Чижиковъ пустилъ густое, бѣлое кольцо дыму; оно плыло, плыло, расширилось въ темную ленту и пропало въ воздухѣ…
— Скажите пожалуста, началъ Русановъ, желая прекратить тяжелое объясненіе:- неужели Ишимовъ ничего не далъ за сестрой?
— Какже, раззорился! По закону четырнадцатую часть отсыпалъ. Вотъ домикъ этотъ и купили. И то вѣдь я Катеньку почти похитилъ. И думать у меня, говоритъ, не смѣй за нищаго выходить. Ну, она, русская душа, и говоритъ ему: думать-то я, братецъ, не намѣрена, — а выйдти выду. Съ тѣхъ поръ у васъ онъ ни ногой….
— Такъ она у васъ бой!
— Да, вотъ тутъ и подумай! Конечно въ видахъ современныхъ потребностей, можно на меня смотрѣть какъ на гадину, пожалуй и раздавить можно; да вотъ какъ у меня на рукахъ этотъ бой, а пожалуй и боята пойдутъ, такъ я и самъ, того-съ, право!
Русановъ засмѣялся.
— Идетъ! Вы при ней пожалуста…
— Что жь ты, Митя, ничего не сыграешь Владиміру Иаваычу, сказала Катенька, садясь къ нимъ и отряхая фартукъ.
— Если ихъ благородіе прикажутъ, не смѣю отговариваться. Да что! Все играю-то я такое….
Онъ развязно сѣдъ за фортепіано и бойко заигралъ польку-foliehon.
"А, каковъ? Еще и польки на умѣ!" думалъ Русановъ.
— Хотите? подошла къ нему Катенька, подставляя руку на плечо.
Русановъ отъ души сдѣлалъ съ ней тура три.
— Не хорошо, что дѣлать! говорилъ Чижиковъ:- пристрастился къ бальнымъ танцамъ; переписывалъ когда-то ноты, какъ Руссо!.. Вотъ и пристрастился…
— Слушайте вы его; пристрастился къ бальнымъ танцамъ, передразнила Катенька:- у купцовъ иногда вечера бываютъ, понимаете? А ты лучше свое-то сыграй…
Чижиковъ немного смѣшался.
— Я, Владиміръ Иванычъ, написалъ вальсикъ… Совѣтовали напечатать, да что! русская фамилія туго идетъ.
Онъ махнулъ рукой и заигралъ свой вальсикъ.
И это былъ вальсъ для танцевъ, но какъ будто въ немъ вертѣлись и "Лучинушка" и "Матушка голубушка" и "Борода ль моя бородушка". Что-то широкое, русское слышалось въ беглыхъ звукахъ…
"Откуда эта сила берется?" думалъ Русановъ, невольно приближаясь къ фортепіано; а Катенька стояла, облокотясь, противъ играющаго, и когда вальсикъ замеръ на послѣдней пѣвучей ноткѣ, она взяла его за голову, и притянувъ къ себѣ, звонко чмокнула.
— О чемъ это вы задумались, Владиміръ Иванычъ?
— Ахъ, еслибы вы звали, какъ я васъ понимаю!
— А что? спросилъ Чижиковъ.
— Нѣтъ, такъ! спохватился Русановъ.
— Нѣтъ не такъ!
И Катенька лукаво погрозила ему пальчикомъ.
Отецъ-командиръ покраснѣлъ и перемѣнилъ разговоръ.
Наступили два дня табельные. Еще наканунѣ Русановъ въ какомъ-то тревожномъ состояніи ходилъ по своимъ комнатамъ; поглядѣлъ въ окно: шарманщикъ вертитъ свой органъ — скучно! Снялъ со стѣны скрипку, сталъ вспоминать недавно слышанный désir — скучно!
"А что если поѣхать? Отчего жь и не поѣхать? Что за бѣда? Мнѣ просто весело тамъ; съ ней пріятно время провести…."
По утру онъ ужь вылѣзалъ изъ брички у крыльца Конона Терентьевича, владѣльца перваго знакомаго хутора по пути.
— Покорми тутъ, сказалъ онъ Жиду, входя въ переднюю.
Слышались голоса дяди и племянника въ горячемъ спорѣ.
— Я удивляюсь, говорилъ Кононъ Терентьевичъ, — какъ это тебя можетъ занимать!
— А я вотъ удивляюсь, какъ это васъ занимаетъ, что меня это занимаетъ….
Русановъ увидалъ Конона Терентьевича, умывавшагося въ двухъ тазахъ; сперва съ мыломъ, а потомъ набѣло въ чистой водѣ; племянникъ стоялъ на стулѣ и курилъ въ душникъ, такъ-какъ дядя терпѣть не могъ табачнаго воздуха, увѣряя, что дышать имъ гораздо вреднѣе чѣмъ самому курить.
— Хвала Аллаху, насилу-то путное сказалъ…. Ахъ, здравствуйте!…. Извините пожалуста….
— Продолжайте, продолжайте…. Въ чемъ дѣло?
— Да, вотъ юноша воюетъ….
— Но, послушайте, дяденька, надобно же что-нибудь дѣлать…
— Кто жь тебѣ сказалъ, что есть на свѣтѣ дѣло? Никакого дѣла нѣтъ, все это фантасмагорія!
Русановъ поглядѣлъ на оратора, а племянникъ даже и курить пересталъ.
— Ну будешь служить, вотъ спроси у него: изъ чего? жалованье получать! Будешь литераторомъ — гонорарій; купцомъ — барышъ; а результатъ одинъ: пить, ѣсть, наслаждаться жизнію… Дураки хлопочутъ, изъ кожи вонъ лѣзутъ, а умный человѣкъ и такъ проживетъ….
— Да какже, по вашему, и цѣли въ жизни нѣтъ?
— Да что ты лошакъ что ли испанскій? Тѣмъ вотъ, когда на гору ѣдутъ, клочокъ сѣна передъ мордой. вѣшаютъ; ну они и идутъ, все хотятъ дойдти…. И ты туда же?
— Послѣ этого и призванія никакого нѣтъ?
— Отставь, надоѣлъ…. Ничего нѣтъ.
— Нѣтъ, дяденька! Вы сами себѣ противорѣчите…. На той недѣлѣ вы читали Искандера и восхищались; вчера перечитывали Переписку Гоголя, и опять восхищались, а нынче опять другое говорите….
— Да ты глупъ! Ну смотришь ты на розу — тебѣ нравится; нюхаешь жасминъ — опять нравится….
— Да? Такъ это все цвѣточки?
— А ты въ самомъ дѣлѣ думалъ ягодки?
Русановъ прислушивался къ литературному каруселю не безъ любопытства. Онъ ждалъ какого-нибудь рѣшительнаго удара, когда вошелъ мужикъ съ глуповатымъ лицомъ и остановился у притолки.
— Что ты Хведько?… Да, я за тобой посылалъ, заговорилъ Кононъ Терентьевичъ. — Поѣдешь въ городъ, купи ты мнѣ сала…
— Чую, протянулъ мужикъ.
— Ну, что чую? Ничего не чуешь! Сало бываетъ двухъ сортовъ: одно бѣлое, другое желтое….
— Се я понимаю….
— Такъ ты мнѣ самаго желтаго привези: это самое лучшее, оно на заграничный рынокъ идетъ…. въ Лондонъ. Когда спросъ увеличился, такъ ваши купцы стали бѣлое подкрашивать орлеаномъ и гуммигутомъ, чтобы показистѣй было… Понялъ?
— Эге! почесывался мужикъ, оглядывая всѣхъ изподлобья. Русановъ улыбался.
— Такъ смотри жь самаго желтаго! Да еще вотъ что попробуй; сало вѣдь состоитъ изъ трехъ кислотъ: олеиновой, маргариновой и стеариновой, да еще органическое основаніе — глицеринъ. Такъ это дурное сало, коли въ немъ много олеину!
Мужикъ переминался съ ноги на ногу и съ ожесточеніемъ глядѣлъ на сапоги.
— Ты его пожми сквозь тряпку!
— Звольте! согласился мужикъ.
— Коли олеинъ потечетъ — не бери!
— Коли олея пидетъ, не бери! повторилъ мужикъ.
— Ну такъ ступай, да помни; сдѣлай это не въ службу, а въ дружбу; я вѣдь не панъ теперь….
— Якъ же не панъ? возражалъ мужикъ.
— Мы теперь сосѣди, объяснялъ Кононъ Терентьевичъ.
— Спасиби вамъ, кланялся мужикъ;- дозвольте мини вже и сынку взять зъ собой; вони тамъ на стану {На пруду.} карасей ловятъ…
— Карасей ловятъ? Ребятишки? Какъ же они смѣютъ? Коля, дай-ка мнѣ тубу!
— Помилуйте, дяденька, жара такая!
— Давай, давай, проворно одѣвался Кононъ Терентьевичъ: — извините на минутку….
— Ничего, и я съ вами, оказалъ Русановъ.
Коля послѣдовалъ за ними въ сопровожденіи мужика. На пруду ребятишекъ не застали. Пошли по хатамъ.
— Съ чѣмъ у васъ борщъ? спрашивалъ Кононъ Терентьевичъ, входя въ комнату:- съ карасями?
— Зъ якими карасями? Виткиля? огрызлась бабуся, закрывая заслонкой печь.
— А вотъ я погляжу виткиля…. — И Кононъ Терентьевичъ, какъ былъ въ шубѣ, полѣзъ въ печь и сталъ вытаскивать ухватомъ горшки….
— Это что, не караси? кричалъ онъ вытаскивая деревянною ложкой рыбу изъ горшка и швыряя въ лохань: — это не караси?
— Та хай вамъ бѣсъ, панъ, кричала баба, — увись борщъ замутили!
— А изъ панскаго пруда таскать умѣете! Чтобы впередъ не было! Въ судъ отправлю!
— Съ чѣмъ борщъ, спрашивалъ онъ въ другой хатѣ.
— Та не ма въ насъ, паночку, весело обрадовалась молодуха: — може каши поснидаете: е и чорна, и била!
— Съ карасями?
— Отъ се такъ! Яка жь така каша съ карасями?
Русановъ взялъ подъ руку Колю и пошелъ съ нимъ по деревнѣ, предоставляя на волю Конону Терентьевичу продолжать свои странствія.
— Это ужасно! горячился гимназистъ: — до какой пошлости можетъ дойдти человѣкъ! Сколько лѣтъ владѣетъ здѣсь, а ни одного грамотнаго на всемъ хуторѣ нѣтъ! Это какой-то феодальный баронъ!
— Это Кононъ Терентьичъ-то? усмѣхнулся Русановъ. — А у васъ славный черноземъ, почти на три четверти аршина, продолжалъ онъ, осматривая оврагъ.
— Да, вѣдь вся эта полоса была покрыта моремъ….
— Что такое?
— Я говорю про допотопный періодъ: тутъ море было, рыбы громадныя плавали, звѣри…. А потомъ, вымирая, гнили вмѣстѣ съ растеніями, образовали черноземъ; море стекало, появились рѣки, и прорыли эти овраги….
— Куда жь оно стекало?
— Оно стекало…. разумѣется куда? Съ земли…. Дяденька ничему этому не вѣритъ…. Онъ даже въ микроскопъ не вѣритъ! съ грустью говорилъ юноша.
— А! соболѣзновалъ Русановъ:- нуте?
— Конечно, тутъ много правды! вѣдь мы съ вами призраки?