класса, — Даша лихорадочно выдумывала версию, которую мама могла счесть правдоподобной. В противном случае ей оставалось либо отдать маме часы и, возможно, остаться тут навсегда, или перевести часы и… — Мам, я на день поменялась, завтра отдам…
— А ты что взамен дала?
— Я сочинение за неё написала. У меня лучшие сочинения в классе. Ирина Михайловна так сказала.
Даша точно знала, куда давить, — мама старалась сохранить строгость, но оборона уже была пробита. Мама приосанилась и подавила улыбку.
— Это все знают — что у меня самые хорошие сочинения. Вот она и предложила. Я завтра отдам, честно.
— Смотри мне. И часы убери, нечего, а то сломаешь, — сказала мама и, подумав, добавила, — и нечего за других учиться. Нашлись тоже, лодыри…
Воспитательная беседа завершилась. Оставшаяся часть вечера сюрпризов не принесла: мама лишь изредка для острастки бросала колкие замечания о характере и поведении дочери. Даша спрятала часы в комнате, но не могла отделаться от холодка, пробежавшего по спине, и испуга, настигших её в тот миг, когда она подумала, что застрянет в этом возрасте. Почему-то этого не хотелось, как раньше, когда перед сном она мечтала о втором шансе. Может быть, это неожиданное происшествие — лакмусовая бумажка, ответ на незаданный вопрос.
Пока часы исправно работали, было время подумать — с этого ли периода жизни нужно начинать работу над ошибками. Или стоит перемотать немного вперед — туда, где она относительно независима. С другой стороны, здесь уже столько всего переделано, и куда теперь — всё это?
Что ж, время подумать ещё есть, а подумать определенно есть о чём.
Очередная школьная неделя прошла по плану: быстро, успешно, скучно и до смешного просто. Учителя восхищались Дашиными академическими успехами, смекалкой и богатым лексиконом, одноклассники втайне завидовали и старались держаться поближе. Даша же уставала, но не от учебных нагрузок, а от необходимости ежедневно притворяться проще, младше, глупее.
Привычный ритм выходных был нарушен внезапно назначенным субботником. На улице было зябко, хмуро, промозгло, а серое небо практически легло на крыши домов.
Еле гнущиеся от холода пальцы и хлюпающий нос создавали угрозу лечения семейными методами, о которых долгие годы Даша вспоминала с содроганием. Главным врачевателем выступала бабушка, появлявшаяся по маминому звонку на пороге квартиры с кучей баночек, мешочков и исписанной старой тетрадью с рецептами. Она поила хворого отвратительными сиропами, отварами, настоями, делала примочки и ванны, не обращая внимания на любые возражения. Бабушка с деловым видом закупоривала окна, доставала все имеющиеся в доме шерстяные платки и носки, которые сама же заботливо вязала. Примерно через неделю болезнь, а с нею и бабушка, отступали, и жизнь шла своим чередом.
После уборки листьев и сухой травы у школы Даше больше всего хотелось прийти домой, отогреться в горячей ванне или поваляться под пуховым одеялом с книжкой. Ещё очень хотелось сварить глинтвейна и цедить его под интересное кино, но до этого оставалось подождать ещё лет десять. По крайней мере, можно было позволить себе чай и сладенькое — что-что, а метаболизм и фигура не могли не радовать… От мысли о том, что булочки из любимой пекарни остались в будущем, Даша застонала.
— Что ты там кряхтишь? — спросила мама из кухни и, не дождавшись ответа, приказала: — Давай раздевайся. Мой руки и иди есть.
Даша переоделась, села за стол, и тут случилось страшное: мама поставила перед ней тарелку с рассольником. Даша не любила рассольник в детстве, не смогла полюбить его и потом. Огурцы в первом казались ей чем-то противоестественным. Даша пробовала бороться с ними: она отодвигала их ложкой, зачерпывала только картошку, но склизкие зелёные кусочки просачивались всюду, пропитывали своим вкусом и запахом остальные ингредиенты, а порой казалось, что и посуду. Она нерешительно поковыряла содержимое тарелки ложкой, зачерпнула кубик картошки, попыталась его съесть, но не смогла побороть себя.
— Мам, можно я потом поем, я себя неважно чувствую…
— Да конечно, а то я не знаю, чего тебе резко нездоровится!
— В смысле? — не поняла Даша.
— Хватит придуриваться! Ешь давай! Ты рассольник цедишь, папаша твой нос воротит от холодца! Я что, по полдня должна на кухне проводить, чтобы каждому что-то приготовить? Надоело! Всё, в конце концов, суббота, я тоже имею право на выходной!
— Мама, ты отлично готовишь! Ну не могу я его…
— Ага! То есть ты всё-таки нормально себя чувствуешь! То есть всё-таки в супе дело! Ешь, я сказала, — уже взвизгнула мать, — полжизни с вами на кухне торчу!
Даша смотрела на мать, у которой от крика вздулись вены на шее, и вместо страха, который она испытывала в детстве в такие моменты, почувствовала лишь жалость. Невысокая, худенькая, ещё совсем молодая мама — моложе чем на самом деле была Даша — выбивалась из сил, бегала внутри своего колеса.
— Хочешь, я буду тебе помогать готовить? — внезапно предложила Даша.
— Ты уже помогла, спасибо!
Даша вспомнила о той злосчастной банке горошка и съёжилась. Ей хотелось помочь матери. Хотелось сказать: «Да брось ты эту бесконечную глажку, прекрати без конца натирать полы, выкинь весь хлам и успокойся — чёрный день не настанет». Хотелось просто поговорить по душам. Но она была просто ребёнком.
С высоты своего опыта и возраста многое теперь виделось другим. Прежде Даша не замечала удивительного умения мамы готовить разные блюда из одного и сравнительно небольшого набора продуктов. Замысловатые пироги, блины, оладьи, несчетное количество блюд из картошки, супы собственного изобретения, каши, приобретающие новый вкус в зависимости от добавок и способа приготовления, — лишь позже Даша поняла, каких усилий маме стоило в те непростые времена вкусно и сытно кормить семью.
Да и к тому же, подумалось ей, тот ли она человек, который должен давать советы. Мама, по крайней мере, в тридцать два имела мужа, ребёнка и не объедалась в одиночестве перед телевизором.
— Что тут опять за крики? Кулинарный террор продолжается? — с улыбкой вошел папа.
— Конечно, вам смешно! Попробуйте сами каждый день у плиты торчать! Бардак этот бесконечный за вами убирать! Хоть бы кто «спасибо» сказал! Как так и надо! — мама с грохотом швырнула черпак в раковину и вышла из кухни.
Папа достал из холодильника графин с мутной жидкостью, плеснул на дно кружки и выпил залпом. Потом он сел рядом с Дашей.
— Предлагаю сделку: ты съедаешь мой холодец — я ем твой суп, идёт?
— Я не люблю холодец, — сдавленно произнесла Даша.
— Это с каких пор? — удивился папа.
— Ну вот, больше не люблю.
— Хорошо. Я
