вместе свои монетки.
– Мы размышляли, – она употребила именно это слово. – У нас хватает только на одну фигурку.
Фигурки стоили дешево, но детям все кажется дорогим.
– А как же вы вернетесь домой, если останетесь совсем без денег? Или вы живете здесь поблизости?
– Нет, мы живем не в Лондоне, мистер, мы просто сюда приехали. – Разговор вела Клэр, а Дерек с открытым ртом уставился на строй персонажей, которых не мог купить. – Но папа ждет нас в соседнем пабе. Он отвезет нас обратно в гостиницу. Нам осталось пробыть здесь всего одну ночь, и завтра мы поедем домой.
Томас Невинсон – или это был Дэвид Кромер-Фиттон? – сразу понял, как можно понравиться детям, вернее, как можно понравиться им еще больше:
– А ну-ка, дайте я отгадаю, откуда вы приехали, и, если попаду в точку, мы поступим так: я куплю вам четыре фигурки по вашему выбору, каждому по две – просто от радости, что не ошибся.
Мальчика игра явно заинтересовала, но он все-таки не до конца поверил незнакомцу:
– Да нет, вы не сможете. Великобритания, она вон какая огромная, в ней много всяких мест.
– Вы из Йорка или его окрестностей, – уверенно заявил Томас.
Брат и сестра смотрели на него, выпучив глаза от изумления.
– Ага, понятно, вы это узнали от Шерлока Холмса, да? – спросил Дерек.
– А мы всё от него узнаем, в первую очередь именно от него, – заверил его Томас. – К тому же я очень хорошо умею определять такие вещи по акцентам, а еще умею акценты передразнивать. И теперь готов выполнить свое обещание. Выбирайте четыре фигурки.
– Правда? Вы это серьезно? Вот спасибо!
Дети пришли в такой восторг, что не стали ждать подтверждения, Томас тотчас повторил:
– Совершенно серьезно. Пари есть пари, дело святое.
Они быстро повернулись к нему спиной и снова стали совещаться: какие четыре фигурки выбрать, то есть две и две, не потратив ничего из своих денег. Пока они решали, Том продолжил расспросы:
– А ваша мама? Она с вами не приехала?
Клэр повернула голову, чтобы ответить, но только на минуту, так как была занята куда более важным делом:
– Наша мама умерла полтора года назад. Погибла в автокатастрофе. – Она сказала это просто, словно уже привыкла давать такое объяснение.
“Значит, она все-таки умерла, – подумал Том с непонятным облегчением, которое тотчас рассеялось. – Но умерла вовсе не тогда, когда должна была умереть”.
– Какое несчастье, – сказал он, – мне ужасно жаль. А как ее звали? Дело в том, что вы очень и очень похожи на одну мою приятельницу из времен юности, но я уже много лет ничего о ней не знаю. Так похожи, как если бы были ее детьми. Почти так же. – А сам подумал: “Сейчас они точно скажут: Дженет”.
– Ее звали Дженет, – ответила девочка, опять лишь слегка повернув голову и глядя на него краем глаза, но не столько из любопытства, сколько из вежливости: нельзя же говорить с человеком, повернувшись к нему затылком. Но вот предполагаемая дружба, о которой он упомянул, была ей безразлична.
– Надо же, какое совпадение – так же, как и мою подругу, – подхватил Том. Правда, в Англии были тысячи Дженет. – А дальше? – настаивал он и не мог не настаивать, поскольку другого случая узнать правду у него не будет.
– Дженет Бейтс, как и мы.
“Эту фамилию она взяла, выйдя замуж, – подумал Том. – Значит, она вышла не за своего Сомерез-Хилла. Да и вряд ли бы он оставил жену ради продавщицы из книжного магазина. В ту пору он был членом парламента и мог вот-вот превратиться в действительно Важную персону. Но в политике этого не добился, насколько я знаю. И она с опозданием вышла замуж за обычного Бейтса из Йоркшира; между прочим, один из солдат у Шекспира тоже носит такую фамилию, один из тех, кого обвел вокруг пальца переодетый Генрих Пятый. Да, рядовой солдат, если я правильно помню”.
– Я имею в виду – до замужества. Моя подруга не была замужем, когда я ее знал. Вы знаете девичью фамилию вашей мамы?
Они, конечно, могли ее и не знать, английские женщины не сохраняют свою девичью фамилию в отличие от испанок, в отличие от Берты Ислы.
Дерек в растерянности обернулся, словно впервые в жизни услышал выражение maiden пате, и ему в голову никогда не приходило, что его мать могла носить раньше какую-то другую фамилию – не ту, что всегда. Но девочка была старше, девочка Клэр наверняка ту фамилию знала. Томас прочитал это по ее глазам, прежде чем она открыла рот. “Сейчас она скажет: Джеффрис, – подумал он, – наверняка скажет: Джеффрис”.
– А я знаю, – выпалила Клэр. – В молодости ее звали Дженет Джеффрис.
Слишком много совпадений, чтобы матерью этих детей не была Дженет Джеффрис. Главным образом из-за сходства, из-за потрясающего сходства – оба были ее точными копиями. И не было необходимости просить Клэр повторить фамилию по буквам.
– Ну так что, была она вашей подругой?
– Нет, – ответил Том Невинсон. – Моя подруга была Роуленд, Дженет Роуленд. – Он предпочел на этом остановиться и расстаться с ними, чтобы обдумать уже совсем другие вещи.
Он не был обязан сообщать правду этим Бейтсам из Йорка, ведь он их совсем не знал. На самом деле в течение последней половины своей жизни – или даже целой жизни – он не был обязан сообщать эту правду вообще никому, включая самых близких людей, а начиная с нынешнего дня – тем более.
Дерек выбрал своего любимого Индиану Джонса и монстра Франкенштейна. Клэр – своего любимого Шерлока Холмса и его верного Ватсона: разве можно было иметь дома одного без другого? Эта девочка понимала, что такое верность, – в отличие от своей матери, в конце концов все-таки погибшей, хотя умирать она не очень-то спешила. А вот он, наоборот, не умер, то есть умер только официально, но официальную версию можно опровергнуть и перечеркнуть, если покойник вдруг оказывается живым. Том быстро заплатил за покупку, вручил детям завернутые в бумагу фигурки и у выхода распрощался с обоими за руку, они ведь ни в чем не были виноваты. Ни Клэр, ни Дерек его имени не спросили. Но ему это было безразлично: уж чего-чего, а имен у него было полно, наверное, столько же, сколько у самого Тупры. Или у Рересби, или у Дандеса, или у Юра.
– Скажите, а вы могли бы допустить, что профессор Уилер был в курсе дела, то есть участвовал в обмане и знал обо всем с самого начала? – спросил Томас мистера Саутворта и добавил: – Он первым попытался завербовать меня, и, насколько помню, вы же сами меня и заверили: мало что из происходящего в Оксфорде ускользнет от него, и уж тем более убийство. Заверили, что он
