за зиму оно стало коротковатым, но сейчас бы сгодилось, если бы Ася так стремительно не сорвалась и не рванула в Челны. Сарафан и ночнушку на время дала Юля, пока своё не привезёт из Губахи.
Володя оказался добрым мастером. Из разогнутой канцелярской скрепки выковал что-то вроде гвоздя и скрепил им ремешок на босоножке. Получилось здорово.
О свадьбах Ася имела смутные представления. Увидев толпу людей за огромным праздничным столом, она растерялась. Заря же, наоборот, осмотрелась, вклинилась меж двух людей на скамейке, втиснула туда Асю. Люди моментально сомкнулись и зажали Асю в тиски. Сосед справа поправил очки, всмотрелся и, заподозрив в ней малолетку, интеллигентно с ней поговорил, обеспечил тарелкой, вилкой и забыл о ней напрочь. Второй сосед ни разу к Асе не обернулся: он был занят пышногрудой яркой блондинкой, всеми своими манерами игравшей роль дворянки из девятнадцатого века.
Ася подозревала, что ей будет жутко тоскливо на этой шумной свадьбе, но надеялась на Зарю. Она искала её в толпе. Пару раз Заря сама наваливалась на Асю сзади, громко интересовалась делами и тут же, заразительно хохоча, пропадала.
Так или иначе, отсидев пару часов, Ася основательно объелась, даже завернула в газету кусок недоеденного гуся, золотистого чак-чака и вытянула своё тело из тисков, почти не освободив соседям места. Они даже не заметили, что она пропала, разве что дышать им стало легче. Помахала Заре, сбежала с пятого этажа дома, где проходила свадьба.
Ася лежала на кровати, а на соседней тумбочке тикал чужой будильник. Между ними на спинке кровати висело платье, и по стене бегали тени от фар проезжающих машин.
Стало трудно дышать. Ася откинула одеяло и поняла, что уже наступило утро. Зазвонил будильник, словно первый взрослый звонок её новой жизни.
В целом бригада оказалась к Асе добра, но та вечно терялась в неловких церемонных разговорах, отчего становилась мишенью для подколов. Скоро выяснилось, что, пока она должна была ходить в ученицах, образцовая чистота в цехе ложилась на её плечи. «Метёлки здесь… ветошь тут… контейнеры для мусора там…» – проводил инструктаж мастер. Что было самым неприятным, так это то, что Ася должна не только подметать и выбрасывать мусор, но и вытирать ветошью масляные пятна, натёкшие из-под погрузчиков. Попыталась сопротивляться – мастер налился тёмно-багровым цветом и понятно объяснил, что здесь не детский сад и нянек нет. Ася посыл усвоила и поплелась к контейнеру с ветошью. Комки из лоскутов, ниток, обрезков воняли кислотой и плесенью. Ася пыхтела, елозила ветошью по полу. Перепачкалась с ног до головы в первой же лужице. Пропитанный маслом тяжёлый ком использованной ветоши приходилось тащить через весь цех. Но потом она приспособилась выбрасывать ветошь в ближний контейнер.
Ася чувствовала себя лучше, когда водители уезжали по цехам и складам, а она оставалась одна с метлой и совком для мусора. Шустро ходила по опустевшему цеху, наводила порядок, мыла погрузчики. Просыпаясь по ночам, дрожала от усталости и паники. Снова и снова убаюкивала себя мыслью, что в октябре мытарства закончатся. Исполнится восемнадцать, к этому времени окончит курсы водителей, в ноябре получит права…
Потихоньку стала учиться управлять погрузчиком. Педаль в пол, колёса тихо шуршат по наборному полу, впереди вилы, как бивни. В восторге медленно катила от стенки к стенке и обратно. Отражение погрузчика на серой стене казалось чёрным мамонтом с охотником на спине. Вдоль стен цеха громоздилась пустая тара, коробки с паклей, мрачные стеллажи с инструментами, сквозь которые не мог пробиться свет дневных ламп. Через занавеску бригадирской бытовки высвечивался внимательный взгляд.
В полутьме цеха Ася взобралась на погрузчик, удобно устроилась на сиденье. Покрутила руль на длинной стойке, проверила люфт. Вправо градус движения был больше, чем влево.
Далеко под крышей загрохотал гром. Даже шум навесного конвейера не смог перебить силу звука. С улицы в корпус завода стали забегать промокшие люди. В окне было видно, как то и дело огненными зигзагами рождались молнии, при всполохах делалось светло. Там, на улице, лил, бил, струился, хлестал дождь, а в цехе было тепло, душно и нестрашно. Там, за стенами, бушевала гроза, каждый следующий разрыв гремел сильнее предыдущего, а Ася сидела на мягком сиденье, примерялась к педалям газа и тормоза.
Погрузчик мягкими толчками тронулся с места. Ася испугалась, нажала на тормоз. И вдруг поняла, что сейчас не хватает отца. Что бы он сказал? Молодец! Не бойся! Дави на газ! Ася сжала губы в полоску, нажала на газ – и тут одновременно ударили молния и гром. Вокруг загремело и засверкало, подвесной конвейер остановился, каретки по инерции с грохотом покатили на соседние.
Довольно быстро распогодилось. Снаружи ещё остаточно сверкали молнии. Люди прятались от дождя, вслушиваясь в непогоду, стали постепенно разбредаться по срочным делам. Вновь заработал конвейер. Асе нестерпимо захотелось выйти на улицу, вдохнуть эту прелесть после дождя. Это невозможно пропустить. Разве это честно: там воздух, свобода природы, а ты тут умираешь от невозможности выбраться? Когда выглянуло солнце, Ася не утерпела, вышла через дверь в высоких воротах и подставила лицо солнцу и остаткам дождя. Чувствовала, как мокнут глаза. Моргнула, напрягла мускулы рта и слизнула капельку, потом зевнула. Зевать нельзя. Надо возвращаться в цех. Срочно! Пока никто не заметил отсутствия.
Вновь вернулась на погрузчик. Теперь сиденье не показалось таким тёплым и мягким, как во время грозы. Холодный кожзам, непроницаемый для воздуха, ни намёка на залитый солнцем мир за окном.
При повороте противовесом погрузчика ударила другой погрузчик. Соскочила, присмотрелась – на жёлтой поверхности среди десятка других царапин появилась свежая. Пытаясь замаскировать, потёрла пальцем – бесполезно, лишь отшелушила рваные края краски. Послюнявила. Дальше изобретательность иссякла. Может, не заметят.
– Пиши объяснительную, – сказал человек.
Ася подпрыгнула от неожиданности, нервно сглотнула, загородила собой царапину:
– Ничего страшного.
Человек пальцем отодвинул Асю от погрузчика, осмотрел царапину, прикоснулся. Хотя его внимательный взгляд был направлен на машину, возникало ощущение, что он разглядывает Асю спиной – так напряжены его мышцы.
Какой странный человек и какое странное внимание! Такого с ней ещё не случалось, разве только тогда, в Перми, три недели назад, когда встретилась со старушкой в аптеке. Тотчас возникло лицо старухи – такое, каким сохранилось в памяти, – чуть одутловатое, морщинистое, как кора столетнего дуба.
– Пиши. Иначе оштрафую.
«В чём дело? Просто невероятно. Взгляните вокруг, ни одной машины без царапины». – Она снова взглянула на его спину.
Он обернулся, светлые грустные глаза, вроде не старик, а во взгляде
