- Ознобишин... Товарищ Ознобишин! - донеслось откуда-то из-за тридевять земель...
Теперь Быстров кричал на Славушку!
- Ты что, оглох?
Ослеп, оглох, размечтался...
- А нет, так слушай. Прочел? Делал когда-нибудь доклады? Так вот, готовься. Прочти последние газеты, прочти "Коммунистический манифест", я тебе дам. Все будете делать сами. Помни:
Никто не даст нам избавленья
Ни бог, ни царь и ни герой,
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
11
Круглые часы за стеной, у Павла Федоровича, пробили одиннадцать, время они отбивали хрипло, с придыханием, точно им тяжко отсчитывать канувшие в вечность события.
Петя давно спит на сундуке, мерное его дыхание не нарушает сгущающейся тишины. Вера Васильевна тоже лежит в постели, хотя долго не засыпает. Славушка сидит на диване и не раздевается.
- Ты скоро ляжешь? - спрашивает Вера Васильевна.
- Лягу, - недружелюбно отвечает Славушка и сердито смотрит на меркнущую коптилку.
В чайном блюдце зеленое конопляное масло, в масле плавает скрученный из ваты фитилек, масло выгорело, фитилек потрескивает, коптит, разгорается, пытается бороться с окружающим мраком, - тени мечутся по стенам, - и опять угасает, темнота становится спокойной, властной, беспросветной.
При таком свете нельзя читать, этот конопляный свет нельзя даже назвать светом, это только намек на то, что люди называют светом.
- Тебе свет не нужен? - строго спрашивает Славушка.
- Гаси, гаси, пожалуйста, - торопливо отвечает мама. - Давно пора.
Задремала Вера Васильевна, должно быть.
Славушка подошел тихонько к окну, рамы прикрыты неплотно, растворил, сел на подоконник.
За окном все тонуло в полном мраке, везде черным-черно, и все же Славушка видел все.
Перекинул ноги через подоконник, прикрыл за собой рамы, тонкие, чуть поблескивающие стекла отгородили его от привычного домашнего мира, и вот он сам точно поплыл в ночном море майской безлунной ночи. Все здесь, в этом ночном палисаднике, знакомо, все известно наизусть, и все казалось необычным, сказочным, удивительным. Вершины кленов тонули в глубине неба, голубоватые звезды, точно капли росы, тускло поблескивали на широких разлапистых листьях. Черная тень летучей мыши тревожно металась из стороны в сторону, стараясь залететь под крышу смутно белеющего дома. Прожужжал в темноте жук, точно чья-то невидимая рука тронула струну контрабаса. Где-то вдалеке лаяла собака, но и ее протяжный лай казался звуком таинственной майской ночи.
Все спит. Славушка один, и можно с полной свободой отдаваться неясным и честолюбивым мечтам... Какой мальчик, начитавшись исторических романов, не мечтает покорить мир?
Сегодня Степан Кузьмич, выйдя под вечер из исполкома, стоял на пороге, ждал, когда приведут лошадь, увидел Славушку, подозвал.
- Готовишь доклад? - поинтересовался он и смерил его испытующим взглядом. - Вот смотрю на тебя, смотрю, и думаю: кем же ты все-таки думаешь быть?
И Славушка ответил честно и прямо:
- Наполеоном.
- Чего-чего? - Быстров даже шагнул на него. - Да ты знаешь, кто был Наполеон? Поработитель народов!
- Добрым Наполеоном.
Что за путаница в голове у мальчишки!
- Человек, подчиняющий себе других людей, не может быть добрым...
Тем временем сторож исполкома Григорий подвел лошадь, Быстров привычно вскочил в седло, но тут же натянул поводья и наклонился к мальчику.
- У тебя, брат, полная неразбериха в мозгах, - не без досады принялся он втолковывать Славушке. - Читаешь много, да не то, что надо. Все романы на уме!.. Знаешь, кем надо быть? Ну, не быть, а хоть чуток походить... - Он еще туже натянул поводья, сдерживая пляшущую Маруську. - На Ленина, брат, вот на кого нужно держать равнение! Как бы это тебе объяснить... Все эти герои, всякие там императоры и завоеватели, даже самые выдающиеся, все они, по сути, обманщики. Обманщики человечества. Не они служат народу, а заставляют народы служить себе. А тот, кто добивается власти для самого себе, тот враг людей. А у нас власть принадлежит рабочим, и доверят они ее лишь тому, кто борется за справедливость...
Быстров понимал - с седла лекций не читают, не мог он, сидя верхом на лошади, объяснить все, как надо, но и уехать не мог, не победив в Славушке Наполеона.
- А Ленин не император, не президент, а вождь рабочего класса. Таких еще не было в истории. Он не стремится всех себе подчинить, он народ побуждает, он только направление нам кажет... Как бы это тебе объяснить? Знаешь, что такое аккумулятор? Видел? Вот Ленин и есть как бы аккумулятор нашей энергии...
Быстрову ужасно хотелось разъяснить Славушке свое понимание Ленина, и не удавалось, не находилось нужных слов. Он вдруг рассердился на самого себя, ослабил с досады поводья, Маруська разом рванула и понесла его прочь.
Но даже такие путаные разговоры не проходили для Славушки бесследно.
Он еще не понимал почему, но Ленин и справедливость - это было что-то одно.
Славушка брел в ночи, вглядываясь в бездонное небо, высоко вверху светились тысячи звезд, ноги его тонули в мокрой траве, он шел между брызгающихся росою темных кустов, и обо всем на свете думалось как-то уже иначе, чем накануне.
Где-то вдалеке звякают в поле бубенчики. Пасутся лошади. "Длинь-длинь..." Лениво, не спеша. Впереди еще целая ночь. Поблизости, за стеной соседского хлева, вздыхает и жамкает корова. Всю ночь будет жевать и пережевывать свою жвачку. Лает собака...
Славушка спускается к реке. Темно, и непонятно, откуда высвечивается таинственное голубое сияние. Вода в речке прыгает по камням, играет камешками. Щелкают камешки друг о друга. Плещет вода. Бежит река...
Речку зовут Озерна, стоит на реке Успенское, в этом-то Успенском на Озерне и стряхивает с себя юный коммунист Славушка Ознобишин прах мещанской романтики.
12
Возле сторожки прыгали кролики, то копошились в траве, то ныряли под крыльцо; трое мальчиков-погодков, одинаково курносых и одинаково босых, смотрели на них не отрываясь, серебристо-серые зверьки отсвечивали небесной голубизной.
- Погрызут они... - глубокомысленно заметил один из мальчиков, но так и не договорил...
- Интересно, что с ними делать?
- Исть, - объяснил другой.
- Не исть, а есть, - поправил третий.
- Ну, исть, - согласился первый. - Все одно.
- Их кошки здорово жруть, - пояснил второй.
- С голодухи и люди сожрут, не то что кошки, - сказал третий.
- А я чегой-то брезгаю, - возразил второй...
Кролики равнодушно посматривали на мальчиков блестящими красными глазками, им невдомек, что их скоро сожрут.
Из волисполкома выбежал Славушка, в руке у него бумажка. Все утро приходится бегать. Не успел Дмитрий Фомич разослать по деревням повестки, как приблизилось тринадцатое число. Степан Кузьмич велел собираться в школе. Конечно, не во второй ступени - туда Иван Фомич не пустит, обороняет свой помещичий дом, как крепость, пойдет даже на ссору, - а в первой ступени. Но и в первую ступень не пускают. Евгений Денисович согласился сперва, а потом на попятный: "Вы там разнесете все". Приходится бегать между исполкомом и школой, от Быстрова к Звереву, пока Быстров не написал: "Предлагаю не чинить препятствий коммунистическому движению молодежи и выдать ключ". Перед таким предписанием Евгений Денисович не устоит. Славушка пробежал мимо мальчиков, махнул на бегу рукой и вдруг сообразил, задержался.
- Вы куда?
- На конхеренцию.
- Не конхеренция, а конференция.
- Ну, конхференцию.
- А чего здесь?
- На кролей смотрим...
Тут мировое коммунистическое движение, а они на кролей...
Славушка беспомощно оглянулся. Вдалеке у своей избы переминается Колька Орехов. Славушка помахал рукой - давай, давай!
Колька не спеша подошел.
- Чего?
- Что ж не идешь?
- Мать лается, грит, все одно никуда не пущу, позапишут вас и угонят на войну.
Великолепно бы записаться и уйти на войну, но, увы, не так-то это легко.
- Какая там война! Не валяй дурака...
Со стороны Поповки подходит Саплин.
Впервые он появился в исполкоме два дня назад, подошел прямо к председателю, но тот направил к Ознобишину: "Он у нас организатор по молодежи".
Саплину лет шестнадцать, а то и все семнадцать, у него от черных, как у индейца, прямых волос черноватый отсвет на лице.
- Чего это молодежь собирают в воскресенье?
- Хотим создать союз молодых коммунистов.
- Для чего?
- Как для чего? Революция продолжается. Бороться. Помогать. Отстаивать...
Саплин подумал, прежде чем спросить дальше:
- Чего отстаивать?
- Интересы молодежи. Свои интересы.
- А кому помогать?
- Взрослым. Не всем, конечно, а большевикам.
- А как бороться?
- Ну, это по-разному. В зависимости от условий. - Славушка решил сам порасспросить незнакомца: - Ты откуда?
- Мы-то? Из Критова.
- А ты чей?
- Ничей. Саплины мы. Я один, с матерью. То у одних живу, то у других. В батраках.
