В конце дорожки стояла мама и рядом с ней какой- то мальчик. Почему это мама не в обычное время? А, наверное, сегодня суббота. Или воскресенье. А что за пацан с ней? Ой, нет.
– Марианна, давайте свернем куда-нибудь.
– Там твоя мама, ведь правда?
– Давайте свернем.
– Она, видимо, тебя ищет.
– Нет.
Но Марианна покатила меня вперед. Именно туда, где меня ждал жестокий удар судьбы. Зачем ты так со мной, мама?
Витька обернулся и с каким-то диким лицом следил за моим приближением. Наверное, его посетила та же мысль, что и меня, – свалить куда-нибудь, пока не поздно. Но нет. Надо стоять и пялиться, как я подъезжаю: таковы правила игры. Неужели мама не предупредила его, что я в инвалидной коляске?
– Привет, – сказал Витька. Вместо обычного «здорово», как у нас принято. Или здесь, в больнице, это прозвучало бы не здорово? Если бы Витька слышал эту шутку, он бы посмеялся. Да и я бы посмеялся. А так мы просто уставились друг на друга. Я даже не ответил на его скорбный «привет».
– Антоша, вот Витя к тебе пришел.
Как будто я не вижу. Хотелось провалиться сквозь землю прямо здесь, вместе с этими «приветом», «Антошей», коляской и диким взглядом Витьки. Я отвел глаза и рассматривал траву. Ничего особенного, просто трава. Но можно ее порассматривать, когда хочешь провалиться сквозь землю.
– Вы поговорите пока, – и мама отошла в сторону, стала прогуливаться по дорожкам больничного парка.
– Вот, решил прокатиться, – криво усмехнулся я. Лучше бы молчал.
– И как? – поддержал жалкую беседу мой друг. Вообще-то мы с ним одного роста, но сейчас он возвышался надо мной, спрятав руки в карманы.
– Нормально.
– Ты теперь всегда так…
– Нет, – перебил его я. Как он мог подумать? Хотя… а что бы подумал я сам? – Только пока в больнице.
Витька выдохнул так, как будто копил воздух ради этой минуты неделю, а то и больше.
– Просто пока мы тут стояли, приходил врач и рассказывал твоей маме про какой-то кризис, – затараторил он облегченно.
– Кризис в стране?
– Да в какой стране? Кризис твоей болезни.
– А что это?
– А я знаю? Вот я и подумал, что, наверное, это плохой кризис, когда увидел тебя в коляске.
– Нет, нет, коляска не навсегда.
Мы помолчали. Витька бросил несколько быстрых взглядов на меня. Наверное, ему тоже было неловко, что он стал на десять голов выше меня.
– Как в школе?
– Да как всегда, – обрадовался знакомой теме Витька. – Русичка прессует, математичка болеет, ее заменяет другая, ты ее не знаешь. Она еще хуже.
– Чем наша математичка?
– Да даже чем русичка.
– А Пашка?
– Пашка? Да нормально он, – Витька пнул траву.
– Поссорились, что ли?
– Да.
– Из-за чего?
– Да так.
Вот тебе раз. Раньше секретов друг от друга у нас не было. Да и вообще, Витька как-то поменялся. Может, выше стал? Сидя я не мог об этом судить.
– Не хочешь говорить, не надо, – почти обиделся я. Хотя внутри было какое-то смутное ощущение, что теперь Витька имеет право скрывать от меня что-то или не скрывать. На его усмотрение. Он стал как-то дальше, что ли. И мы как будто не разговариваем сейчас, а переписываемся: я ему фразу – он мне, и так далее.
– Да мелочи.
– Из-за девчонки, что ли? – округлил я глаза. Раз мелочи, то, наверное, из-за девчонки. Ничего себе.
– Забей.
– Ну, а вообще как?
– Нормально.
Витька ботинком перекатывал камешек с места на место, я только сейчас заметил, что он это делает на протяжении всего разговора, чтобы на меня не смотреть. Пришел, наверное, только потому, что надо. Надо же навестить бедного больного друга? Надо. Я смотрел на этот камешек под его ботинком и закипал. Друг, называется.
– Ну и катись отсюда, – процедил я. Хотя катиться-то полагалось скорее мне. С моей коляской.
– Ты чего? – Витька наконец оторвал взгляд от камешка и переместил его на мое лицо.
– Ничего.
– Тоша…
– Просто ты мне ничего не рассказываешь, а пришел только из чувства долга! Стоишь, мнешься, не знаешь, что сказать.
– А ты бы знал, что сказать мне, если бы я в коляске сидел с унылым лицом, а ты стоял рядом на собственных ногах?!
– Не знаю.
– Вот именно!
– У меня унылое лицо?
– Да!
– Ну и пошел ты.
– Ну и катись!
И я покатился. Сам не заметил, как принялся вертеть колеса самостоятельно, никто меня не вез. Марианна углядела это и быстрым шагом направилась следом. Мама тоже не отставала. По крайней мере, я так подумал, когда зацепил их взглядом. Но потом я развернул коляску, и они остались где- то позади. Марианна догнала меня уже у дверей больницы. В палате добавилась и мама.
– Зачем ты его привела?
– Но, Антоша, он сам захотел тебя навестить.
– Чтобы увидеть, что я инвалид?
– Ты не инвалид.
Марианна проворно откатила кресло в угол и вышла.
– А почему я в инвалидном кресле?!
– Ты прекрасно знаешь, что это временно, Антоша.
– А кризис? Врач говорил про кризис. Это, скажешь, хорошо? Кризис не бывает хорошим. Когда кризис, продукты дорожают.
Мама слегка улыбнулась и отвернулась. Видимо, чтобы скрыть улыбку. Что тут смешного?
– Кризис – это не обязательно, когда продукты дорожают.
– Я просто сказал, что это плохо! А ты смеешься надо мной!
– Я не смеюсь над тобой, Антоша. И кризис – это не плохо. Кризис болезни – это резкое улучшение. Не всегда улучшение, конечно, но резкое.
Я как-то разом сдулся, притих. Не всегда улучшение?
– А у меня?
– У тебя улучшение, – улыбнулась мама. – Врач сказал. Только это значит, что теперь нужно еще больше стараться, чтобы выздороветь. И не
