как и всегда, почти случайно: заглянул в книжный магазин утром, и там они завелись, прямо напротив полки с книгами Киплинга, но кульминацию отложили до вечера. Нет, вопрос глупый, подумал он, ведь у Дженет был впереди целый день, чтобы предупредить Тупру и Блейкстона, а может и Уилера. Дженет согласилась разыграть этот спектакль, она не так много зарабатывала в своем книжном и уже не надеялась переменить свое положение благодаря лондонскому любовнику, этому Хью Сомерез-Хиллу или другому Хью, кто их там разберет; ее мало что удерживало в Оксфорде, и она согласилась бы переехать куда угодно. У этих детей, насколько он уловил, был легкий йоркширский акцент, еле заметный, если учесть, что их мать была родом из Оксфорда, а ведь именно матери главным образом передают своим малышам акцент или язык, материнский голос они слышат первым. Видно, ей пообещали что-то хорошее, новую жизнь, более надежную работу и сразу же вручили приличную сумму, а ей нечего было терять, и она мало чем была обязана Тому: он так и остался для нее лишь мимолетным увлечением, помогал скрасить время, избавиться от одиночества, одолевавшего ее в некоторые вторники, среды или четверги, выполнял роль небольшого кинжала, который можно иногда вонзать в грудь легкомысленному Хью, даже если тот этих ран и не замечал. А Тому в любом случае предстояло вскорости покинуть Оксфорд, и он вряд ли хоть раз вспомнил бы о ней, вернувшись в Мадрид, к своей многотерпеливой испанской невесте, так что Дженет без колебаний устроила ему ловушку. Томас был персонажем временным, Томас был пылинкой, пеплом на рукаве старика. И саму Дженет не в чем было винить, не в чем упрекнуть, если она еще была жива, если еще жила в своем Йоркшире с мужем и детьми, с Клэр и Дереком, а не была задушена колготками двадцать лет назад. Ужасная выдуманная смерть.
Погрузившись в свои мысли, он потерял из виду непоседливых детей, Клэр и Дерека, а потом его отвлекли воспоминания, догадки и гипотезы. Том быстрым шагом обошел залы, нигде их не нашел, чертыхнулся, встал у выхода из “Кабинета ужасов”, или как он там называется, проверяя, не занесло ли брата с сестрой туда; побродил еще немного, вышел в вестибюль, заглянул в магазинчик и там с облегчением увидел обоих: они, судя по всему, уже собирались уходить. А ему надо было непременно кое-что выяснить, так как другого случая уже не представится; надо было кое-что у них спросить, хотя он и сам не знал, что и как, чтобы не напугать, не вызвать подозрений, чтобы они не подумали ничего плохого, поскольку в 1994 году обратиться по-свойски к детям было уже затруднительно, если вообще не воспринималось как порочный поступок, – начиналась эпоха чрезмерной подозрительности и форменной истерии.
Брат и сестра жадно рассматривали повторенные в твердом пластике восковые фигуры – размером со старинных оловянных солдатиков. Они восхищались выстроенными в ряд на прилавке копиями, но ничего не трогали: такая покупка, скорее всего, была им не по карману. Том видел, как они перебирали свои монетки и, наверное, подсчитывали, сложив их вместе, хватит ли этого хотя бы на одну фигурку. Рядом по-прежнему не было ни учителей, ни родителей, никого из взрослых, никто за ними не присматривал; но, кажется, друг друга им было вполне достаточно, а может, они были сиротами и жили с молодой и легкомысленной теткой, которая рада была время от времени ненадолго сплавить куда-нибудь племянников. Одеты они были обычно, не выглядели ни богатыми и ни бедными – нормальные дети из семьи среднего класса, каких тысячи, хотя если Дженет умерла, то у них не было матери; но Том тотчас обругал себя за то, что запутался во временах и обстоятельствах: если Дженет умерла в тот вечер, когда ее убили, эти двое не могли быть ее детьми – как бы она могла их родить?
Он подошел и тоже стал разглядывать самых популярных персонажей: здесь продавались Уинстон Черчилль, но не было нынешней королевы (надо полагать, из уважения к ней), Индиана Джонс и Харрисон Форд, Джеймс Бонд или Шон Коннери (кто бы из актеров ни брался ему подражать, настоящим всегда был лишь Коннери в смокинге), Шекспир и генерал Гордон, крошечная королева Виктория, Наполеон и Монтгомери в берете, с усами и в дафлкоте (Блейкстон непременно купил бы его), Элвис Пресли и Лоуренс Аравийский на верблюде (наверное, он был самым дорогим), Шерлок Холмс и доктор Ватсон, Долговязый Джон Сильвер и Оскар Уайльд с тростью, в перчатках и с волосами до плеч, Алиса в Стране чудес, кто-то похожий на Феджина благодаря длинному пальто и козлиной бородке, мистер Пиквик, Мэри Поппинс, монстр Франкенштейна и Дракула – при этом самыми знаменитыми и узнаваемыми были, как правило, персонажи выдуманные, а не исторические.
– Кто вам больше всех нравится? – спросил Том, выждав несколько секунд, такой вопрос показался ему самым невинным способом завязать разговор.
Дети обернулись, и по лицу девочки было видно, что она его узнала. Но опять не испугалась и не насторожилась, а посмотрела с естественной приветливостью (это было живое лицо Дженет Джеффрис), с той же, с какой прежде реагировала на его внимательные взгляды.
– Мне – Шерлок Холмс, – быстро ответила она.
– А мне – Индиана Джонс, – добавил мальчик с восторгом. – А вам кто?
Томас изобразил мучительные сомнения. А потом сказал, чтобы вызвать его интерес:
– Того, кто мне по-настоящему нравится, здесь нет, потому что, к сожалению, его нет и в музее.
– Нет? Правда? А кто это? – спросили оба почти в один голос.
– Уильям Браун, то есть Просто Уильям. – И повторил: – Просто Уильям. – Именно в его честь Томас назвал своего сына Гильермо, который, наверное, уже сильно вырос и считал, что у него нет отца.
– А это еще кто такой? – спросил Дерек со смесью удивления и разочарования. – Понятно, почему его здесь нет, такого ведь никто не знает. Он из какого фильма?
– А вот я слышала про этого Брауна, – вставила Клэр. – Но не знаю, какой он, потому что никогда его не видела, и он не из фильма, а из старых книг.
– Верно, из книг тех времен, когда я был маленьким, да и тогда эти книги не считались совсем новыми, и совершенно ясно, почему вам он незнаком, – объяснил Томас. – А вот из этих я бы выбрал Шерлока Холмса, как и ты.
Клэр такой ответ доставил удовольствие – все ее чувства отражались на лице гораздо откровенней, чем прежде у Дженет Джеффрис. Ей льстило, что взрослый человек поддержал ее выбор.
– А кого вы собираетесь купить? Как вижу, вы складываете
