светил».
Влад стал подумывать, не попробовать ли поступить в институт? Может, судьба дает ему шанс? Да, нужно поменьше тратить времени на пьянки и гулянки, выбрать институт и подготовиться к экзаменам. Чем черт не шутит – авось и поступит куда.
Юрка же разрывался между рутинной работой в депо, поисками продюсера и альковом «божественной Юлии». О своих отношениях с Юлией он не распространялся и ни в какие подробности друзей не посвящал. Но было видно – влюблен! Малейшее упоминание о Юляше, как называл ее Сашка, вызывало на лице Юрки самое трогательное выражение. При имени Юлия он тут же становился смущенным, застенчивым. Лишь по вздохам, исторгаемым из его груди, можно было догадаться о том блаженстве, какое он испытывает с ней.
ххх
...Они сидели в квартире Влада, родители его ушли в гости. Сперва вдвоем с Сашкой, пили винчик. Обсуждали лесных бандюганов, болтали о работе и вообще за жизнь. Сашка любил помудрствовать о разных вещах и считал Влада тоже в высшей степени философом.
Неожиданно нагрянул Юрка. Злой, потерянный. Жалкий. Желваки дергались на его лице. Сашка, посмотрев на друга, щедро налил ему в стакан.
– Глотни, Юрок, на сердце сразу полегчает, – посоветовал он.
Догадался сметливый Сашка, что Юркина бледность лица и злой, сверкающий взгляд, и нервное перебирание пальцев, не знающих, за что схватиться, – все это связано с «божественной Юлией». По всему видно, что дала она нашему Юрчику от ворот поворот. Вот стервоза.
Юрка выпил залпом и сразу налил второй стакан. Сашка понимающе кивнул, взял в руки гитару и, аккомпанируя себе, запел:
– «Ах, зачем эта ночь
Так была хороша-а...»
– Ладно, не грусти. Еще помиришься с ней, – успокоил друга Влад, наливая и себе.
Быстро осушили одну бутылку, осушили вторую. Хорошо пошло. Бывает, знаете, когда пьется под настроение когда булькает винчик. И все так складывалось, так удачно легли карты: свободная допоздна квартира, в кармане – полученная накануне зарплата. Деньги хоть и не крупные, не миллионы, но на хорошую выпивку хватит с лихвой. И у друга – рана сердца, разбитая любовь.
Короче, вскоре на столе в квартире Влада стояли еще три только что купленных в ларьке бутылки вина.
– Наливай.
Юрка не пьянел. Во всяком случае по нему видно не было. Хотя пил много, небрежно, вино красными струйками стекало с его подбородка, капало на рубашку и белые джинсы.
Он взял гитару Влада и с отчаяньем стал бить по струнам. Так ему было больно, что даже лицо кривил:
– «Иди сквозь буран,
Лети сквозь туман...»
Лопнула с визгом первая струна. Взметнулась в воздух оборванным концом, но Юрка словно и не замечал этого, продолжая концерт. Жилы на его шее вздулись и лицо перекосилось. Впрочем, лица-то и не было – только разинутый рот и сверкающие глаза:
– «Ты Чингисха-ан...»
Сашка и Влад, хоть и окосевшие прилично, с любопытством смотрели на друга. Если бы тот сейчас разбил гитару о телевизор, они бы не удивились.
Юрка взял новую открытую бутылку. Пил прямо из горлышка, сколько мог выхлебать зараз.
– На хрен я ей нужен? Кто я? Обычный слесарюга. А ведь я – рок-музыкант! Такой же, как Мик Джаггер! Как Меркюри, блядь! – выкрикивал он, враз сильно опьянев. – Она думает, что не видать мне сцены, что я сгнию на заводе. Что на меня напялят военную форму. Ни хера подобного! Она еще меня не знает. Сашок, открывай. Что, уже всё выпили? Владя, у твоего бати нет ничего в загашнике? Водяры нет?
Словом, начался настоящий пьяный угар. И в этом чаду в Юркиной смурной голове родилась дикая мысль:
– Если мы не стали королями сцены, то будем королями улицы. Пусть нас теперь все боятся! – он снял с груди гитару.
Влад и Сашка, пьяные, захваченные Юркиным отчаянием, тоже поднялись.
– Она еще узнает, кто такой Юрий Ханаев! Еще пожалеет, что ушла к другому!
Разлили по трем стаканам водку из отцовской бутылки, которую Влад вытащил из бара.
– За нас, пацаны! За дружбу! За «Византийцев»!
И вышли все трое из подъезда дома, где провели свое детство, где во дворе гоняли в футбол и в квача, падали на асфальт, сдирая кожу с коленок и локтей, где в тенистом саду играли на гитарах и мечтали о славе.
Вышли пьяные, очумевшие. Не играть в квача и не петь песни. А пошли избивать прохожих...
ххх
Ночью Влад метался в своей кровати, его рвало. Родители что-то кричали. Мама плакала, отец сжимал кулаки, рад бы задать сыну серьезную взбучку, не будь Влад в таком состоянии.
Под утро он заснул, забылся в полубреду. С твердым намерением не выходить сегодня на работу, потому что в таком состоянии едва ли доберется до проходной.
В каком-то дурмане возникали перед ним сцены на безлюдных ночных улицах: то от них троих убегают случайные прохожие, то кто-то падает под ударами их кулаков и корчится на земле от ударов их ног. Очень смутно Влад помнил, как добрался домой, а как очутился в своей кровати – не помнил вообще.
Проспал до полудня. Потом поплелся в ванную – откисать в теплой водичке, из маминой бутылочки вылил в ванну какую-то пахучую жидкость. Лежал, прикрыв глаза, изредка отводя рукой подступавшую к лицу пену. Призадумался ненароком: куда же свернула его дорога? Явно не в институт. Н-да...
Сашка с Юркой тоже на работу не вышли – дома приводили себя в порядок. Кто знает, к какому выводу пришел бы каждый из них. Но выводы такие глубокие им делать уже не было никакой необходимости.
Потому что два молодых лейтенанта – оперуполномоченные милиции – с самого утра от начальника районной службы криминальной милиции получили задание и довольно быстро с ним справились. Впрочем, дело было несложное – не убийство и не ограбление банка, а злостное хулиганство. Скорее всего, какие-то пацаны из района напились и куролесили. У оперов имелись свидетельства потерпевших: описание внешности преступников, один из которых был в белых штанах, а другой во время нападения пару раз произнес необычное слово «Византия». Это уже кое-что!
Владелец одного из ночных ларьков в том жилом массиве, где было совершено преступление, охотно рассказал гостям-лейтенантам, что подозрительного заметил
