период. Университет я закончила, но ни внятных перспектив, ни цели в жизни не обрела. Попробовала преподавать английский, но страшно стеснялась и нервничала перед большой аудиторией, поэтому я давала частные уроки в нашей семейной гостиной. И кроме уроков и моей музыки заняться мне было нечем. Вскоре такая жизнь начала казаться серой и монотонной.
Конечно, я стремилась узнать как можно больше о Билли Уайлдере, но это было непросто. Порою, когда мои дочери были много моложе и мне очень хотелось задать им жару, я рассказывала девочкам о жизни в 1970-х: считаное количество телеканалов и радиостанций, и большинство вещают лишь по несколько часов в день; никакого интернета, никаких социальных сетей; ни мобильников, ни планшетов и ни малейшей возможности посмотреть фильм, если его не показывают в кинотеатре или по телевизору; ни тебе мобильников с коллекцией музыки, ни скачиваний. ни стриминга. Глазки у дочек на лоб лезли, а уважение к родителям пополам с восхищением возрастало многократно, а то: ведь мы с Джеффри сумели выжить, хотя и были лишены самых основных, по мнению девочек, прав человека. Меня же, когда я перебираю в памяти те годы, более всего поражает нехватка свободного доступа к информации. К тому времени, если не ошибаюсь, о Билли Уайлдере было издано три книги. Ни в одном книжном магазине, ни в одной библиотеке Афин этих книг не было, можете мне поверить, ибо я перерыла все магазины и библиотеки. Попадались кинематографические справочники с самыми общими сведениями, Билли в них упоминали, но без подробностей, — впрочем, мне и этого хватило, чтобы осознать наконец, что по какому-то несусветному и счастливому стечению обстоятельств я приволоклась на ужин к режиссеру не просто знаменитому, но чрезвычайно знаменитому. Легендарному на самом деле. А я даже имени его тогда не знала! Я краснела от стыда, припоминая глупости, которые наговорила, и дурацкие вопросы, которые ему задавала, думая про себя, что он похож на университетского профессора или на пластического хирурга.
Впрочем, его фильмы по греческому телевидению все равно не показывали по причине запрета на голливудскую продукцию, отмененного лишь в середине 1980-х. В то Рождество, Рождество 1976 года, мы поехали в Лондон в гости к маминой родне (проживавшей в непритязательном Бэламе, в Южном Лондоне), и я первым делом отправилась в книжный магазин Фойла на Чэринг-Кросс-роуд в поисках изданий о кино. Купила две книги, одна называлась «Киногид Халливелла», другая — «Спутник кинозрителя от Халливелла», и, вернувшись в Грецию, я месяцами, днем и ночью, листала эти справочники, заучивая не только факты, но и отзывы о фильмах. Отзывы отдавали замшелостью, если не ретроградством, для автора тех двух толстенных справочников картин, снятых после 1950 года, будто не существовало; но так ли уж он отличался в этом смысле от мистера Уайлдера, думаю я. Как бы то ни было, к лету 1977-го я помнила названия и год выпуска сотен и сотен голливудских фильмов, пусть даже и не видела ни одного из них.
А жизнь по-прежнему шла своим чередом. Текла в мареве едва выносимой скуки — до тех пор, пока в конце мая 1977-го все резко не переменилось, опять. На последней неделе мая моему отцу позвонила женщина из греческого филиала съемочной группы фильма «Федора» и сказала, что мистер Уайлдер велел ей связаться со мной. Три дня спустя я летела на Корфу.
* * *
На сходку в афинском аэропорту, кроме меня, явились трое. Ассистент режиссера — бородатый длинноволосый парень по имени Ставрос; француженка-блондинка — в чем заключалось ее участие в создании фильма, я так никогда и не узнала; и, наконец, директор картины — женщина на шестом десятке, высокая, надменная, с командирскими повадками, — мне она, если честно, внушала ужас.
Четверых работников для съемок фильма явно маловато.
— Остальные едут из Мюнхена, — пояснила директор.
— Чем они занимались в Мюнхене? — поинтересовалась я.
— Предпродакшеном, целый месяц.
Чем? Я и слова такого никогда не слыхивала.
Моя работа официально сводилась к «услугам переводчика». Мне дали понять, что мистер Уайлдер лично затребовал мисс Фрагопулу на эту должность. Я обалдела. На какой срок меня наняли, спросила я, но определенного ответа не получила; правда, сказали, что съемочная группа вряд ли задержится в Греции дольше чем на две-три недели. Из предосторожности я отменила все мои частные уроки на двадцать один день.
В середине дня мы уже направлялись из аэропорта Корфу в центр города, и я представления не имела, что меня ждет. Начало лета, солнце слепило глаза, а на улице было полно туристов. Неужели мистер Уайлдер собирается снять кусок фильма прямо здесь? Мои спутники упорно помалкивали. Директор картины, водрузив толстую папку на колени, листала бумаги и пыталась делать пометки, даже когда таксист круто поворачивал либо резко тормозил на перекрестке. Двое других пялились в окна, и лица у них были каменными. Как же мне хотелось поговорить с ними, порасспросить, но вопросы замирали у меня на губах.
Таксист высадил нас у отеля «Кавальери», стоявшего на окраине старого города, напротив площади Леонида Влаху, и до моря оттуда было рукой подать. Все пять этажей красивого старого отеля, которым заканчивалась улица, были прочерчены пунктирной линией изящных балконов с коваными ограждениями. И я тут же вообразила себя в номере на одном из верхних этажей, а может, и в крошечной мансарде, где я каждое утро начинаю с того, что выхожу на балкон и под звон церковных колоколов оглядываю крыши старого города и просыпающиеся улицы. Впрочем, если что, обойдусь и без балкона. С меня было бы довольно распахнуть ставни поутру и любоваться насыщенной, ничем не оскверненной синевой небес, вдыхая соленую свежесть морского бриза. «Кавальери» не мог тягаться с «Бистро» в Беверли-Хиллз, но после серого афинского смога, липкого от загрязнений воздуха на улице Арханон, я бы и здесь чувствовала себя как в раю, пусть и иного сорта, чем рай в Лос-Анджелесе.
Когда мы вылезли из такси и направились к дверям отеля, директор картины всучила мне бумажку с адресом, отпечатанным на машинке.
— Что это? — спросила я.
— Место, где вы будете жить, — ответила директор.
— A-а… не здесь?
— Нет. Номеров на всех не хватило.