отодвинув учебник в сторону, старательно красила ногти на руках.
– Сегодня мама возвращается, – сказал брат.
– Ну и что с того? – пожала я плечами. – Она постоянно уезжает, а потом возвращается.
– Ты опять начинаешь? – нахмурился Вова.
Я показала ему язык и вернулась к маникюру. Брат потоптался рядом в нерешительности, а затем сел на мою кровать.
– Предлагаю встретить ее.
– Зачем? Она оставляет машину недалеко от вокзала и самостоятельно отлично добирается до дома.
– А чемодан? У нас лифт не работает. Давай еще цветы купим, ей приятно будет.
Я подула на накрашенные ногти и с подозрением посмотрела на Вову.
– Подмазываешься к маме еще больше, чем обычно. Боишься, что и тебя в Африку не возьмут?
– А мне чего бояться? Я без троек учусь, – поддел меня брат, – и экзамены все классно сдам.
Я всегда завидовала уверенности брата. И ведь он прав. Пришлось задуматься. Я и в самом деле в этот приезд мамы все, что связано с ней, воспринимаю в штыки. У нас уже была возможность наладить отношения, но поход в театр закончился полным фиаско. Может, дать нашим отношениям второй шанс?
– Хорошо, – кивнула я.
На улице начало смеркаться, накрапывал небольшой дождь, поэтому мы решили взять такси. Перед этим забежали в круглосуточный цветочный магазин в нашем доме. Вова не знал вкуса мамы и предложил купить розы. По его мнению, они нравятся всем женщинам по умолчанию. Однако я с детства помнила, что мамины любимые цветы – ирисы. То непродолжительное время, что мы жили с родителями, она ставила их в вазу каждую весну.
В вечернее время по дороге на вокзал мы, разумеется, встали в пробке. Такси подъехало в одно время с прибытием поезда, и мы с Вовкой рванули на нужную платформу. Та уже заполнилась прибывшими, и я испугалась, что мы можем разминуться с мамой. Но вот в толпе мелькнул мамин бежевый плащ, и я потянула брата за собой в сторону.
– Мам! – выкрикнул Вова, тоже заметив ее, и мы принялись пробираться к ней. Я крепко прижимала к груди ирисы. До этого мы никогда не встречали маму. Из аэропорта она обычно приезжала ранним утром, когда мы еще спали. Внутри нарастало сильное волнение. Мама, наконец заметив нас, искренне удивилась.
– Что вы здесь делаете? – воскликнула она.
Тогда я вышла на первый план и протянула букет.
– Вот, – забормотала я смущенно, будто дарила цветы какой-то незнакомой известной женщине, – помню, что это твои любимые.
Мама приняла цветы и неожиданно притянула меня к себе. Тогда я совсем растерялась, но обняла ее в ответ.
– Золотые вы мои, – глухо проговорила мама мне на ухо. – Какой приятный сюрприз! Я ведь совсем не ожидала…
– Где твой чемодан? – деловито осведомился Вова, чтобы скрыть неловкость. Сколько бы он ни говорил, что я надумываю все проблемы и с нашей семьей все в порядке, в глубине души сам не верил своим словам. Никакой нашей семьи давно уже не было, и эта странная сцена на платформе, которая со стороны кажется полной идиллией, – тому доказательство.
– Вот… А машину я во дворах оставила. Надеюсь, ее за это время не эвакуировали.
На платформе стало посвободнее, и мы не спеша двинулись к выходу из вокзала. Мама обняла меня за плечи.
– И чья это идея встретить меня? – спросила она.
– Катькина! – быстро ответил Вова. Я оглянулась и выразительно посмотрела на брата. Он не терял надежды помирить меня с мамой.
– Умницы мои! – Мама крепче сжала мое плечо.
– А как там бабушка? – спросила я.
– Ой, хорошо! Ждет вас в гости. Но я уже сказала, что этим летом вы собираетесь к нам… если все получится.
Разговаривая, мы незаметно оказались в нужном дворе. Машина была на месте. Как только мы расположились в салоне, снова пошел дождь.
По дороге к дому неловких пауз не возникало, и это несмотря на то, что Вовка рассказал о моем прослушивании в школьный хор. Оказалось, что в юности мама была солисткой и выступала на вокальных конкурсах. Мы с Вовой этого не знали. Мама со смехом рассказала о небольших гастролях по области, в которых она принимала участие. А папа ходил в музыкальную школу – играл на гитаре.
– Ты знал, что родители связаны с музыкой? – спросила я у Вовы. Брат только обескураженно пожал плечами.
Может, конечно, мама с папой и говорили нам об этом, когда мы были совсем маленькими, но я ничего не запомнила. Удивительное, конечно, дело – узнавать своих родителей заново. Будь у нас больше времени, мы наверняка начали бы еще и понимать друг друга.
Мамины вещи из машины Вовка вытаскивал торопливо, потому что дождь уже стоял стеной. Лужи во дворе шумели и пузырились. Вовка сначала дотащил под ливнем мамин чемодан, а затем, вернувшись к машине, услужливо стянул с себя ветровку и, держа над головой мамы, проводил ее до подъезда. Я пронеслась по лужам до козырька, а когда брат распахнул дверь подъезда, ойкнула:
– Телефон в машине оставила, на заднем сиденье.
– Может, за зонтом тогда сперва поднимешься? – предложила мама.
Я, вспомнив о сломанном третий день лифте, поморщилась:
– Ерунда! Я быстро сбегаю, вы идите.
Мама протянула мне ключ, и я бросилась к машине. Забрав телефон, зачем-то взглянула в сторону соседнего подъезда. В сумерках под козырьком разглядела Матвея. Он успел промокнуть насквозь и теперь пережидал непогоду. Явно заходил к нам и, не застав никого дома, попал во дворе под ливень. Мальцев, заметив, что я на него пялюсь сквозь дождь, улыбнулся мне. Тогда я, перепрыгивая лужи, понеслась к его укрытию.
– Привет! – выдохнула я.
– Привет! – отозвался Матвей.
Дождевая вода с шумом скатывалась с козырька.
– Ты к нам? – громко спросила я.
– Ага. К Вове дело есть.
– А мы на вокзал ездили маму встречать, – зачем-то сообщила я, будто без этого не понятно. Матвей ведь видел, как мы выходили из машины и тащили мамин чемодан.
– Я понял, – кивнул Матвей.
Я заметила, что он немного дрожит, хотя всячески пытается скрыть это от меня. Капли с мокрых волос стекали по его смуглой шее прямо за шиворот ветровки.
– Пойдем к нам, погреешься! – предложила я.
– Мне д-домой надо, – уклончиво ответил Матвей, – к отцу. С-срочно.
Мальцев вдруг стал дрожать сильнее, и я зачем-то инстинктивно взяла его руку в свои горячие ладони. На улице было прохладно, но в машине у мамы работала печь, и я не успела замерзнуть. К тому же по непонятным мне причинам лицо сильно горело.
– Сейчас только дождусь, когда дождь немного утихнет, – улыбнулся он, посмотрев на меня
