Начну сначала, какъ это все сдѣлалось со мной.>
Записки эти ужасны. Я прочелъ ихъ, не спалъ всю ночь и поѣхалъ на утро къ Прасковьѣ Ѳедоровнѣ и сталъ разспрашивать про ея мужа. Она мнѣ много разсказала и отдала его переписку, его прежній дневникъ. Когда уже похоронили Ивана Ильича, я еще нѣсколько разъ былъ у Прасковьи Ѳедоровны, разспрашивалъ ее, разспрашивалъ его дочь, Герасима, который поступилъ ко мнѣ. И изъ всего этаго я составилъ себѣ описаніе послѣдняго года жизни Ивана Ильича.
Исторія эта и самая простая и обыкновенная и самая ужасная. Вотъ она:
Иванъ Ильичъ умеръ 42 лѣтъ, членомъ судебной палаты. Онъ былъ сынъ Петербургскаго чиновника Государственныхъ Имуществъ Тайнаго Совѣтника, составившаго себѣ маленькое состояніе. Иванъ Ильичъ былъ 2-й сынъ, старшій былъ полковникъ, а меньшой неудался и служилъ по желѣзнымъ дорогамъ, сестра была замужемъ за Барономъ Гриле. И Баронъ былъ Петербургскимъ же чиновникомъ. Иванъ Ильичъ воспитывался въ Правовѣденіи, говорилъ по французски, бывалъ на балахъ у Принца б., спрашивалъ, сынъ ли онъ отца, былъ долженъ швейцару и за пирожки, носилъ respice finem медальку, былъ на ты съ товарищами, по выходѣ заказалъ фракъ и вицмундиръ у Шармера. Было веселое время, тонкій, ловкій правовѣдъ тотчасъ по протекціи отца поступилъ чиновникомъ особыхъ порученій къ начальнику губерніи и высоко и весело носилъ первые два года знамя comme il faut-наго правовѣда – честный, общительный, порядочный, съ чувствомъ собственнаго достоинства и съ непоколебимой увѣренностью, что онъ свѣтитъ во мракѣ провинціи. Иванъ Ильичъ танцовалъ, волочился, кутилъ; изрѣдка и ѣздилъ по уѣздамъ съ новенькимъ петербургскимъ чемоданомъ и въ шармеровскомъ вицмувдирѣ, походкой порядочнаго человѣка всходилъ въ кабинетъ начальника и оставался обѣдать и48 говорить по французски съ начальницей. – Было веселое, легкое, спокойное время. Была связь съ одной изъ дамъ, навязывавшихся щеголеватому правовѣду, и связь эта чуть было не затянула Ивана Ильича. Но пришла перемѣна по службѣ, связь разорвалась.
Перемѣна по службѣ тоже была веселой. Были новые судебные учрежденія. Нужны новые люди. Уже и такъ Иванъ Ильичъ несъ знамя порядочности и прогресса; а тутъ еще на знамѣ написалось: европеизмъ, прогрессъ либеральность, гласный судъ – правый и короткій. Сомнѣнья въ томъ, что быть судебнымъ слѣдователемъ дѣло нетолько хорошее, но прелестное, не могло быть. Права огромны, несмѣняемость, въ 5 классѣ. И Иванъ Ильичъ сталъ судебнымъ слѣдователемъ такимъ же совершеннымъ49 и50 comme il faut-нымъ. Дѣло кипѣло. Иванъ Ильичъ хорошо писалъ и любилъ элегантно писать. И былъ увѣренъ въ себѣ. И дѣло шло. Но тутъ, въ другой провинціи, прежде чѣмъ завязалась новая связь, наскочила не старая, но уже и не молодая дѣвица. Иванъ Ильичъ прельщалъ ее, какъ всѣхъ. Дѣвица прельстилась, но понемногу стала затягивать Ивана Ильича и затянула. И Иванъ Ильичъ женился. Женитьба Ивана Ильича была первый актъ жизни, съуживающій первый размахъ. Прасковья Ѳедоровна была стараго дворянскаго рода, не дурна, полна, чувственна, было маленькое состояньице. Все бы это ничего. Но Иванъ Ильичъ могъ расчитывать на самую высокую партію, а это была партія ниже средней. Впрочемъ, что же, женитьба не мѣшаетъ карьерѣ. И если я уже попался, то могу сказать себѣ, что я не продаю сердце. Такъ и сказалъ себѣ Иванъ Ильичъ. И мечталъ о супружескомъ счастьи такъ, что кромѣ прежнихъ удовольствій холостой жизни будетъ еще домашняя поэзія. Но тутъ оказалось, что жена ревнива, зла, язычна, скупа, безтолкова, и что удовольствія холостой жизни, даже самые невинные, какъ танцы, клубъ надо оставить, a вмѣсто поэзіи очага имѣть ворчливость,51 привередливость, укоризны. – Это была первая тяжелая пора жизни Ивана Ильича, но онъ съумѣлъ найтись. Вся энергія Ивана Ильича перешла на службу. Онъ сталъ52 честолюбивъ: И служба – бумага хорошо написанная стала понемногу цѣлью и радостью его жизни. Пошли дѣти, состояньице жены ушло на обзаведеніе, жена стала укорять и требовать. И потому служба и честолюбіе усилились еще тѣмъ, что одна служба могла давать деньги. И Иванъ Ильичъ работалъ много, охотно, и его цѣнили какъ хорошаго служаку, и повысили. Но тутъ случилось другое непріятное событіе. Будучи уже товарищемъ прокурора и лучшимъ, правя всегда должность, Иванъ Ильичъ ждалъ, что его не обойдутъ при первомъ назначеніи въ Прокуроры. Оказалось, что Гопе, Товарищъ Прокурора, забѣжалъ какъ-то въ Петербургъ, и его, младшаго, назначили, а Иванъ Ильичъ остался. Иванъ Ильичъ сталъ раздражителенъ, ввязался въ дѣло съ Губернаторомъ. Онъ былъ правъ; но начальству суда было53 неудобно имѣть непріятность съ губернаторомъ. Къ нему стали холодны. Все это взбѣсило Ивана Ильича, онъ бросілъ все и пошелъ на мѣсто ниже своего въ другое вѣдомство. – Надо было переѣзжать. Жена замучила его упреками. Жизнь и служба были непріятные. Жалованья было больше, но жизнь дороже, климатъ дурной – говорили доктора. Умеръ сынъ. Жена говорила, что отъ климата, что онъ виноватъ во всемъ. Жена со скуки кокетничала съ губернаторомъ. Повышенія и перехода назадъ не предвидѣлось, самъ онъ заболѣлъ ревматизмами. Положеніе было дурное со всѣхъ сторонъ. Но Иванъ Ильичъ не отчаявался, поѣхалъ въ Петербургъ. Тамъ черезъ друзей отца и одну даму устроилъ себѣ вновь переходъ въ министерство юстиціи на мѣсто выше того, которое занималъ его товарищъ. Ему обѣщали, но перевода все не было до54 1880 года. – Этотъ то годъ былъ самый тяжелый въ жизни Ивана Ильича. – Но тутъ помогла вдругъ и его энергія и счастье, и стало все понемногу устроиваться. Вотъ съ этого то времени и начинается эта ужасная исторія послѣдняго года жизни Ивана Ильича, которую я хочу разсказать.
Въ концѣ55 Августа Иванъ Ильичъ вернулся изъ Петербурга въ деревню къ зятю, у котораго жила жена съ дочерью.
Отношенія Прасковьи Ѳедоровны съ семействомъ56...... были самые натянутые. Подразумѣвалось и всѣмъ такъ разсказывалось, что мы такъ давно не видались и такъ счастливы провесть лѣто вмѣстѣ, что нетолько разговора, но и мысли не можетъ быть о томъ, что семейство Ивана Ильича занимаетъ комнаты, ѣсть, пьетъ, дѣлаетъ нечистоты, которые должна исправлять все таже прислуга, подразумѣвалось, что всѣ этимъ очень счастливы, въ дѣйствительности же своякъ Ивана Ильича, хозяинъ, каждый день ложась спать, говорилъ женѣ:57
– Несносно. Вѣдь надо честь знать, эта безсовѣстность – поселиться и жить. – Эта каторга. И эти претензіи!
– Да ну, чтоже, теперь уже недолго.
– Недолго! Я конца не вижу этому. Очевидно, онъ испортилъ своей самоувѣренностью, и ему ничего не дадутъ. Да и что онъ за драгоцѣнность, что ему сейчасъ мѣсто предсѣдателя? Ничего ему не дадутъ. А мы неси все это.
Такъ было со стороны хозяевъ. Со стороны гостей было тоже. Прасковья Ѳедоровна говорила, что такой ladrerie58 (она ее замѣчала) она не видывала и не ожидала и что это – мученье, которое въ жизнь не забудетъ. Видѣть, что трясутся надъ каждымъ кускомъ. (Она преувеличивала; но въ этомъ была и доля правды) и что если бы она знала, она лучше бы въ избѣ на черномъ хлѣбѣ жила. Но въ избѣ на черномъ хлѣбѣ она и не пыталась жить. Говорила же она это все59 въ такой преувеличенной формѣ для того, чтобы мучать этими рѣчами Ивана Ильича. И Ивана Ильича это мучало ужасно. И60 Иванъ Ильичъ въ это послѣднее время не видалъ добраго лица на своей женѣ, не слыхалъ добраго слова. – Что было еще хуже, дочь отъ скуки и жиру начала кокетничать съ учителемъ. И во всемъ этомъ былъ виноватъ61 Иванъ Ильичъ. Такъ было внутри, наружно же все было очень прекрасно.62 Когда пріѣзжалъ сосѣдъ и послѣ обѣда выходилъ съ гостями на каменную терасу и лакей въ бѣломъ галстукѣ разносилъ кофе, и всѣ другъ другу улыбались, и невѣстка улыбалась, и хозяинъ говорилъ, что у нихъ нынче особенно весело лѣтомъ, гостямъ казалось, что тутъ рай. А тутъ былъ адъ. И въ этомъ аду съ страхомъ того, что изъ него не выберешься, жилъ Иванъ Ильичъ. Въ послѣднее свое пребываніе въ деревнѣ у зятя онъ,63 щепетильный и самолюбивый человѣкъ, замѣтилъ, что онъ въ тягость, и что въ отношеніяхъ къ нему примѣшивается оттѣнокъ презрѣнія, а отъ жены и дочери кромѣ упрековъ не слыхалъ ничего.
Въ Августѣ, почти въ отчаяніи успѣть въ своемъ дѣлѣ, Иванъ Ильичъ поѣхалъ еще разъ въ Петербургъ. Онъ ѣхалъ только за однимъ64 – исхитриться выпросить мѣсто въ 7 тысячъ жалованья. Онъ уже не держался никакого министерства, направленія, рода дѣятельности. Ему нужно было мѣсто —мѣсто съ 7-ю тысячами. Безъ мѣста съ 7-ю тысячами – погибель. Онъ не допускалъ возможности этой погибели; но в эту поѣздку онъ уже рѣшилъ, что не по юстиціи, то по администраціи, по банкамъ, по желѣзнымъ дорогамъ, императрицы Маріи, даже таможни – но 7 тысячъ. И онъ ѣхалъ, везя себя на базаръ,65 кому понадобился, кто дастъ больше. Опять эта цѣль поѣздки его была настоящая, существенная; но подразумѣвалось совсѣмъ не то – подразумѣвалось, что отецъ Ивана Ильича былъ очень плохъ. Онъ жилъ въ Царскомъ, и давно уже66 ждали его смерти. «Il est allé voir mon pauvre beau père. Il ne fera pas du vieux os. Et Jean a toujours été son favori»,67 – говорила Прасковья Ѳедоровна и говорилъ Иванъ Ильичъ. И вотъ эта поѣздка Ивана Ильича увѣнчалась удивительнымъ, неожиданнымъ успѣхомъ. Въ Курскѣ подсѣлъ въ 1-й классъ къ Ивану Ильичу знакомый и сообщилъ свѣжую телеграмму, полученную утромъ губернаторомъ, что въ министерствахъ произойдетъ на дняхъ перетасовка: Петръ Петровичъ, новое лицо, поступалъ на мѣсто Ивана Петровича, Иванъ Ивановичъ на мѣсто Пет. И., П. И. на мѣсто И. П., а Ив. П. на мѣсто Ивана Ивановича. До самой Москвы Иванъ Ильичъ бесѣдовалъ съ знакомымъ о томъ, какіе и какіе послѣдствія выйдутъ для Россіи отъ этой перемѣны. Въ разговорѣ тоже подразумѣвалось – для Россіи, въ дѣйствительности же интересъ разговора состоялъ въ соображеніи послѣдствій отъ этой перетасовки для полученія мѣстъ съ деньгами для самихъ себя и своихъ знакомыхъ. Предполагаемая перетасовка, вводя новое лицо – Петра Петровича и, очевидно, его друга Захара Ивановича, была въ высшей степени благопріятна для Ивана Ильича. Захаръ Ивановичъ былъ товарищу другъ и человѣкъ обязанный Ивану Ильичу. Въ Москвѣ извѣстіе подтвердилось. A пріѣхавъ въ Петербурга, Иванъ Ильичъ нашелъ Захара Ивановича и получилъ обѣщаніе вѣрного мѣста въ томъ же своемъ министерствѣ. И черезъ недѣлю телеграфировалъ женѣ: «Захаръ мѣсто Шлеера при первомъ докладѣ получаю назначеніе Москву».
