Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

Я ничего не помню дальше этого момента, который показался мне хуже, чем любые побои. Не помню, как отец протрезвел, оделся и отвез меня домой, и не помню, что рассказал маме про проездку. Знаю только, что правду я утаил.

Несколько недель спустя я сидел в обнимку с радиоприемником, дожидаясь начала отцовского шоу. Я хотел рассказать Голосу о тревожных слухах, будто «Метс» собираются продать моего кумира, Тома Сивера. Подтянутый и симпатичный, бывший морской пехотинец, настоящая звезда «Метс», Сивер при каждой подаче сначала складывал руки под подбородком, словно молился, а потом выносил свой мощный торс вперед и опускался на правое колено, словно делал отбивающему предложение. Страшно было даже помыслить, что «Метс» могут его кому-то уступить. Я гадал, что скажет Голос на этот счет. Но время шоу пришло, а Голос так и не появился. Отец опять поменялся сменами или перешел на другую станцию. Я вынес радио на крыльцо и стал медленно вращать рукоятку. Ничего. Я пошел к маме и спросил, не знает ли она, куда подевался Голос. Мама ничего не ответила. Я спросил еще раз. Пустое лицо. Я настаивал. Мама тяжело вздохнула и посмотрела на облака.

– Ты же в курсе, что я много лет просила твоего отца помогать нам, – сказала она. – Так ведь?

Я кивнул.

Она нанимала адвокатов, подавала заявления, обращалась в суд, но отец все равно не платил. Поэтому мама сделала последнюю попытку. Потребовала, чтобы отца арестовали. На следующий день двое копов надели на него наручники и вытащили из студии во время прямого эфира – пораженная аудитория слышала все от начала до конца. Когда на следующий день отца выпустили из тюрьмы, он был вне себя от злости. Выплатил малую долю того, что задолжал нам, и не явился на судебное заседание через неделю. Его адвокат заявил судье, что отец сбежал из штата.

Мама подождала, пока я переварю эту новость. Потом сказала, что сутки назад отец ей позвонил. Он не сказал, где находится, и угрожал, что, если она не перестанет преследовать его за неуплату алиментов, он меня похитит. Годы спустя я узнал, что еще отец угрожал нанять киллера, чтобы маму убили, и был при этом так убедителен, что она поверила – он не блефует. Несколько недель ей сложно было заводить «Т-Берд», потому что у мамы тряслись руки.

Мой отец не хотел меня видеть, но грозил украсть? Бессмыслица! Я поморгал, глядя на маму.

– Наверное, он просто думал меня испугать, – продолжала она. – Но если твой отец покажется в Шелтер-Роке или кто-то скажет, что отвезет тебя к нему, ни в коем случае не соглашайся.

Она взяла меня за плечи и развернула к себе.

– Ты понял?

– Да.

Я отстранился и пошел обратно на крыльцо, к своему радио. Возможно, мама ошибается. Возможно, отец перешел на другую станцию и говорит одним из своих забавных голосов, чтобы его не узнали. Я крутил рукоятку, дергал антенну, прислушивался к каждому голосу, но не один не походил на отцовский – ни один не был достаточно глубок, чтобы от него дрожали столовые приборы, а в ребрах зудело. Мама подошла и присела рядом со мной.

– Хочешь об этом поговорить? – спросила она.

– Нет.

– Ты никогда не говоришь, что чувствуешь.

– Ты тоже.

Она помрачнела. Я не хотел быть таким грубым. Слезы потекли у меня по щекам. Я думал, что мама рассказывает мне всю правду об отце, почему и терзался так, но, конечно, она многое умалчивала. В последующие годы она понемногу открывала мне новые факты, осторожно отрезая по лоскутку от моих иллюзий, связанных с Голосом. Но все равно, я навечно запомнил ее историю, рассказанную на крыльце пасмурным вечером, потому что тогда был отрезан первый лоскут.

Отец обладал невероятным набором привлекательных и отталкивающих качеств. Обаятельный и ненадежный, умный и отчаянный, забавный и несдержанный – и опасный, с самого начала. Прямо на их свадьбе он ввязался в драку. Напился, оттолкнул маму, а когда шафер с его стороны заметил, что с невестой так не поступают, набросился на него. Несколько гостей кинулись их разнимать, но когда приехали полицейские, отец уже бегал взад-вперед по улице и угрожал прохожим.

На медовый месяц отец повез маму в Шотландию. По возвращении она обнаружила, что путешествие на самом деле было главным призом в конкурсе, который отцовская радиостанция устраивала для слушателей. Отцу еще повезло, что его не арестовали. Все два года, что они были женаты, он постоянно ходил по острию бритвы – якшался с мафиози, отказывался платить таксистам и официантам, а раз даже избил своего босса. Постепенно его рукоприкладство распространилось и на семью. Когда мне было семь месяцев, отец бросил маму на кровать и попытался задушить подушкой. Она вырвалась. Две недели спустя он попробовал снова. Она опять вырвалась, но на этот раз он погнался за ней и, прижав к стене в ванной, поднес к горлу опасную бритву. Отец во всех подробностях описал, как сейчас будет резать ей лицо. Он готов был приступить к делу, но тут мой плач из соседней комнаты его отвлек. В тот день мы от него ушли. Переехали к деду, потому что нам некуда было больше податься.

– Почему ты вышла за него? – спросил я маму тогда на крыльце.

– Я была молодая, – ответила она, – и глупая.

Я не хотел, чтобы мама продолжала. Мне надо было только узнать ответ на последний