Ермолаева, то здесь темнота сыграла злую шутку - он уже несколько раз успел провалиться сквозь тонкую ледяную корочку подмерзших луж, предательски раставленных на его нелегком пути.
Еще издали Ермолаев увидел стоявшую у богдановского подъезда карету скорой помощи. Недоброе предчувствие тут же подтвердилось. Под козырьком парадного, в коммунальном свете стоваттной лампочки, появились трое Доктор и Гоголь-Моголь поддерживали под руки изобретателя. Еще минуту назад инженер корчился, извивался, кричал что-то невразумительное, обильно брызгая слюной, а вот теперь сник. Только тихо повторял: "Я убил его". Два санитара, появившихся вослед, попытались посадить больного в машину, но тот зацепился за товарищей и взмолился:
