Восход развеял мрак Андреевской ночи. Пролетела ночь, а за ней и весь гни лой октябрь. В жизни лагеря революционных перемен не происходило. Только для некоторых двухгодюшников забрезжил рассвет свободы с приходом ноября. В стра не было явное перепроизводство голубых офицеров, поэтому многие из нас мечта ли о приходе замены. Как только проклюнется новоиспеченный офицер в парадно голубом на КПП лагеря, в душе каждого из нас появлялась надежда.
- Может, это мой голубой? - как-то вырвалось у Андруса при виде одного из лейтенантов в парадном мундире.
- Мечтаешь все, - сказал взводный. - Замена в лагеря придет, но нашему брату строителю смены не будет, так что носить тебе, Андрус, твой грязно-зе леный мундир до больших дыр, - пессимистично заметил один из наших строите лей. Через несколько дней на одном из совестьчаяний батальона сбылись его предсказания. Выяснилось, что будут уволены досрочно только четверо: два взводных, начпрод и начвещь. Взводный Чернодор находился в госпитале с поли артритом. Начпрод тащил уже свой второй лагерный срок, поэтому особой радости по поводу своей амнистии он никак не выразил. Два года отслужив солдатом, начпрод почти в тридцать лет пошел на второй лагерный срок, а в военкомате ему бросили через порог: "Ну судьба! Потерял уж два года. Раньше больше тер пели!" Мимоходом замечу, что двухгодюшников, тащивших свой второй лагерный срок, были десятки. Параллель! Отбывание первого срока не освобождает от вто рого. Командир взвода связи, конечно, был рад досрочному освобождению, но ма териальные ценности, которые за ним числились и не существовали нигде, рано или поздно заставят его платить. С освобождением начальника вещевой службы вообще все было в тумане.
Первым не выдержал Василий. - Товарищ майор, у меня к вам один вопрос. У остальных, что, долг больше? Майор Гек нашелся очень быстро, видимо, в штабе бригады его проконсультировали по этим вопросам. - Остающиеся двухгодичники относятся к числу дефицитных специалистов, поэтому будут уволены после окон чания срока службы, - ответил Гек на вопрос взводного. Василий, убитый своей дефицитностью, провалился вместе с остальными еще на восемь месяцев в Воло годское болото.
- Я думаю, что двухгодичникам нет основания расстраиваться. Жилищный воп рос у вас решен. Будете работать, не заметите, как и время пролетит, - начал философствовать Гек. Последняя фраза резанула мои уши. Андрус, сидящий рядом, закрыл свои глаза ладонью и сидел неподвижно.
- Товарищ майор! Почему все двухгодичники нормальные люди, а вас послуша ешь, создается впечатление, что вам в Кувшиново пора, - перебил я майора. Гек знал, что в Кувшиново психиатрическая больница, но к таким вопросам его не подготовили, и он выпалил:
- Почему? Разве Василий не коммунист! - воскликнул Гек, приведя пример не нормального двухгодюшника. После такого ответа взрыв смеха потряс казарму юж ную. Василий был коммунист, единственный из нас всех. Коммунист, отказавшийся работать в райкоме партии, а таким коммунистам совершенно случайно место в лагере. Смех нисколько не смутил Гека, он продолжал философствовать, хотя его никто не слушал. Обрывки отдельных фраз говорили о том, что ему Кувшиново уже не поможет.
- Вот я люблю работать, нет, командовать! - это один из афоризмов Гека.
- У нас есть некоторые товарищи, которые нас считают паразитами, - так Гек попал в бурный поток своей же словесной чепухи. Майора явно надо было спа сать.
- Мы этим говорунам гайки довернем, - неожиданно майор вспомнил теорию за винчивания гаек. Спас его Эдуард - дипломированный инженер-механик:
- Товарищ майор! Этим говорунам на болты резьбу не нарезали, вертеть упари тесь, - помощник помог начальнику, не дал кануть в пучине словесной болтовни. На этом все кончилось. Совестьчаяние перешло к несущественным вопросам: тема политзанятий, ответственные и прочая чушь. В десять вечера все разбрелись по полю чудес.
В середине ноября мы прощались с ребятами, уволенными в запас. Иол от ра дости в пассажирском вагоне стал проводить построение и был снят в Череповце. Наши уезжали менее шумно. Чернодор перед самым отправлением поезда сказал мне последнюю напутственную фразу комбрига. "Не говорите ничего плохого об армии, нам здесь и так трудно", - сказал комбриг, уволенным в запас досрочно. Поезд вместе с солнцем ушел на запад.
- Спокойной ночи, Андрус. Нас завтра ждет лагерь. Спи крепче, день будет трудным, - сказал я своему, тогда уже единственному соседу, который с болью во взгляде смотрел на опустевшую в углу постель.
-3
На следующий день лагерь встретил нас строевым смотром. Заезжий полковник, выслушав очередного офицера, приближался к нашему батальону. Капитан Деловани был краток, у него не оказалось ни жалоб, ни предложений. Я отключился от происходящего на некоторое время, но окрик полковника вернул меня в строй.
- Вы почему молчите, товарищ лейтенант? - после чего я четко назвал свое звание и фамилию, дальше вырвалось совершенно неожиданное: "Два года строи тельных лагерей по статье о всеобщей воинской повинности".
- Товарищ комбриг, идите сюда. Послушайте, что говорит ваш офицер, - взор вался полковник. Вороны слетелись незамедлительно. Комбриг сразу вонзил в ме ня умертвляющий взгляд и сухо сказал:
- Мы, лейтенант, по отношению к таким, как ты, пойдем другим путем. Молчать в таких случаях нельзя, но и ответ должен быть подобен разящей молнии. Огром ным усилием воли я выпалил полковнику в "печень". - Товарищ полковник, мы 72 года идем другим путем, а пришли к перестройке, - полковник присел от боли на правую ногу, шарахнулся в сторону, ища опору на "канатах", но до победы было далеко. Вороны слетаются стаями. В лагерях поединок проходит не по спортивным законам, там жертву рвут стаей.
- Вот такие, как ты, лейтенант, развалили перестройку, - сказал заезжий полковник. Его фраза поразила всех своей обыденностью, но опередил Андрус. Товарищ полковник!
Где вы слышали, что перестройку развалили? Мы на болоте живем, ничего не знаем, расскажите, - рассказа тогда, конечно, никто не услышал. Вместо этого комбриг объявил мне: "трое суток ареста". Мимо "озера" через поле чудес я отправился на гауптвахту, но свободных мест там не оказалось. Одним словом, комбат объявил мне "выходной". Набралось таких "выходных" у всех по-разному.
Вел этот учет бдительный майор Гек. После ноябрьского поединка с заказчи ком, который бригада опять вчистую выиграла по рублям, комбат подписал мой отпускной лист. В нем значились границы моего освобождения из лагеря. Именно эти границы и сдвинул майор Гек и одна треть отпуска "Гекнулась", как говори ли в батальоне перед уходом из лагеря.
Пятое декабря - это великий день. Он стоит того, чтобы выйти за колючую проволоку в поле чудес. К моему уходу торжественно сожгли казарму КЮ на девя носто два человека. День Сталинской Конституции, а за окнами вагона опять Волго-Балт. Речные суда освещали водную гладь Шексны. Река вечером своим блеском очень напоминает блеск металла, который числится за номером тридцать. Домой!..
-4
Отпуска имеют свойство кончаться. Эта фраза приобретает в стройлагере свой особый смысл, поэтому она и стоит неоднократного повторения. Изо дня в день в лагере повторяется все. Никто не в силах отменить: "Равняйсь! Смирно! Не ше велись!" Развод - душа лагеря, которая с утра разворачивается во всю ширь на обледенелом январском плацу и съеживается в каре на втором часу своего бесс мысленного стояния на двадцати пятиградусном морозе. Гек режет ножом "вшивни ки" солдат, Чук рвет грязные подворотнички. Комбриг все это называл вахкана лией. К концу второго часа пальцы ног в сапогах признаков жизни не подавали. Оркестр прятал свои горны в полах шинели. Изо дня в день: "Произвести развод на работы", и ударяла медь оркестра в уши воинов-дорожников. Все, что проис ходит в стройлагерях, работой не называется. Да, построены лагерные капиталь ные постройки. Построили их зимние морозы. Если бы эти части были развернуты в южных районах, они бы и через двадцать лет из палаток не вылезли. Да, пост роены дороги между единичными деревнями Российского Нечерноземья. Построили их тысячи солдат и миллиарды рублей. Результат и средства поражают даже не специалистов. Если ЦДСУ заставить в стене лбом дыру проломить, результат бу дет достигнут. Только для этого надо, чтобы Минфин раскошелился, и тогда Бо кало-Молчало скажет свое веское слово, через полтора года после начала своего строительства.
- Здравствуй, Молчало! Наливай! - сказал прораб Сонькин, выйдя на окраину глухой вологодской деревни.
Изо дня в день солдату лопата, офицеру военторг. Одним пощупать и согреть ся, другим согреться и прикупить. Сладка конфета... Изо дня в день обрывает все и ставит всему точку совестьчаяние, но последние полгода я не ходил ни на одно.
Андрус говорил, что без меня даже Гек скучал, но это он мне льстил, чтобы я его весь бразильский кофе не съел, пока он в лагере выясняет тему очередных политзанятий.
