правильно называется. Всё как в фильмах про шпионов!
– Ого, и чем всё закончилось? Клеймо поставили или вживили имплантат?
– Очень смешно, – скривилась Лиза. – Просто у них там всё серьезно.
– А зачем полиграф? Знания, полученные в процессе учебы, или есть, или их нет. Обмануть, сделав вид, что ты знаешь, мне кажется, и так невозможно.
– Да они по специальности ничего не спрашивали, вопросы больше касались обыденных вещей и моих переживаний и эмоций. Насколько я понимаю, составлялся психологический портрет.
– Ты голодна? Идем куда-нибудь перекусим, там всё подробно и расскажешь.
– Ужасно голодна! – прошипела Лиза, вцепившись мне в руку, и буквально поволокла вперед. – А потом пойдем ко мне, через час дома как раз никого не будет, – сказала она чуть тише и в нос. Похоже, бесятами были заполнены не только её глаза, но и весь организм.
– Даже не представляю, чем мы сможем занять себя в таком скучном пуританском доме.
– Я найду способ чем-нибудь тебя утешить, Пе́тре, не беспокойся. Как же я хочу получить эту работу, ты даже не представляешь! – сразу же переключилась она, шагая почти вприпрыжку.
– И что же там придется делать, какая должность, зарплата? Ты хоть в курсе, куда так стремишься попасть?
– Толком ничего не сказали, но судя по серьезному подходу, работа с секретными данными, наверное. Ты только представь, через пару лет прихожу я домой в строгом костюме с кожаным лакированным портфелем, а ты в домашнем передничке спрашиваешь: «Как прошел день, дорогая, что нового?» А я такая с важным видом отвечаю: «Много чего, но если я расскажу, придется тебя убить» А ты: «Ну, тогда идем ужинать, я приготовил твой любимый пудинг».
Как тебе такой ход событий? – спросила Лиза с напряженной и слегка надменной улыбкой.
– Да, сюжет волнующий. Но не забывай, что может быть и совсем по-другому. Например, приходишь ты домой уставшая, не чувствуя ни рук ни ног, потому что за день пришлось вымыть двадцать бункеров, в которых только что убили обезьян новым психотропным оружием, имеющим побочное слабительное действие.
Лиза прищурилась, сжала губы и, понизив голос, ответила:
– Вы, Петр Мергель, ужасный человек, не имеющий ни капли уважения к тонкостям женской натуры. Переспорить в дебатах Вас явно не удастся, но мне известен способ, который сильно умерит Вашу непомерную жестокость. У меня дома была припасена для Вас парочка весьма и весьма интересных фантазий, которые теперь я, пожалуй, отменю.
– О нет, это удар ниже пояса, ты не можешь так поступить!
– А слабительный эффект не был ударом ниже пояса?! Ведь обезьян и оружия вполне хватило бы, как считаешь?
– Пожалуй, ты права, и, к тому же, я думаю, что когда начнешь работать в той конторе, от слабительного эффекта они уже смогут избавиться.
– Ты думаешь?
– Уверен.
– Это меня утешило, ты умеешь подбодрить.
Мы обняли друг друга за талию и пошагали в сторону заведения, где подают еду.
* * *
Время, проведенное с Лизой, немного отвлекло от пресного привкуса, преследовавшего меня с самого утра. Вроде бы и наказание за обезьян было отменено, и не было каких-то предпосылок для грусти и уныния. Но всё это было не то. Я пытался всматриваться в детали и мелочи, но их не находил, слушал, нюхал, дышал, но той бритвенной четкости ощущений не было. Получается, что пока ты не знаешь, как может быть лучше, тебя всё устраивает, радуют более приятные моменты, огорчают менее приятные. Но если ты попал в условия значительно лучше прежних, а потом тебя вернули в изначальную обстановку, то тут уже всё. Те же моменты становятся то неприятными, то совсем неприятными. Так уж устроена человеческая натура: мы очень быстро адаптируемся к улучшениям и с тяжестью в груди болезненно долго перестраиваемся на плохое. Обед и фантазии Лизы насытили мой организм, но простых человеческих радостей уже было явно мало, жажда оказалась намного глубже и сильнее. И потому я тихо побрел, опустив голову, в сторону дома, борясь с накатывающими приступами тоски и паники.
Иногда во сне случается какое-нибудь неприятное событие, например ты тонешь и начинаешь задыхаться, или тебя придавливает большим камнем, и ты понимаешь, что всё, конец. И тут тебя охватывает ощущение, что нет, нельзя. Ведь это же я, самое ценное, что есть во Вселенной, а меня начинает давить, и что самое обидное – раздавит. Это и есть то чувство паники, глубинное, первобытное, от которого не может избавиться ни один, даже очень сильный и смелый человек. Только после самого муторного сна наступает пробуждение, и, как по мановению волшебной палочки, ты снова в полном порядке – максимум, с затекшей рукой, замерзший или в непонятной позе. А тут идёшь и понимаешь, что проснуться просто так не получится, ведь ты бодрствуешь, и способов решения проблемы ты не знаешь, и толком даже не понимаешь, в чем эта проблема состоит.
Погруженный в собственные мысли, я наткнулся на стоящего ко мне спиной мужчину. Мы оба всполошились.
– Ой, извините, я что-то задумался!
– Ничего, бывает, – ответил уже не молодой, но крепко сложенный мужчина с явно армейской выправкой и короткой стрижкой. – Ты только, парень, на дороге по сторонам смотри, а то всякое бывает.
– Да, спасибо, я уже почти пришел, мой дом по соседству.
– Что там у тебя стряслось? – спросил второй мужчина, несущий коробку в сторону пустующего соседского дома.
– Да с парнишкой не смогли разминуться на широкой дорожке. Я уже иду. – Мужчина повернулся в мою сторону и, подняв руку ладонью вперед, сказал: – Удачи тебе, парень.
– И вам хорошего дня, – ответил я и побрел в сторону дома.
На пороге мы встретились с мамой, она как раз выглядывала, кто там заселяется в пустующий соседский дом.
– Что, у нас скоро появятся новые соседи? – спросила она.
– Сложно сказать, два каких-то военных переносят коробки.
– Хоть бы кто въехал, а то жалко, что такой дом пустует. Там высохли вещи, которые ты дал для стирки. Тебе их погладить?
– Нет, мам, я уже взрослый и сам должен о себе заботиться.
– Очень хорошо, мужчина должен уметь сам за собой следить, без нянек. Они на сушилке.
Мама проводила меня внимательным взглядом и осталась рассматривать новых соседей, а я, скучающий неизвестно почему, машинально побрел «следить за собой без нянек». Меня даже не особо угнетал процесс глажки, так сильно я был подавлен. Но только до того момента, как острый носик утюга наткнулся на что-то твёрдое в кармашке штанов. Это была та маленькая фигурка, найденная недавно в парке, только теперь постиранная. Повертев немного в руках миленькую вещицу, я машинально сунул её себе в карман и продолжил глажку. Уже почти заканчивая работу, я вдруг обратил внимание на пар – вернее, не сам пар, а на то, как он клубится, поднимаясь вверх. Будто водоворот
