Бостон двумя годами позже, чем мы, после того как отец Добби – и мой дядя – умер в Ирландии. Мне было девять. Добби одиннадцать. Помню, как его мать сказала моей: «Этого мальчишку сам чёрт подгоняет».
Но Добби был умён. Невероятно умён. Он всё время читал, брал книги в библиотеке и читал их за завтраком, обедом и ужином. Он стал причиной, по которой и я полюбил чтение, Аннабель, а ещё писательство. Я хотел быть похожим на него. Мы устраивали небольшие состязания, например, кто придумает самую жуткую страшилку. Он всегда побеждал. У него было более живое воображение. А ещё он горел справедливостью до того, как я узнал значение этого слова.
Помню, однажды, когда ему было четырнадцать, Добби задал взбучку четверым ребятам постарше, которые бросались камнями в бездомного кота. Он схватил несколько металлических крышек от мусорных баков и швырял в них крича: «Вот что чувствует кот, когда в него прилетает большой камень, тупицы!» Когда хулиганы разбежались, он взял кота на руки и стал другим человеком, мягким и спокойным. «Всё хорошо, никто тебя не тронет», – прошептал он.
Никто в моём маленьком мирке так себя не вёл. Как я им восхищался! Он был старше всего на два года, но в том возрасте два года делают из вас лидера и последователя. Он всегда подмигивал мне при встрече и говорил с нажимом: «Как делишки, Бенджи?» Это всегда вызывало у меня улыбку, чувство, что я связан с человеком на голову выше всех в нашем небольшом районе. Мы тогда были лишь детьми. Но я боготворил его. А те, кого ты боготворишь ребёнком, могут ещё спустя многие годы иметь над тобой власть – даже если они последние, к кому тебе на самом деле стоит прислушиваться.
* * *
– Эти люди – свиньи, Бенджи, – сказал Добби, когда мы впервые прочли о круизе «Галактики» в газете. Я готовил скрэмбл в нашей квартире в Бостоне, которую мы делили с тех пор, как он пьяным объявился у меня на пороге, распевая песню Bella Ciao. Я не видел его несколько лет. За это время волосы на его висках поседели.
– Думают, могут собраться, как властители планеты, и решать, как нам всем правильно жить.
– Ага, – ответил я.
– Не верится, что ты работаешь на этот цирк.
– Это яхта Джейсона Ламберта. Я работаю на ней. Что поделать?
– Этот мужик не вызывает у тебя отвращения? Он заявляет, что хочет изменить мир. Но, погляди, как он с вами обращается.
– Да, братишка, – вздохнул я.
– Почему бы тебе не изменить это?
Я взглянул на него.
– О чём ты?
– У меня есть один друг… – Он замолк. Снова взял со стола газету, нашёл нужную заметку и прочёл про себя. Потом посмотрел мне прямо в глаза. Его лицо было абсолютно спокойным.
– Бенджи, – сказал он, – ты мне доверяешь?
– Да, брат.
Он ухмыльнулся.
– Тогда мы изменим этот мир.
Так всё и началось.
* * *
Друг Добби был тур-менеджером музыкальных групп, в том числе Fashion X, которую в вечер пятницы собирались пригласить с концертом на «Галактику». Добби много лет проработал в турах членом команды у разных артистов. Так он зарабатывал те небольшие деньги, что у него были. Он умело обращался с инструментами и любил путешествия, бешеный темп жизни, ему нравилось быстро строить всё с нуля и быстро сворачиваться.
Я всегда это знал. Чего я не знал, так это что он собирался использовать свои связи для ужасного плана, который он уготовил и для меня. Его замысел заключался в том, чтобы уговорить друга нанять его на концерт Fashion X, заранее загрузить на «Галактику» всякое техническое оборудование, среди которого спрятать магнитную мину.
Я тогда не знал, что такое магнитная мина, Аннабель. Теперь знаю. Добби рассказал. Это морское взрывное устройство, которое магнитами прикрепляется к днищу судна. Водолазы-подрывники часто незаметно устанавливают её на корпус, а затем взрывают дистанционно. Такие мины используют со времён Второй мировой. Не представляю, где Добби её достал.
Получается, он пронёс мину на борт вместе с остальным оборудованием. Это был вечер пятницы, последний день «Великой идеи». Он попросил помочь пронести кофр с ударной установкой по второй палубе. Когда мы остались наедине, Добби остановился и открыл крышку.
– Гляди, братишка, – сказал он. Внутри я увидел круглый тёмно-зелёный предмет примерно тридцать сантиметров в диаметре и пятнадцать сантиметров высотой.
– Что это? – спросил я.
– Кое-что достаточно большое, чтобы потопить всю эту яхту. А вместе с ней и Джейсона Ламберта и его богатых дружков.
Я онемел от шока. Дыхание участилось. Я бросил взгляд в конец коридора. Добби начал шёпотом объяснять, что я должен спустить его на верёвке ночью, когда «Галактика» будет стоять на якоре, а он прикрепит мину к корпусу под водой.
Я едва слышал его. В голове гудело.
– Ты что такое говоришь? – наконец пролепетал я запинаясь. – Я никогда…
– Бенджи, послушай. Знаешь, какой эффект это вызовет? На этой яхте есть бывший президент! Миллиардеры, которые своими высокими технологиями обворовывали людей годами! Банкиры, инвесторы, а вишенка на торте – этот ублюдок Ламберт. Все эти так называемые «владыки вселенной». Мы можем избавиться от всех разом, Это станет историей. Мы войдём в историю, Бенджи!
Я захлопнул крышку.
– Добби! Ты говоришь об убийстве людей!
– Людей, которые отвратительно обращаются с другими людьми, – сказал он. – Манипулируют ими. Эксплуатируют. Прям как Ламберт. Ты ненавидишь его, ведь так?
– Нельзя играть в Бога.
– Почему нет? Бог ничего с этим не делает.
Когда я ничего не ответил, он сжал мою руку. Понизил голос:
– Давай, братишка, – сказал он. – Это наш момент. За всё дерьмо, которое мы пережили в детстве. За твою мать. За Аннабель.
Когда он произнёс твоё имя, я сглотнул так сильно, что казалось, мой язык вот-вот провалится в желудок.
– Что будет с нами? – пробормотал я.
– Ну, мы же капитаны этой идеи. – Он надул щёки. – Капитаны идут на дно вместе с судном.
– То есть…
– То есть, – перебил он, взглянув на меня украдкой, – что‑то либо важно для тебя, либо нет. Ты хочешь заявить о себе? Или до конца жизни быть подстилкой, полировать троны, на которых сидят богачи?
Гул в моей голове перерос в глухие удары по вискам. Я почувствовал головокружение.
– Добби, – прошептал я. – Ты хочешь… умереть?
– Это лучше, чем жизнь муравья.
Лишь в этот момент, Аннабель, я осознал, что он безумен.
– Я не стану этого делать, – сказал я, мои слова едва можно было разобрать.
Он сверкнул глазами.
– Я не стану этого делать, – сказал я
