официанткой в одном из самых дорогих ресторанов Петербурга. Открывался он в десять утра и закрывался в двенадцать ночи, поэтому девушка работала или в дневную, или в вечернюю смены. Если работала до закрытия, то возвращалась домой на такси. Брат за этим следил строго.
Вообще, отношения этих двоих ставили Инну иногда в тупик. Они могли орать друг на друга, но уже через минуту Алька жаловалась брату на придирчивую клиентку, и тот ей искренне сочувствовал. Он мог сколько угодно ворчать по поводу замотанных в полотенце волос и клясться, что завтра уж точно ни за что не возьмется ее причесывать, а утром как ни в чем не бывало крутился вокруг сестры с расческой. Она укрывала парня пледом и подкладывала подушку, если его успевал сморить сон «в антисанитарных условиях».
А еще они совершенно не походили друг на друга. Алька была малышкой в сто пятьдесят пять сантиметров, с кукольным телосложением, осиной талией и детскими ступнями. Она красила волосы и брови в цвет горького шоколада, а глаза были удивительного синего оттенка. Даже без макияжа девушка смотрелась прекрасно. В отличие от брата, она практически не пользовалась никакими средствами по уходу за своей внешностью.
Вадим был смуглым, высоким красавцем. Инна никогда не судила по внешности о характере человека, но здесь… Рост, осанка, взгляд и даже поворот головы демонстрировали превосходство этого мужчины над остальными. Во всей фигуре ощущалась порода. Голубая кровь. Белая кость. Он словно стоял надо всеми, хотя никогда не хвалился навыками, не кичился достатком, но было в нем что-то неуловимое, необъяснимое, недосягаемое… Говорил вкрадчиво, спокойно, и этот голос Инне казался очень знакомым, но как она ни старалась, не могла вспомнить, где могла его слышать. А самым удивительным во внешности Романова были глаза: два угля, словно прожигающие насквозь. Они будто заглядывали в душу, а если Вадим начинал злиться, то угли превращались в две черные дыры — затягивали и заглатывали свою жертву целиком. Сопротивление было бесполезным. Инна на себе ощутила магию этого взгляда, и даже поймала себя на мысли: вот если бы он так посмотрел на нее там в машине и она бы рассмотрела это взгляд, вряд ли согласилась бы на помощь. Она порой терялась перед своим спасителем, покоряясь его необъяснимому превосходству — так травоядное трусит перед хищником.
И было еще кое-что, что удивило беглянку: Вадим ухаживал за собой. Инну это поразило. У отца был крем для бритья и после, да туалетная вода. У Бориса то же самое. А здесь мужчина пользовался специальным гелем для умывания, при этом один был дневным, другой — ночным. Но апофеозом любви к самому себе был уход за руками: три различных скраба, несколько масок, штук пять кремов и в довершении — хлопчатобумажные перчатки на ночь! Зато шампунь, кондиционер и гель для душа в единственном экземпляре. При всём разнообразии языков, что Инне были известны, этикетки она так и не смогла прочитать. Из короткой надписи на флаконах было ясно лишь, что производитель данных моющих средств Италия. У Альки предметы ухода за собой были той же фирмы.
В среду поздно вечером Вадим, наконец-то, взялся за Инну. Девушка посмотрела на его серое от усталости лицо, но говорить ничего не стала. Она не успела опомниться, как он уже развел краску и уже через мгновенье выписывал круги перед ней. Еще через минуту она вдруг стала почесывать нос, а еще через две — чихать.
— Что с вами? Простыли? — поинтересовался Вадим.
— У меня аллергия на химические запахи, — призналась Инна, гнусавя.
— Странно, а реакции на кожу нет, — пробормотал он, вновь заглянув ей за ухо, где делал тест на аллергическую реакцию.
— Не обращайте внимания! Я же понимаю, что это необходимо, — ответила она, шмыгнув носом. — Вы ведь тоже аллергик.
— С чего вы взяли?
— У вас гель для душа, да и шампунь без запаха.
— А вы зачем нюхали? Токсикоманка или, может, клептоманка? Страсть к чужим вещам?
Инна закрутила головой от возмущения.
— Тпру! — тут же рявкнул Вадим.
— А что вы задираете? Я сослепу всё просмотрела. Вдруг у вас в ванной шампунь против блох стоит? Знаете, как тяжко его потом с волос смывать?
— Шампунь против блох? У нас нет ни кошки, ни собаки. Хотя, может, Алька им бы пользовалась? Она иногда так кричит, словно тявкает. А вам что и смывать его доводилось?
— Вот вам весело, а я потом четыре часа волосы расчесывала! С тех пор всегда читаю, что на тюбике написано.
— Странно, а вот у кошек после мытья таким шампунем, шерстка становится гладкой и блестящей.
— Не все кошки любят воду.
— Наш Базилио очень любил. Ему было семнадцать лет, когда он умер. Алька две недели после этого плакала. Даже в институт не ходила.
— Она учится? Где?
— На факультете гостиничного и ресторанного бизнеса. Вот только с английским, да и другими языками беда: нет никаких способностей. Поднимите голову. Жуть какая! Сейчас я вам воды и салфеток принесу.
Инна сидела, обливаясь слезами и ежесекундно шмыгая покрасневшим носом. Такого он никогда не видел, и, честно сказать, переполошился.
— Слушайте, а отек Квинке не случится? Выглядите кошмарно. Будто над кастрюлей с нарезанным луком сидите. Как вы себя чувствуете?
— Как будто сижу над кастрюлей с нарезанным луком. Хватит разговаривать, давайте уже занимайтесь делом, — пробубнила она. Но Вадим опять вышел из комнаты.
Вернулся со стаканом воды и сунул ей в руки таблетку.
— Выпейте, это супрастин. Вам станет лучше.
— Это точно, после супрастина спать буду опять сутки. Да ладно вам! Давайте сюда таблетку. Что вы, ей Богу, всполошились?!
Он внимательно вглядывался в ее опухшее от слез лицо и не знал, что делать дальше. Стоял рядом, держа краску в одной руке, кисточку в другой, а желание было поскорее смыть с несчастной жертвы всю эту химию.
— Вадим, я не умру! Только в вашей власти сократить по времени мои мучения, смилуйтесь!
Так быстро он еще ни разу в жизни не красил. Она шмыгала носом и молча терпела.
— Так вот почему вы никогда не красили волосы! — сказал он, чтобы немного отвлечь ее. — Слушайте, а через две недели вас ожидает химическая завивка. Переживете?
— Если
