будет тосковать по ней, он радовался избавлению, он будет тосковать по ней. Она началась с обмана, в ней было много грязи. Он распрощается с ней. И будет тосковать по ней.
Теперь Тупра глядел на него холодно. Он терпеть не мог чужую слабость, жалобы, упреки или если ему противоречили. Он был доброжелательным, да, и даже приятным, но только в ситуациях, когда давал инструкции, наставлял, упрашивал, убеждал. Он держался дружелюбно и старался, чтобы собеседник почувствовал себя человеком достойным уважения и значительным, а некоторые даже принимали за честь его предложение поступить к ним на службу. Иногда Том тоже чувствовал это, но не всегда. Ему случалось видеть Тупру безжалостным и грубым, когда тот хотел добиться своего, если не уговорами, так силой; однажды он при Томе едва не дал волю кулакам, но вовремя остановился или понял, что все-таки не стоит переходить известные границы. И вот теперь Том угадал по его лицу, что разговор ему надоел до чертиков. Нет, не разочаровал, поскольку Тупра был из тех людей, которые успевают разочароваться заранее, даже если для этого вроде бы еще нет оснований. Том, в конце-то концов, был только одним из многих им завербованных, и Тупре просто не хватило бы времени на то, чтобы вникать в переживания каждого.
– У тебя была возможность отказаться, – сказал он. – И если бы ты отказался, то… Если бы ты отказался, то весьма скоро обнаружил бы, что ни о каком обвинении речи идти не могло, оно было немыслимо, оно сразу же растаяло бы как мороженое. И ты спокойно вернулся бы к прежней жизни.
Томаса возмутило, что Тупра с такой легкостью рассуждает о своей старой ловушке, о старом спектакле, словно в них не было ничего особенного и ничего плохого. В тоне его не прозвучало и намека на извинение, хотя бы намека на то, что ему стыдно. Он испортил человеку целую жизнь и оценивает это всего лишь как издержки профессии.
– Что я могу тебе сказать, если ты сам сделал неправильный выбор, поддавшись страху? Если ты дал слабину? За это я не несу ответственности, я всего лишь выполняю свою работу – стараюсь привлечь на службу Королевству лучшее, что есть в Королевстве. И не забывай: в обмен ты получил необычную жизнь, особую судьбу, и наверняка кое-кто сумеет прочитать это по твоему лицу. А ведь у большинства людей читать там просто нечего – ничего не прочтешь, как ни старайся.
“Нечеткие буквы на камне… ” – подумал Том Невинсон. Не было смысла ни злиться на Тупру, ни спорить с ним, он был похож на пасть моря, которая невозмутимо все заглатывает.
– Я уезжаю, Бертрам. Возвращаюсь в Мадрид. Здесь я уже со всем покончил.
– А тебе никто и не мешает, Невинсон. Кроме того, ты уже много времени бездействуешь. И сейчас обойтись без тебя нам будет легче, чем еще несколько лет назад. Если говорить будничным языком, мы считаем, что ты свое отработал – и хорошо отработал. – Он закурил вторую сигарету, а Томас достал свою, это помогало ему держать себя в рамках. – Ну так вот, – Тупра мгновенно перешел с официального тона на дружеский, – если ты вернешься в Мадрид и будешь спокойно сидеть там, нам не составит труда отыскать тебя. Как объяснил тебе Молинью, мы полагаем, что серьезной опасности для тебя уже нет. Но какая-то все-таки существует, так что совсем расслабляться не стоит. Даже когда пройдут годы и горизонт будет совсем чистым. – Он щелкнул пальцами, чтобы подозвать официантку, и жест был южным, а совсем не британским. – Для нас опасность существует всегда, до самой нашей смерти.
– Надеюсь, риск невелик, – ответил Том. – Нас ведь каждый день подстерегают и другие опасности – болезни, несчастные случаи или грабежи. Было бы слишком самонадеянно думать, будто обо мне до сих пор кто-то помнит. Весь мир занят своим настоящим, а я уже принадлежу к другой эпохе. Новые поколения преследуют собственные цели, и прошлое их мало волнует, оно их вроде бы даже не касается. А я – это прошлое.
– Так оно обычно и бывает, – сказал Тупра. – Но всегда могут найтись такие, кто ничего не забывает, кто застрял в том времени. Как правило, кто-нибудь один все помнит, хотя бы кто-нибудь один. Другое дело, что этот кто-нибудь вряд ли решится начать действовать. Сейчас все стараются не вмешиваться в то, что быльем поросло и что нельзя исправить. Осталась обида – вот и все. Наверняка все. И тем не менее не слишком на это надейся. Обида порой заставляет человека вдруг встать со стула и сделать несколько шагов. Довольно серьезных шагов.
– Еще один вопрос, Тупра. – Несмотря на заботу, которую бывший шеф проявлял о нем, Том просто не смог обратиться к нему по имени. Он решил обойтись без дальнейших упреков, но досада его продолжала расти – и на Тупру, и на кого угодно еще, коль скоро от Тупры любые упреки легко отскакивали. – Был ли с моей вербовкой как-то связан профессор Уилер, вообще со всем этим?
Тупра ответил охотно, без малейших колебаний, и поэтому ответ прозвучал искренне:
– Нет, никак не связан. Уилер ничего не знал. Он только заметил способного студента и порекомендовал его нам – вот и все. Ну, он попытался прощупать тебя, но безуспешно, видно, вел беседу не слишком убедительно. Остальное было нашим делом. Для него та девушка была мертвой, как и для тебя, он, разумеется, обратил внимание на странное совпадение, на то, что нам вроде как подвалила удача, однако воспринял это именно как удачное совпадение, о чем и сказал. Или ничего не сказал. – Тупра криво ухмыльнулся. – Но мы и не могли ввести его в курс дела: от Уилера никогда не знаешь, чего ждать. Он куда порядочней нас, он-то точно принадлежит к другой эпохе.
И вполне мог разрушить все наши планы. И наверняка стал бы возражать. И наверняка предупредил бы тебя.
– То есть, по твоим словам, лучше было обмануть и его тоже. Но что-то мне в такое с трудом верится. Он участвовал в войне, а там люди избавляются от многих предрассудков. И я не знаю, возвращаются ли к ним потом.
Тупра ничего не ответил, да в этом и не было необходимости.
– А тот полицейский, Морс? Он-то уж точно был в курсе дела. Ведь именно он якобы осматривал тело.
– Не держи на него обиду. Да, звали его Энфилд Морс – имя засело у меня в памяти, так как оно связано с названием оружия [60], это ведь все равно как зваться Винчестер, или Ремингтон, или Смит-Вессон. По правде сказать,
