— Откуда они взялись? — спросил я.
— Посмотрите в гугле. «Карл», «о» нет, дальше одно «с», «о», «н». Ищите видео, — и повесила трубку.
Я знал, что в ее офисе стоит старый дисковый телефон. Обычно он позвякивал после того, как она бросала трубку. Конечно, тот, с кем она говорила по телефону, не мог этого слышать. Но наблюдать со стороны, как она заканчивает разговор с кем-то другим — было что-то.
*****
Кто-то проделал чертову уйму работы, переведя и продублировав на английском старый русский мультик, снятый пятьдесят лет назад. Мультфильм был создан на основе шведской детской книжки. В рекламе было сказано, что Карлсон добрый, веселый и в меру упитанный парень, который живет на крыше, он — лучший и единственный друг Малыша, защищающий его от злобной домоправительницы фрёкен Бок. Он летает через окна при помощи маленького пропеллера, прикрепленного на спине. И он включает его красной кнопкой, пришитой спереди на его комбинезоне.
Кстати, его моторчик работает на малиновом варенье.
То есть на том самом, во что бы превратился мой Карлсон, если бы свалился с чего-нибудь повыше, чем крыша курятника.
*****
Следующий Карлсон был дородным, прямо как тот мультперсонаж. А ещё он был черным.
— Мне нравится эта игра, — сказал он. — Как будто я в заточении, и фрёкен Бок мучает меня, но я самый лучший, самый храбрый, самый сильный в меру упитанный герой в мире, и я всё равно одержу победу.
Его голос был похож на голос актера, который озвучивал Карлсона в дублированном мультфильме.
Его пропеллер сломался, когда он упал с крыши. Хорошо, что его жена и дочка жили в одноэтажном доме, окруженном цветником.
Из дома раздался крик:
— Заставьте его заплатить за поломанные цветы!
— А можно мы поедем с сиреной и мигалкой? — спросил чернокожий Карлсон.
— И наручники? — поинтересовался я.
Его глаза загорелись:
— А можно?
— Конечно, — ответил я.
*****
В четверг я привел Чарли к педиатру. Обычно в офисе у доктора Ли сидело много пациентов. На этот раз все были снаружи. Они смотрели на доктора Ли. Она сидела на крыше, на ней был комбинезон с пропеллером, закрепленным сзади. Банка малинового варенья была зажата между коленей. А в руке была большая ложка.
— Папа! — закричал Чарли. — Теперь доктор Ли — Карлсон.
— Это возмутительно, — заявила женщина, стоящая рядом, прижимая к себе маленькую девочку. — Нам нужен педиатр, а не клоун.
— А так мне она нравится больше, — заметила малышка.
— Абсурд! — сказала женщина. — У меня к ней было столько важных вопросов…
— Ты хотела, чтобы она рассказывала мне, что есть сладкое вредно. И смотреть мультики тоже. — Неожиданно девочка улыбнулась. — Привет, доктор Карлсон, который живет на крыше! — крикнула она.
— Привет, Дэйзи! — раздался ответный крик доктора Ли с крыши.
— Вы самый лучший доктор!
Доктор Ли услышала ее.
— Самый лучший на свете! — она улыбалась, а изо рта торчала ложка малинового варенья.
— Доктор Карлсон? А что если нам на самом деле понадобится помощь? — спросил Чарли.
Доктор Ли передвинулась и свесила ноги с крыши.
— Видишь этот дверной звонок? — сказала она.
Чарли кивнул.
— Если позвонишь раз, то это значит: «Не приходи ни в коем случае». Понимаешь?
Чарли снова кивнул.
— Если позвонишь дважды, это значит: «Немедленно прилетай», и я сразу же прилечу, чтобы тебя спасти. А если ты позвонишь трижды…
— То? — спросил Чарли.
— Если звонишь трижды, это значит: «Какое счастье, что у меня есть лучший на свете друг, Карлсон, который живет на крыше!»
И Чарли побежал к звонку, чтобы позвонить в него три раза, но ему пришлось постоять, дожидаясь своей очереди. Ведь все дети хотели сделать то же самое.
*****
— Какая нелепость, — сказала Линн. — У меня было несколько серьезных вопросов по поводу поведения Чарли. Я хотела обсудить их с доктором Ли. А теперь я не смогу этого сделать. — Она сидела, уткнувшись в ноутбук. — Знаешь, что он сказал мне? Он заявил, что хотел бы, чтобы кто-то из нас превратился в Карлсона.
— Может быть, это именно то, что ему нужно, — сказал я.
— Давай, становись Карлсоном. Больше пользы от тебя всё равно не будет.
*****
— Вы позвали, чтобы арестовать меня? — спросил я.
Сержант Смит покачала головой.
— Нет. Только сообщить о судебном запрете.
— И что наплела Линн?
— Не так много. Плохое влияние на ребенка.
— Хорошо, что с работы не выгонят. Как насчет алиментов, сержант, вы мне сейчас представите исполнительный лист или пришлете по почте?
— Это не моя работа. Эмили.
— Кто Эмили? — переспросил я.
— Я Эмили. Для друзей.
— Для твоих самых самых лучших друзей в мире? — спросил я. Вышло неправильно. Не так, как это говорили карлсоны.
Не поднимая глаз, Эмили улыбнулась краешком рта.
— А почему бы тебе самому не стать Карлсоном? Чарли бы понравилось.
— А почему не тебе? — парировал я.
— У меня нет крыши, с которой бы я хотела свалиться.
Начался дождь, капли стекали по пыльным стеклам окон Эмили, оставляя чистые дорожки. Дождь заполнял тишину, как будто говорил кто-то еще. Не то чтобы это была причина помолчать, но по взаимному согласию нам хватило и ее.
Я посмотрел на телефон Эмили.
— Мне надо позвонить Чарли, — сказал я и подошел к нему.
Она накрыла мою руку своей.
— Не беспокойся, — сказала она. Ее лицо было совсем близко, глаза широко раскрыты, почти как у карлсонов. Она смотрела куда-то в окно за мной. — Посмотри, — прошептала она.
Я попытался повернуться, но, чтобы увидеть то, на что смотрит Эмили, мне пришлось обнять ее. И там за окном с вращающимся за спиной и разбрызгивающим капли дождя пропеллером, с широко открытыми глазами, с улыбкой до ушей завис он. Чарли. Мой Чарли. Мой Карлсон Чарли.
— Как… — едва сумел я прошептать.
— Замолчи. Ни слова больше.
Рука Эмили, которая до этого не пускала меня к телефону, гладила мою грудь.
— Два звонка значат: «Прилетай как можно скорей», — сказала она. — Давай откроем окно.
— Нет, — прошептал я и взял трубку. Три раза я поднимал и опускал ее. И каждый раз телефон звякал. Раз. Два. Три.
«Какое счастье, что у меня есть лучший на свете друг, Карлсон, который живет на крыше!»
И несмотря на дождь, как сотни маленьких вертолетов с крыш поднялся и закружился вокруг Чарли целый рой карлсонов. Они танцевали в водной дымке, врывались в тучи, проносились над домами и машинами, а в вечернем городе звонили церковные колокола, дверные звонки, ревели клаксоны автомобилей. Их было слишком много, чтобы сосчитать. Но если вслушиваться внимательно, они звучали сериями по три раза, только по три, всегда только по три.
Обнявшись, я и Эмили неожиданно обнаружили, что можем делать что-то столь же прекрасное, как полет. Что-то, что любой может сделать, любой с любым.
Попробуйте поцеловаться. Попробуйте рассмеяться.
А теперь попробуйте сделать и то, и другое вместе.
Перевод Ильи Суханова
Георгий Чулков
«Морская Царевна»
Хозяйки дома под скалою рассказывали о Морской Женщине с отравленными губами. Были они старухами, часто выпивали, поэтому верить им было не с руки, но их новый постоялец накануне и вправду видел во время купания прекрасную незнакомку…
DARKER. № 11 ноябрь 2013
I
Дом, где я поселился, стоял под скалою, почти отвесной. Наверху росли сосны, молчаливые и недвижные. И лишь в бурю казалось, что они стонут глухо, и тогда ветви их склонялись, изнемогая. А внизу было зеленое море. Во время прилива от моего дома до моря было не более пяти сажен.
Я жил во втором этаже, а в первом жили мои хозяйки — мать и дочь. Матери было лет семьдесят, а дочери лет пятьдесят. Обе были бородаты. Хозяйская дочь напивалась каждый день, и тогда обычно она подымалась наверх и беседовала со мною, утомляя меня странными рассказами.
Старуха уверяла, что она внучка одного знатного и богатого человека, но злые интриганы отняли у нее наследство и титул. Трудно было понять, о чем она говорит.
Иногда старуха спрашивала у меня, не боюсь ли я чего-нибудь.
— Не надо бояться, — говорила она, странно посмеиваясь, — не надо бояться, сударь. У нас здесь тихо и мирно. Правда, изредка бывают ссоры, но все скоро кончается по-хорошему. Рыбаки, знаете ли, народ вспыльчивый, но добродушный в конце концов, уверяю вас…
Я не боялся рыбаков, но старуха внушила мне странную робость. Когда я, возвращаясь вечером домой, находил ее пьяной на лестнице, и она хватала меня за рукав, бормоча что-то несвязное, у меня мучительно сжималось сердце и, войдя к себе в комнату, я дрожащей рукой зажигал свечу, страшась темноты.
