- Да... Видимо, так... - согласился Лаптев. - Хотя она в больнице сейчас. Ну, подождем.
Анна зимняя бралась за дело всерьез: снег повалил круче, и не похоже было, чтобы он таять собирался. Тянуло холодным ветром, верховым.
У автобусной остановки Лаптев с Катей начали прощаться. Девушка недалеко жила, возле аптеки.
Прощаясь, договорились о завтрашнем. У Кати подруга работала товароведом, и через нее можно было точную цену вещей установить. Пальто, ботинок, костюмчика. Но не только установить, а и получить документ. Твердый, с печатью. Дело того требовало. Катя обещала все это сделать завтра.
В последний момент Лаптев пожалел девушку. В вязаной шапочке, легком пальто она казалась моложе своих небольших лет. Девочка-старшеклассница. В очках для строгости. А пожалев, он сказал:
- Может, вам не стоит связываться, Катя? Ведь ваша начальница узнает. Мы-то, старые, ко всему привыкли. К крику, к ругани... Или вы правда замуж выходите, уезжаете?
- Никуда я не уезжаю. Зоя себе оправдания ищет, вот и придумывает. Вообще-то я, конечно, трусиха. Когда кричат на меня, боюсь. Нехорошо прямо делается. Но еще хуже будет, если ребята спросят про Балашову, а ответить нечего. Это еще страшней. Все мои высокие слова... прахом. Тогда из школы убегай. И вообще, ведь нехорошо все это, очень нехорошо... Ладно, до свидания, я побегу, мама беспокоится. Завтра все сделаю и постараюсь, как вы говорите, засмеялась она, - с печатью.
Она засмеялась и, повернувшись, побежала прочь. И сразу пропала в темноте. Только легкие скорые шаги были слышны. Но недолго.
На остановке Лаптев один стоял. И в автобусе было негусто. Редкие люди сидели нахохленно, подняв воротники. Старенький автобус продувало холодным ветром. Декабрь наконец-то повернул на зиму.
6
Во времена неблизкие прошла рядом с поселком большая стройка. Отгрохотала невдалеке, сделала свое дело, ушла и оставила на память "стройрайон", в котором было четыре "генеральских" дома - сейчас детский сад и ясли, два десятка "немецких", под непривычно высокими красными черепичными крышами, дюжина "восьмиквартирок" да толпа бараков. "Стройрайон" лежал на окраине поселка. Его, конечно, не бросили, заселили, но обратили в свою веру. Дворы "восьмиквартирок" и бараков - общих домов, доселе в поселке невиданных, мигом заполонила разношерстная толпа сараев, сарайчиков и сараюшек. Здесь водили кур да поросят, кроликов да голубей, а кое-где и коз. До коров, правда, дело не дошло. А остальную землю, сараями не захваченную, поделили на малые клочки, обнесли заборами. И теснились в этих игрушечных огородиках грядочки редиса и лука, кустики помидоров, "болгарки" да "синенькие". А кое-кто и деревья сумел посадить: вишен пару, абрикосину или яблоню.
"Стройрайон", как и всякая времянка, быстро дряхлел, кое-где рушился. Но, словно мохом старости, все более обрастал какими-то нелепыми пристройками-скворечнями, летними душевыми, гаражами, неизвестными будками и в скором времени грозил если не рухнуть разом или сгореть от одной спички, то слиться в единое, латаное-перелатаное, фантастическое человечье жило.
В один из таких домов-"восьмиквартирок" и шел Лаптев, в дом, где жили Балашовы. Но идти к ним следовало в последнюю очередь, сначала же обстоятельно с соседями поговорить, добро что нашелся повод - предстоящие выборы и должность агитатора.
Во дворе дома, как и во всем жилгородке, недавний снег уже почернел. Нещадно чадила котельная, из трубы ее днем и ночью тянулся шлейф аспидного дыма. Лаптев остановился посреди двора, стал внимательно дом разглядывать. Ветхий был дом, облезлый. Резко пахло грязной мыльной водой, помоями, из-под люка переполненного "септика" тянулся вонючий ручей.
Из подъезда выглянула простоволосая седая старуха в зеленом солдатском бушлате и высоких калошах на босу ногу.
- Вы не из райсовета, гражданин? - хрипловатым голосом спросила она.
- Нет, - ответил Лаптев.
Она разочарованно хмыкнула, но не ушла и глядела на Лаптева оценивающим взглядом.
- Может, вы по объявлению? Мотоцикл покупать? Так Василий на работе.
- А какой мотоцикл? - спросил Лаптев.
- Зеленый "Урал" с люлькой, - принялась объяснять старуха, подзывая Лаптева к себе. - Идите, я вам расскажу. - И она все рассказала. О Василии, который пьет; о жене его Полине, которая ругается; о детях, которые могут сиротами остаться; о деньгах, которых всегда не хватает.
Лаптев представился. Слово "сотрудник редакции" произвело некоторое впечатление, и женщина вызвалась собрать людей у себя. Что и сделала. Людей оказалось негусто: трое пенсионеров да две женщины помоложе. Все они пришли одетыми по-домашнему, отговариваясь делами. И Лаптев их не задержал. Он быстро рассказал, что нужно, и люди стали расходиться. А Лаптев, заглядывая в список избирателей, начал спрашивать об отсутствующих. Пришла очередь и Балашовой.
Одна из женщин уже на пороге была, но, о Балашовой услышав, уходить повременила.
- Так ее нет? - спросил Лаптев.
- В больнице, болеет.. .
- Так и запишем, в больнице. А это какая же Балашова? - словно вспоминая, проговорил Лаптев. - Это не учителя жена, какой в прошлом году умер?
- Она самая.
- Да-а, - сочувственно вздохнул он, продолжая игру. - Дети остались. Человек еще не старый был. Вот она жизнь... Ну, а как вдова? Замуж еще не вышла? Она вроде молодая? - спросил он и исподлобья взглянул на женщин. Две из них на диване рядком сидели, одна, все так же, у дверей.
- Пока не вышла, - сказала хозяйка квартиры. - Женихов вроде много. А вот замуж что-то не торопятся брать, - она хохотнула и на товарок глянула. Те усмехнулись понимающе.
- Женихи? - переспросил Лаптев.- Какие женихи?
- Да какие женихи у безмужней женщины бывают, такие и у нее.
- А-а-а, - догадался Лаптев. - Вот оно что. Да-а-а, - протянул он осуждающе.
- Из-за этих женихов, - доверительно сказала хозяйка, - из-за них она и проворовалась. Вот до чего они нашу сестру-то доводят. С ними только завяжись.
- Я слышал, слышал, - заинтересовался Лаптев.- Но не поверил. А выходит, правда? Не брехня?
Тут уж женщины, почуяв своего, наперебой объяснять принялись:
- Какая же брехня, раз с места взашей прогнали.
- Попалась, куда денешься!
- Бабы в магазине говорили, много взяла. И деньгами, и вещами - ничем не требовала.
- Да ее и видно. Культурная, здравствуется всегда, а так... Вроде через губу переплевывает.
- Это ты зря... Так-то она неплохая баба, уважительная.
- Выставляет из себя... Только чем гордится?
- А какие ж женихи ходят? - спросил Лаптев.
- Да всякие. Мы их уж изучили. С больницы ходит врач, с туберкулезной. Потом с авторемонтного часто гостюют двое. Я их знаю. Один во-он живет, на краю. А у другого мать в собесе работала, Зоя Семеновна, полная такая.
- А водолаз со спасалки...
- Ага. Этот сроду угнет голову. Вроде его не угадают.
- Хоронится.
- Может, они просто в гости наведываются? - невинно предположил Лаптев. Ко всем люди ходят...
И от этого невинного, но вроде бы оправдательного тона женщину помоложе, что у дверей стояла, даже передернуло.
- Мы не дурей других, - двинулась она на Лаптева,- мы знаем, зачем мужики к бабе ходят. Одни ходят, без женов своих. Не мой туда ходит, а то б я следом, да подкараулила, да все стекла побила! Да рожу бы ей прилюдно подрала когтями! Враз бы перестала принимать.
- Гости гостям рознь,- принялась объяснять хозяйка комнаты. - Мы знаем, как гости должны ходить. Положим, пришли люди. А почему мы ничего не слышим? решительно спросила она. - Ведь гости, когда выпьют, песни играют, шумят, пляшут. Это всегда так ведется. А если по-мышиному собрались, молчком, здесь дело понятное. Знаем, - многозначительно предупредила она, - знаем, какие дела молчком делаются.
- Они, может, чай пьют, - со смехом сказал Лаптев.
- Да-а.. . Нынче гостей чаем не встретишь. Время такое. Бутылку готовь, да одной и не обойдешься. Такое время. Слава богу, и сами гостюем, и людей принимаем, не хуже других.
Лаптев посидел еще недолго, выслушал обычные жалобы на домоуправление, магазины, на пьющих мужиков, посидел, посочувствовал и распрощался.
По времени Маша должна била вернуться из школы. И, спустившись на первый этаж по широкой, чисто вымытой, деревянной лестнице, Лаптев постучал в квартиру Балашовых. Дверь открыла Маша.
Открыла, легонько охнула, увидев нечаянного гостя, но тут же в квартиру впустила и принялась раздевать. Затворяя дверь, Лаптев заметил, что давешняя его знакомая, от которой он только что вышел, перегнувшись через перила лестницы, глядит ему вслед.
В комнате Маша оставила Лаптева ненадолго. Вернулась она уже не в цветастом халатике, а в коричневом платье, вроде школьном.
Девочка, конечно, была красива. Сейчас Лаптев точно разглядел. И тонкие брови были хороши, и большие темные глаза, и особенно полосы, смоляные косы, какие теперь уже в диковину. И видна была явственно азиатская кровь.
