услышал, подошел к ним и забрал ружье, протянув стакан.
— И правда, Марк, не душни. Давайте выпьем. Сангрию сам сделал.
Соня пить не собиралась, а вот Марк опустошил стакан и сказал, как ребенок, попробовавший мороженое в парке:
— Вкусно!
— Ни в чем себе не отказывай, — хохотнул Антон.
Слава снова взяла ружье и сделала с ним селфи.
2 дня после
Муха жужжала все громче. Соня не выдержала и обернулась: та застряла между рамами и билась в стекло. Толбоев постучал по столу карандашом:
— Давай еще раз. Значит, кто видел ружье у Алексеева?
— Да все.
— Весь класс?
— Ну нет. Алина пришла уже позже. Еще Алекс.
Соня смотрела на муху, а муха смотрела на нее.
И деться им было некуда.
38 дней до
Когда Тростянецкая появилась в гостиной, все умолкли. Даже динамики притихли, будто давая прочувствовать момент. Она стояла в проходе — вся в черном, густо накрашенная, глаза со стрелками метались от одного к другому. Черный лебедь, подумала Соня. Держала темную бутылку, словно чего-то ожидая. Антон сразу отделился от остальных, подошел к Тростянецкой и тронул ее за плечо — ровно так, как полчаса назад тронул Соню. Тростянецкая улыбнулась и протянула ему бутылку — Соня успела разглядеть надпись «Рускеала».
Марк, который так и не расстался со стаканом, положил ей голову на плечо и вздохнул:
— Надо же, Тростянецкая.
— Ты что, его не предупредил? — Соня высвободилась.
— О чем?
— О том, что ее не надо звать.
Рука Антона скользила по спине Тростянецкой.
Марк пожал плечами:
— Я как-то даже не подумал…
— Вот и зря! — Соня прошипела, схватила коньяк и подошла ближе к Антону.
Тут объявились Катя и Алекс — опаздывали, как всегда, и уж точно не из-за дурацкой глажки джинсов. Алекс положил на стеллаж шлем и вытащил из косухи бутылку виски. Катя держала его за локоть — так, будто боялась, что он сбежит. Марк как-то сказал, что Кати слишком много, — и Соня была с ним согласна: где Алекс, там и Катя, но не где Катя, там и Алекс.
Алекс кивнул Соне и сразу же нахмурился:
— Алина?
— О чем и речь, — Соня вздохнула.
— Она никуда не ходит. Как он ее заманил?
Антон увидел Алекса, еще раз тронул Тростянецкую, будто извиняясь, и подошел к ним:
— Тут такое дело вышло. Я с другом твоим, Пьером, поболтал, мы вроде обо всем договорились. А я прихожу, ничего нет.
— Он мне не друг. Бывает. Искать надо лучше.
— А ты все про это знаешь, значит? У самого ничего нет?
— Откуда бы? — Алекс усмехнулся и прошел вглубь.
— У вас что-то случилось? — Соня снова попыталась привлечь его внимание, но Антон ее как будто не замечал, продолжая смотреть в сторону Алекса.
Другой встал на стол и поднял колоду карточек:
— Ребят, а давайте играть.
— Давайте, давайте! — выкрикнул Билан. — Смерть мирным жителям!
Соня не собиралась играть, но, кажется, в этом доме всем было плевать, что именно собиралась делать Соня. Она вышла наружу и села у бассейна, ожидая, что кто-нибудь присоединится, но нет — всем было прекрасно и без нее, и из дома только и доносились возгласы по ходу игры.
— Марк, ну не нуди уже!
— Давайте без сливов, ладно? Меня всегда первым сливают.
— Потому что ты опять мафия!
— Я мирный житель!
— Комиссара убили этой ночью.
— А где у нас проститутка?
— Мафия сливает мафию?
— Да не может она быть комиссаром!
Голоса становились все громче, Соня не выдержала и вернулась в дом.
Кружком сидели Антон, Тростянецкая (снова она!), Билан и Марк, остальные толпились над ними.
— Я знаю, кто мафия, — повторила Тростянецкая спокойно.
— Хорошо, — кивнул Антон. — Прости, Билан.
— Да она же тебя обманывает!
— Город засыпает. Последняя ночь, — торжественно объявил Марк.
Антон и Тростянецкая закрывают глаза. Тростянецкая открывает и кивает. Билан матерится.
— Мафия выиграла.
— Да ладно!
Тростянецкая улыбалась.
— Слила меня, значит, напарница? — кивнул ей Другой.
— Да я вообще был уверен, что она комиссар, — оправдывался Антон.
— Ты молодец. Круто играешь, по тебе ничего не понятно, — сказал Другой.
— Я много тренировалась. Как и ты, да? — Тростянецкая ответила ему спокойно, а Другой вдруг смешался.
— Давайте-ка выпьем за мафию, — предложил Антон.
Все чокались, смеялись, обсуждая игру. Им было весело и хорошо вместе — всем, кроме Сони. Тогда она вернулась к бассейну, нашла дальний шезлонг, скрытый от света, накрылась пледом с головой и задремала.
Проснулась от голосов. Антон с Тростянецкой сидели у бассейна. Его рука лежала у нее на талии.
— Почему ты теперь с нами?
— В своей школе кое-что… не поделил.
— С одноклассниками?
— Нет. Учитель урод.
— А что он сделал?
— Да так. Давай не будем. А давно ты здесь?
— В России?
— Я имел в виду в школе. А ты что, переезжала?
— Да. В восьмом классе. С тех пор здесь.
— А куда… дальше?
— А нет никакого «дальше».
Антон прижал ее к себе и поцеловал. Его рука сместилась под футболку, сжала грудь. Ее руку он положил себе на ширинку. Они целовались так минут пять, не меньше. Антон уже успел усадить Тростянецкую к себе на колени и облапать ее везде. Соня боялась, что они начнут сношаться здесь же, у нее на глазах, и при этом боялась выдать себя. Наконец они оторвались друг от друга, тяжело дыша, и Антон сказал:
— Пойдем?
Они скрылись за дверью. Соня досчитала до десяти и пробралась к дому. Столкнулась с Алексом, тот тянул Катю на выход, а она упиралась:
— Да все еще только тусят…
Алекс уже тащил ее за собой, и они исчезли в темноте.
Соня глянула на часы: почти два. Поднесла телефон к лицу, увидела, что стрелки смазались, помада съелась и выглядела она не на двадцать пять, а в лучшем случае на пять. Она хотела домой — и выискивала Марка.
Вдруг его смех раздался откуда-то из угла — Марк сидел в одном кресле со Славой. Ее голова лежала у него на груди, а Марк, будто не
