нее широко распахнутыми смеющимися глазами, а она привычно замирала. Интересно, от счастья всегда нападает ступор? Ей еще не доводилось переживать ничего подобного ни в школе, ни в институте, и Василиса просто упивалась этим ощущением. Считала, любви, как в фильмах и книжках, в жизни не случается, а она вот, здесь и сейчас, происходит с ней самой! Трудно было поверить, что наяву, а не в мечтах или фантазиях. Даже страшно становилось: не бывает столько счастья сразу. Это может плохо кончиться…
Вечно ей надо все испортить. Зачем думать о плохом? Елисей прекрасно умел читать по ее лицу, и она поспешно отвернулась, сделав вид, что поправляет волосы. Вовремя – он не успел ничего заметить.
– Куда пойдем сегодня?
– Ну я не знаю… В музей? – неожиданно предложила Василиса.
Стоит сделать очередную попытку посмотреть на что-нибудь, кроме себя любимых. Вдруг с музеем получится удачнее, чем с кино или театром. Что остается: цирк, планетарий, квест? Если выбрать страшный, где их станут хватать и пугать, обращать внимание друг на друга будет некогда. А еще встречаются такие, где связывают и пытают – понарошку, конечно, но… При мысли об этом по телу прошла горячая волна, и Василиса смущенно опустила глаза. Кажется, они успешно мучают друг друга совершенно самостоятельно.
Елисей заметил неладное, но понял по-своему.
– В музей? – удивился он.
– А ты не любишь?
– С тобой – хоть в музей, – заявил он и огляделся. – Какой тут ближайший?
Они встречались в центре города, поэтому музей нашелся быстро – художественный. Василиса не очень любила картины, но сейчас ей тоже было все равно – галерея так галерея.
В залах оказалось почти пусто – последние теплые денечки все предпочитали проводить на свежем воздухе. Елисей взял ее за руку, и они медленно перемещались от полотна к полотну. Возле одной картины он притормозил, вгляделся пристальнее и озадаченно поинтересовался:
– Реально – домик и флажок? Что за ерунда?
– Это абстракционизм, – не согласилась Василиса. – Если мы не видим смысла, это еще не значит, что его нет.
– Ну да, – скептически заметил Елисей. – Только зачем это в музее висит? Я так тоже могу.
– Как нас учили в институте, тогда стоит задать себе следующий вопрос: если я тоже могу, почему я так не делаю?
Картина правда напоминала неумелый детский рисунок и нисколько ей не нравилась, но Василисе отчего-то захотелось поспорить. Елисей, словно поняв это, приобнял ее за плечи:
– Может, потому что я еще с ума не сошел?
Она медлила, не спеша отстраняться, хотя понимала, что объятия рискуют затянуться. Кажется, ее попытка обеспечить культурный досуг с треском провалилась.
– Ну разве что от тебя… – проговорил Елисей ей на ухо, все крепче прижимая к себе.
– Молодые люди, вы не забыли, где находитесь? – раздался скрипучий голос. – Ведите себя прилично!
Они оглянулись – из угла на них недовольно поглядывала сидящая на стуле смотрительница. Василиса не обиделась, а умилилась: уже и не помнила, когда ей делали замечания за неприличное поведение. Пожалуй, никогда…
Сотрудницу музея можно понять – целый день сидеть без дела на одном месте дико скучно, и вдруг такое развлечение. Василиса чувствовала: от них только что искры не летят, и это заметно даже со стороны. Но обычно прохожие непроизвольно улыбались, и никому в голову не приходило их одергивать, даже если они целовались посреди улицы.
Они резко заторопились, будто вспомнили, что куда-то опаздывают, и оставшиеся залы миновали почти бегом. Ее руку Елисей так и не отпустил, и ее слегка потряхивало – Василиса не помнила, ходила ли так с кем-то, не считая детского сада. С ним все было впервые…
Выйдя из музея, они словно вырвались из заточения, одновременно выдохнули, переглянулись и рассмеялись.
– Больше в этот музей не пойдем, – постановил Елисей.
– А в какой-нибудь другой?
– Какой еще другой – краеведческий, на кости мамонта смотреть?
– Ну этот… палеонтологический. Там, правда, тоже кости…
– Динозавров я люблю, – задумался он. – Но не прямо сейчас?
– Сейчас уже поздно, – успокоила его Василиса.
Они прогулялись по оживленным вечерним улицам, посидели в кафе – Елисей расплатился за обоих, и она не посмела возражать. Потом, когда совсем стемнело, он проводил ее до дома. Это тоже было ново и непривычно – даже в школе никто ее не провожал и портфель не носил…
Они остановились у подъезда. Елисей обнял ее, прижал к себе. Сначала целовал нежно, но с каждой секундой она чувствовала, как напряжение нарастает, невольно передаваясь ей. Сколько они выдержат? Сама придумала добровольную пытку, и он вынужден был согласиться – а что еще оставалось?
Василиса не спешила. Наоборот, хотелось продлить эту неопределенность. Оба знали – все обязательно случится, но немного позже. Когда ему исполнится восемнадцать… Он с ума сходил от желания, но держался. А она упивалась каждой минутой их пока еще невинного романа, отчетливо понимая: ничего такого с ней уже не произойдет, это бывает раз в жизни. Наверное, другие люди – нормальные – переживают подобное еще в школе, но что поделать, если ее накрыло только сейчас. Лучше поздно…
Елисей запустил пальцы в ее волосы. Василиса почувствовала, какая ледяная у него ладонь, хотя вечер, несмотря на приближение осени, был теплый.
– Замерз? – тихо спросила она.
Он отрицательно мотнул головой.
– А руки почему холодные?
– У меня всегда холодные.
– Может…
Василиса не договорила, но Елисей понял без слов и снова покачал головой:
– Нет, никакого чая. Если я поднимусь, то уже не уйду, и меня потом посадят…
– Буду тебя в колонии навещать, – пообещала она.
Войдя в квартиру, Василиса захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и усилием воли подавила желание сползти на пол. Завибрировал телефон.
«Лис, я тебя хочу».
Что на это ответить? Она не могла до конца разобраться в своих чувствах. Ей было трудно поставить себя на место парня, и она эгоистично думала лишь о себе. Пока он с ней, но что произойдет, когда они перешагнут черту? В себе-то она не сомневалась, а на сколько хватит Елисея? Может, он принимает желание за любовь?
Нет, не может. Она бы уловила, если бы его интересовало только это, и вряд ли ответила взаимностью. Всегда была равнодушна к физической составляющей любви и считала, что способна спокойно без нее обходиться. Но ничего не поделать, если так принято, иначе никаких отношений не получится.
Она даже невинности лишилась ближе к концу третьего курса просто потому, что дальше откладывать было некуда, и так позорно затянула. К ней неожиданно проявил интерес однокурсник, который перевелся к ним из другого вуза. Никаких романов
