- Веселая ночка! - сказал майор Запылаев. - А придется еще, Макарычев, съездить, бича в общежитие свезешь. Лунев поглядел на меня зверем.
- Так и будем, значит, работать: мы задерживаем, а ты выпускаешь?
- Видишь, какое дело, Лунев. Чем ты его воспитывать собираешься? Метлу в руки дашь - улицу подметать? Это ему приятный отдых. А вот он завтра в море идет, в восемь утра, это проверено, так лучшей меры мы с тобой не придумаем. И рыбы мы тоже не наловим для государства, Лунев...
- Пусть отдохнет Макарычев, - сказал Лунев, - сам отвезу.
По дороге я Лунева попросил подождать, зашел в один знакомый двор и постоял там, задрав голову. Окошко на четвертом этаже погасло. Я вернулся и сел в коляску.
Лунев меня довез, разбудил вахтершу и на прощанье помахал мне рукой.
- Все хреновина, ты не огорчайся. Про деньги ему сказали.
- Спасибо, - говорю.
- Счастливо в море!
Я пришел, скинул только куртку и тут же повалился на койку - лицом вниз. Заснул без снов, без памяти, как младенец.
10
Вахтерша свое дело знала. Если кому в море идти, она всю общагу перевернет, но тебя и мертвого поставит на ноги. Постоишь, покачаешься - и оживешь. Но уж соседям, конечно, не улежать. Все мои четверо проснулись, поглядели на черные окна и задымили в четыре рта. Сочувствовали мне. Шутка сказать - вместе неделю прожили! Тем более в одной компании нам уже не встретиться. Сегодня же на мое место другой придет, как в том анекдоте: "Спи скорей, давай подушку".
Они себе покуривали, а я собирался. Чемоданчик еще был крепкий, две пары белья на смену, три сорочки и галстук, и шапка меховая, и золотые часики, а пальто и костюм я на хранение решил оставить - одолжил у соседей иглу и химический карандашик, зашил в мешковину и написал: "Шалай С. А. Ждать меня в апреле. СРТ-815 "Скакун". Вот все, что я нажил. И еще куртка. Ну, с ней ничего не сделалось. И кровь хорошо замылась, никаких следов. Да, вот и полпачки осталось "беломора", на сегодня хватит, а завтра можно и в кредит брать, в лавочке у артельного. А если сегодня и вправду отойдем, то и деньги мне ни к чему, сами понимаете. Вот если б они были, тогда другое дело. Ну, ладно, что теперь говорить.
- Счастливо, негритята!
- Тебе счастливо.
- Встретимся в море. У Фарер.
Мы посидели, как водится, потом я всем пожал лапы - еще теплые, вялые со сна.
Сколько же раз я уходил отсюда - дайте припомнить. Ну, не из этой комнаты, все они на один лад: пять коек с тумбочками, стол под газеткой, потресканное зеркало на стене и картина - люди спасаются на обломке мачты, а на них накатывает волнишка, баллов так на десять - черта лысого спасешься! На другой стене пограничный дозор в серых халатах вглядывается в серое море, старшина ладошку приставил ко лбу - бинокль у него, наверно, в воду свалился. Да, без воды нам, конечно, не обойтись на берегу. Пускай висят. А я пошел.
При выходе вахтерша меня остановила:
- Погоди, сынок, у тебя за семь дней не уплачено.
Вот этого я не учел. Семь дней - это значит, семьдесят копеек. Я вынул свои сорок. Она поглядела на меня поверх очков, вздохнула.
- У соседей не мог одолжить?
- Меньше десятки занимать - несолидно.
- Ладно, сама за тебя заплачу. Запомнишь?
- Забуду. Вы напомните, пожалуйста.
- Постой, я тебе пропуск выпишу.
Я показал ей, что у меня в чемоданчике, а пропуск порвал и кинул в плевательницу. Кому же его показывать? Той же вахтерше.
- До свиданья, мамаша.
- Ступай, счастливо тебе в море.
Была еще самая ночь, когда я выходил, со звездами. Я пошел по тропке, вышел на набережную. Порт переливался огнями, до самых дальних причалов, вода блестела в ковшах*, и весь он ворочался, кипел, посапывал, перекликался тифонами и сиренами, и отовсюду к нему спешили - толпами, врассыпную, из переулков, из автобусов.
* Ковш - часть портовой акватории, углубление, ограниченное с трех сторон причалами.
На углу Милицейской я стал. Четверть десятого было на часах. Она уже там. Она минута в минуту приходит. Не то что я к отходу. Монеты у меня для автомата не было, но я зато способ знаю.
Подошел там к трубке мужчина.
- Нельзя, - говорит, - она в лаборатории. Мы по личному делу...
- Ах, какая жалость! А то к ней брат приехал...
- Из Волоколамска? Так и есть, нарвался на очкарика.
- Ну, нельзя - не зовите. Только передайте: тот самый звонил, ему сегодня в море, просил ее прийти на причал. - Я ему сказал, какое судно и как найти причал. - Запомните?
С кем-то он там пошептался и ответил:
- Хорошо, я постараюсь.
- Вы-то не старайтесь, пусть она постарается.
- Она... по-видимому, придет. Если сможет. Больше ничего?
- Нет, спасибо.
Так мы с нею и пообщались.
Мне еще нужно было в кадры - это рядом, на спуске: избенка в один этаж, стены внутри голубые, облупленные, карандашами исписанные вкось и наискось, увешанные плакатами: "Рыбак! Не выходи на выметку без ножа", "Не смотри растерянно на лоно вод. Действуй уверенно, используй эхолот!", "Перевыполним план годового улова тресковых на трам-тарарам процентов". Пять или шесть окошек выходят в коридор - в такое окошко лица не увидишь, только руку просовываешь с документами. И народ здесь толчется с утра до ночи, атакует эти окошки, - кажется, век не пробиться. Но это кажется. Я вломился в коридор и заорал с порога:
- Бичи! Пустите добровольца!
Расступились. Девица даже выглянула из окошка.
- Это ты доброволец?
- Ага. Выдай мне билетик на пароход. Срочно!
- Выбирай любой. Какой на тебя смотрит?
- Восемьсот пятнадцатый.
- Привет! Ушел уже.
- Не может быть, - говорю. - Отход на восемь назначен. А сейчас только полдесятого. Вон у тебя и роль еще на столе.
- Ой, ну надо же! - захлопотала. - Неужели я еще не отнесла!
Бичи мне дышали в затылок, смотрели, как она меня оформляет.
- Ты гляди! - Один говорит другому. - В Норвежское идут под селедку. Ну, юмористы!
- Надеются, значит, - отвечает другой.
- Ты шутишь! Какая же в январе селедка?
- Так это ж не я иду. Это ж они идут.
Девица мне выбросила направление и закрылась. Бичи повздыхали и ушли перекуривать. А я дальше - крутиться по карусели. И часа не прошло, как выкрутился - со всеми печатями.
На спуске народ уже валом валил по мосткам. Я вклинился и зашагал - как рыбешка в косяке. Снег скрипел под ногами, скрипели доски, и с нами облако плыло, от нашего дыхания; мы в нем шагали, как в тумане. У проходной разделились на три рукава, потекли мимо милицейских. Портовые шли налегке, ну, а меня с чемоданчиком остановили.
Спиртного при мне не было. Даже милиция выразила удивление:
- Небось, через проволоку передал?
- Святым духом, - говорю, - по воздуху.
- А много? - смеется милиция.
- Да штуки три.
- Это еще не много. Вот сейчас кочегара задержали -восемь поллитров в штанинах нес.
- Анекдот, - говорю. - Конфисковали?
- Ну, так если вываливаются - это ж не дело! Надо, чтоб не вываливалось.
- Правильно, - говорю.
- Счастливо в море!
Народ растекался по причалам, по цехам, по пакгаузам. Знакомые меня приветствовали - машинист с локомотива, доковые слесаря, девчата с коптильни, с рефрижераторов; я им улыбался, помахивал рукой и шел себе, не задерживался, пока не уперся в шестнадцатый причал. Здесь мой "Скакун" стоял - весь в инее, как обсахаренный. Грузчики-берегаши нaбивали трюма порожними бочками. Кран с берега подавал их в контейнере, контейнер зависал над люком и рассыпался, и бочки летели в трюм с грохотом.
У трапа чудак скучал с вахтенной повязкой - две синих полосы, между ними белая, поглядывая на берегашей и поплевывая в воду. Не нравилась ему такая работа. Я ему подал направление и матросскую книжку. Он приложил их к пачке, а сам нa мою курточку загляделся.
- Матросом идешь?
- Матросом.
- Хорошо. - Не знаю, что тут особенно "хорошо", но так уж всегда говорится. - А я третьим штурманом.
- Тоже хорошо.
- Медкомиссию прошел? В этом году не надо. А венеролога? Не намотал на винт? Ангел меня сохранил.
Ростом третий штурман был меня ниже, а вида ужасно задиристого. Где-то шрам себе заработал через всю щеку. Когда он смеялся, шрам у него белел, и лицо ощеривалось, вся улыбка из-за этого пропадала.
- Отойдем сегодня? - спрашиваю.
- В три часа, наверное. А может, и завтра. Капитана еще нет. А ты почему опаздываешь?
- Оформляли долго.
- Оформляли! Дисциплина должна быть. Курточку - не продашь?
- Нет.
- И не надо. Раз опоздал - будешь вахтенным. Повязку надень.
Он мне отдал свою повязку и сразу повеселел.
- В контору сбегаю. Лоции надо взять и аптеку.
- Так и скажу, если спросят.
- Ну, молоток! Последи за берегашами. Видишь - как бочки швыряют. Все клепки разойдутся. Ты покричи, чтоб кранец подкладывали.
- Покричу обязательно.
- Надо, знаешь, хоть покричать.
Мы друг друга поняли. Если кранец подкладывать, покрышку от грузовика, это нужно каждую бочку кидать отдельно. Так мы и через неделю не отойдем.
