в городе много, но… Здесь она могла хоть изредка видеть Бархатова. И от этих мыслей ей стало действительно плохо. У неё просто разрывалось сердце. Было бы лучше вообще не проснуться сегодня после всех слёз, которые она выплакала в подушку. Она даже не подозревала, сколько в ней скопилось этих эмоций — неправильных, злых и негодующих. И надо же было такому случиться, что виноватой в них оказалась опять Стася Иволгина. Дикая, удушающая ревность свила в душе Влады гнездо за какие-то сутки, и избавиться от неё никак не получалось.
Оказывается, Стася так никуда не делась за эти годы. Влада продолжала жить и внутри себя всё так же обожать и ненавидеть её. Ни один человек, встреченный за это время, не смог занять её место, пока не появился Кирилл Бархатов. И вот, словно чёрт из табакерки, опять появилась Стася Иволгина, как напоминание о никчёмности и серости Влады. Что она должна была сделать, чтобы стать… Кем? Стасей?
У Влады закружилась голова. Она взялась за ручку двери, но тут услышала шаги.
— …и представляешь, вот это всё он мне рассказывает утром. С каким настроением я, по-твоему, должна идти на работу, а?
— Жесть, конечно. И что, не нашли того, кто в машине был? Мужчина или женщина?
— Машина бабская — сердечко на лобовухе.
Влада вышла и направилась к раковине. Коротко кивнув в зеркало двум женщинам, стала поправлять растёкшуюся тушь.
— Всё нормально? — спросила одна из них. Кажется, она работала в магазине игрушек.
— Да, — Влада выдавила из себя улыбку. — Живот болит.
— Но-шпу дать? — крикнула вторая, заходя в кабинку.
— У меня есть, спасибо, — Влада выключила воду и сделала шаг к дверям.
— Рит, а Бархатов-то что там делал? На мосту?
— Почём я знаю? Мой муж гаишником простым работает. Просто увидел, как тот приехал и стоял там. Его пропустили. Наверное, присматривался…
— В смысле?
— Ну, он же строительством и дорогами занимается. А этот мост давно хотят до ума довести. Теперь точно сделают. Поручни-то хлипкие, старые. Машина прям вниз нырнула. Ужас…
— Да… Жалко, конечно, её… ну, женщину… Молодая? Красивая?
— Понятия не имею. Найдут, скажут. А то бывает, пока труп не всплывет, никто и не зачешется.
Влада вздрогнула и резко повернулась:
— Хорошего дня, — сказала она, ежась от дурного предчувствия, которое вдруг охватило ее.
— И вам хорошо поработать! — хором ответили ей.
Влада подошла к магазину и остановилась в дверях, глядя на то, как Мила подкрашивает губы.
— Она придёт сегодня? — спросила, имея в виду Ольгу Александровну.
— Конечно, — Мила вытянула губы и полюбовалась на себя в зеркало. — Звонила уже. Паркуется.
— Знаешь, ты ей передай, что я ушла.
— Ушла? Куда? — выпучила глаза Мила.
— Я ушла, — упрямо повторила Влада. — Найду нормальную работу и вообще… Выйду из сумрака! — Она усмехнулась. — Ты ведь справишься без меня? — За Милу она не переживала. Той, по сути, было всё равно — останется Влада или нет. У неё сменилось столько напарниц, что привыкать к кому-то из них она попросту не успевала.
— Говорю же, придет сегодня кто-то, — пожала плечами Мила и аккуратно завернула колпачок помады.
Стиснув зубы, Влада зашагала прочь, утвердившись в мысли изменить свою жизнь во что бы то ни стало.
13
Приняв решение, Влада прямиком направилась в парикмахерскую. У нее даже пальцы покалывало от избытка энергии, будто ее тело внезапно прошил электрический разряд. И это ощущение ей нравилось. Не так часто она испытывала подобное — в голове все время звучал голос бабушки, у которой всегда и на все было свое, правильное, мнение. И Влада верила ему с детства, потому что это тоже было правильно. Любовь и долг в понимании бабули были неразрывно связаны, но долг был важнее. За то, что люди не выполняют своих задач, жизнь их наказывает рано или поздно. Она так хотела донести это до родителей Влады, что, когда их не стало, ушла сама, не выдержав тяжести случившегося. Ведь сколько раз выговаривала им, что когда-нибудь они замерзнут в своих горах! И сколько раз напоминала Владе о том, что они выбрали не ее, а бездушный снег. Их долг заключался в том, чтобы растить и воспитывать дочь, оставаясь с ней, а родители, наоборот, готовили ее к тому, что когда-нибудь они вместе уедут, будут жить и работать рядом с лыжной трассой. Сознание Влады разрывалось, она жаждала и боялась перемен. Любила родителей, страдала в их отсутствие, но размеренная жизнь рядом с бабушкой, ее долг по отношению к ней — тоже являлись частью ее жизни. Она не представляла, что сможет бросить ее, и потому старалась ничем не вызвать упреков и сожалений.
Теперь она может и должна принимать более обдуманные решения, вот только голос бабушки до сих пор звучал в ее голове: «Не вздумай стричь волосы — ты же девочка! Не крась лицо — так делают только вульгарные женщины…»
И, если бы ей отказали в парикмахерской, она, пожалуй, вряд ли пошла искать другую. Но у мастера было не занято, поэтому Влада выдохнула и села в кресло.
…- Ну вот, как-то так, — парикмахерша провела ладонями по её волосам и взялась за флакон с лаком.
— Нет, не надо, — остановила её Влада. Она смотрела на своё отражение и не узнавала себя.
— Прям другой человек! Каре вам к лицу, — улыбнулась мастер. — Хотя волос жалко.
— Отрастут, — произнесла Влада. Сейчас отрезанные пряди лежали на полу и казались чужими.
— Вам повезло — обычно на осветление уходит гораздо больше времени. Русоволосым стать блондинкой проще.
Влада качнула головой, ощущая необыкновенную легкость.
— Тогда всё, — мастер сняла с нее защитный фартук и легонько прижала волосы на
