Зудин, который приехал на пожар чуть позже пожарников, но чуть раньше следователя, сказал тогда:
- Это дело рук Толика, хоть у него алиби.
И, поскольку следователь ничего не ответил, повторил:
- У Толика алиби, но я даю голову на отсечение, что это дело его рук.
У Толика действительно было полное алиби, потому что он ночевал в заежке - его видели в поселке поздно вечером, и рано утром, когда стало известно о пожаре, он тоже находился в заежке - его там разбудили. И следователь не стал вызывать Толика официально на допрос, он будто случайно встретил его в столовой и попросил, если у Толика найдется свободное время, зайти к нему в кабинет потолковать.
У Толика, естественно, нашлось свободное время, и он после обеда, побрившись, пошел к следователю.
Следователь был худ, нескладен и нетороплив. В разговоре производил впечатление человека простецкого и вместе с тем очень даже не простого. Простецкого - потому что был лишен всякой сановитости, надменности, важности, как угодно назовите эту повадку, когда человек и словом, и жестом дает понять, что ты ему не ровня. Не простого - потому что разговор у него был витиеватый, с шутками-прибаутками, из которых вдруг получалось, что следователь, оказывается, прекрасно понимает самую суть дела или события.
- Друг мой, - сказал следователь, - не стану делать вид, что мне захотелось обсудить с тобой положение на Ближнем Востоке, хотя вопрос этот сам по себе заслуживает самого серьезного внимания.
Следователь наморщил лоб и сложил губы трубочкой, как бы пробуя на вкус то, что уже сказал, и то, что сейчас скажет.
- Да. О пожаре я, конечно, хочу с тобой потолковать, о перевалочной базе, которой ты до вчерашнего включительно дня с переменным успехом командовал.
Толик сам был балагуром и шутником, но следовательские петли сбивали с толку, и твердая, надежная почва, на которой всегда стоял крепкими ногами Толик, вдруг начала незаметно уходить из-под ног, как палуба буксира, когда на Байкале неспокойно. И Толик довольно-таки невпопад спросил:
- Почему с переменным?
- Потому, друг мой Толик, с переменным, - с учительской назидательностью объяснил следователь, - что по неполным, но заслуживающим всяческого внимания данным фактическая наличность некоторых имевшихся до вчерашнего включительно дня наименований стройматериалов и инвентарного носильного имущества пришла в несоответствие с книгами учета. Каковое накапливающееся несоответствие сопровождалось твоими, друг мой Толик, невыходами на работу, приведением себя в нетрезвое состояние, именуемое пьянкой, и не далее как сегодня общественность уважаемого трудового коллектива должна была вынести тебе, выражаясь мягко, далеко не оправдательный вердикт, а выражаясь твердо - статью тридцать третью пункт "е". - И хитро прищурившись, добавил, явно копируя Зудина: - Так или не так?
На что Толик, как загипнотизированный, ответил:
- Так...
Но тут же спохватился, взял себя в руки, лицо его стало строгим, гладко выбритые щеки обтянулись, отчего явственно обозначились скулы и острый, как у мальчика, подбородок.
- Ну и че, - огрызнулся Толик, - ну и че тут такого? Я же базу не жег, я в заежке спал, сколь желашь народу может подтвердить...
- И совершенно верно, - обрадовался следователь, - совершенно так! А я что? Мы же беседуем, просто беседуем, на интересующую нас тему. Это абсолютно вольная беседа двух абсолютно вольных людей. То есть до такой степени, что ты, друг мой Толик, в любое мгновение можешь встать и уйти пожалуйста. Если, конечно, эта тема тебя не интересует. Мало ли: сгорела твоя перевалочная база. Мне интересно, а тебе нет!
- Не жег я, - резко, с обычной своей настырностью выдохнул Толик, - не жег я. Не веришь, че ли!
- Пожалуй, верю, - серьезно сказал следователь. - Пожалуй, верю. И все-таки позволю задать тебе, друг мой, один вопрос, на который ты, вернее всего, мне не ответишь или ответишь неточно. Однако же я задам его хотя бы для очистки совести.
- Че еще за вопрос? - проворчал Толик и насупился еще сильней.
- Недостача большая была? - просто спросил следователь.
И, так как Толик сразу не ответил, повторил тем же учительским, разъясняющим тоном:
- Большая была недостача?
- Не, - сказал Толик, прикрыв в задумчивости глаза, - не. Небольшая да, была, а большой не было. Ну че там: пара полушубков...
- Пара? - переспросил следователь.
- Ну, три, - уступил Толик, - унты там давал одному...
- Все? - уточнил следователь.
- Ну! - энергично кивнул Толик. - Так я че, я бы уплатил, знамо дело...
- А скажи, друг мой Толик, - вопросил следователь, - записан ли ты на абонементе очень даже неплохой библиотеки нашего славного поселка Северный?
Поскольку Толик не знал слова "абонемент", он сначала диковато взглянул на следователя, потом, сообразив (он вообще-то был сообразительный!), ответил:
- Не. Не записан в библиотеке. Не успел.
- А зря, - сказал следователь, согласно кивнув головой, - зря, друг мой Толик. И вот почему. Во-первых, книжки читать - дело не только полезное, но и интересное, советую попробовать, когда будет свободное время. Во-вторых, будучи читателем библиотеки, ты бы знал, что за утерянную, скажем, книгу библиотека взимает в десятикратном размере. А почему? А потому, что цена книги сегодня фактически очень высока: книг не хватает. То же самое можно сказать и о полушубках. Как цена полушубков по ведомости обозначена?
Ишь как вывернул, черт долговязый, из-за угла! Но делать нечего, надо отвечать, и Толик ответил:
- От шестидесяти до восьмидесяти...
- А сколько за него дадут на толкучке в Красноярске? Или в Иркутске? Или еще ближе - в Улан-Удэ?
Ну, положим, этого Толик мог просто не знать и, стало быть, недоуменно пожать плечами. Он и пожал недоуменно плечами и сказал удивленным голосом:
- Не знаю...
- Знаешь, Толик, знаешь, - возразил следователь, - двести, двести пятьдесят, а то и триста. А, Толик? Вывод, Толик, напрашивается?
Толик молчал.
- Не отвечаешь? Можешь, конечно, не отвечать, поскольку у нас просто вольная беседа двух вольных собеседников. Но у меня теперь к тебе, Толик, вот такой простой вопрос. Как поживает Цапцын? Помирился ли он с женой, или все живет бирюком в новом доме? Кстати, достроил ли он его? А?
Эти слова произвели на Толика странное действие. Во-первых, Толик встал со стула и несколько раз в волнении прошелся по комнате. Во-вторых, он стал рассматривать следовательское лицо сбоку, потом с другого бока, потом уставился глаза в глаза и спросил в сильном волнении:
- Так это ты, че ли, тогда ночевал?
- Я, я, - успокоил следователь, - а кто же!
- Ни себе хрена, - пробормотал Толик, - чувствую, где-то видел, а где хоть убей!
- Неудивительно, друг мой Толик, - пояснил следователь, - ибо был ты в состоянии, близком к нирване, вполне во взвешенном состоянии.
Толик помолчал минуту, соображая, что это за нирвана такая, а сообразив, заявил даже с некоторой обидой и достоинством:
- Я, между прочим, памяти никогда не теряю. И соображения. Но ты был тогда с бородой. Зачем сбрил?
- Баловство это, друг мой Толик, борода - баловство одно.
- Ни себе хрена, - опять пробормотал Толик и спросил осторожно: - Ну и че я трекнул тогда че, че ли?
Следователь загадочно развел руками.
Это было в конце минувшей зимы. Следователь Владимир Михайлович Корев ехал из Усть-Кута в Северный. Ехал он на попутной мехколонновской машине, вез его Коля Родимов. У Коли, однако, было задание заехать попутно в Нижний, в сопредельную мехколонну, завезти отгруженный для них ящик с тормозными колодками. Дорога, хоть и зимняя и морозом подправленная, все же нелегкая: где ветки приходилось рубить - под колеса, где песочек подсыпать (ковш песочка везли с собой предусмотрительно). Одним словом, в Нижний приехали глубокой ночью, когда сопредельная мехколонна безмятежно спала, даже не подозревая о радостном сюрпризе в виде ящика с тормозными колодками. Предстояло дожидаться утра и, стало быть, определиться на заслуженный отдых. Тогда Коля Родимов и вспомнил про Цапцына.
- Есть тут один, - сказал он. - Летом от жены ушел, стал дом строить. В основном отстроился, однако. Один, места много. Может, на полу придется, но в тепле.
Следователь Владимир Михайлович усомнился тогда, удобно ли среди ночи вторгаться, но Коля успокоил его, сказав, что удобно, что с Цапцыным раньше вместе работали, был он тогда водителем, но - пил, и права у него отобрали. Теперь работает мотористом в дизельной, вроде все нормально у него, кроме семейного вопроса, но тут никто никому не судья.
Выбора не было, и они пошли. Дом у Цапцына оказался крепким, пятистенным, с трудом верилось, что человек - не бригада, не строительная организация, а человек, частное лицо, ухитрился возвести в столь короткий срок такое серьезное сооружение. Но Коля рассказал, что Цапцын - мужик здоровый, семижильный, к тому же мастер на все руки, к тому же браконьерит понемногу и под омулька, а то и под козлика, так что помощники, если в случае чего, всегда найдутся.
