сбить с себя пламя. Набросив на нее свой пиджак и погасив огонь, он поднял ее, а она обхватила его шею руками и зарыдала, судорожно вздрагивая и повторяя: «Бьенамэ, Бьенамэ, Бьенамэ».
– Я не Бьенамэ, ― попытался возразить он. ― Я…
– Нет-нет, ― перебила она его и закрыла ему рот ладонью. ― Пожалуйста, не спорь! Я всегда мысленно звала тебя только так и никак иначе, так что позволь мне делать это и впредь, Bienaime ― мой любимый…
И кукла начала рассказывать ему о том, как все то время, что она провела в его доме, страдала от того, что он приводил шлюх и проводил с ними ночь, как целовала его, когда он спал один…
– Теперь ты мой, мой навсегда, ― шептала она, обхватив его шею руками и осыпая поцелуями.
Бьенамэ не смог противиться охватившему его желанию. Он сорвал с нее обгоревшие лохмотья, подхватил на руки и, бережно уложив на кровать, лег рядом с ней. Их тела сплелись, и время для них остановилось… Дыхание ее было горячим, а кожа ― нежная, как у младенца. Ее тело страстно откликалось на каждое его прикосновение. Ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Когда они наконец смогли оторваться друг от друга, то долго лежали молча, переводя дыхание.
– Знаешь, это все как-то странно, ― задумчиво произнес юноша. ― Я бы даже сказал, противоестественно… Ты же все-таки кукла…
– Это абсолютно не важно, ― прервала она его. ― Главное, что мы теперь вместе, Бьенамэ. Послушай, дорогой, у меня же сгорела одежда, но не могу же я ходить голой. Так что придется тебе пригласить портниху на дом – мне ведь даже на улицу не в чем выйти. Да и размеры у меня, сам понимаешь, нестандартные.
– Как, ты собираешься куда-то выходить? ― удивился он.
– А как же! Теперь мы будем ходить с тобой в театры, рестораны, к твоим друзьям. Ты ведь познакомишь меня с ними, не правда ли, Бьенамэ?
– Да, конечно, ― сказал он, скорее оттого, что не знал, что ответить, нежели из согласия.
– Ты знаешь, ― сказала она, разглядывая себя в зеркало, ― зови меня Юнфамлежер – так меня назвал главный режиссер, после чего и все куклы в театре стали звать меня так. Но эту историю я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. А сейчас давай спать, я сегодня очень устала.
На следующий день он пригласил портниху. Она пришла вечером, и Юнфамлежер заказала ей сразу несколько платьев, в том числе одно вечернее.
– Вы знаете, ― говорила Юнфамлежер, ― я не мыслю своей жизни без театра и считаю, что театральное платье должно быть самым эффектным.
Бьенамэ нервничал, у него была срочная работа, которую вынужден был взять домой, чтобы поскорее ее закончить вечером, но обсуждение туалетов Юнфамлежер затянулось надолго, и он ходил по комнате в томительном ожидании.
– Бьенамэ, ― услышал он, ― приготовь нам, пожалуйста, кофе.
«Ну, это уж слишком!» ― подумал он, но покорно отправился на кухню.
– Сколько все это будет стоить? ― спросил он портниху, провожая ее к выходу.
– Я пока не могу сказать точно, ― ответила она. ― Надо посчитать. Когда будете получать заказ, я выставлю вам счет. А сейчас внесите, пожалуйста, аванс. ― И она назвала сумму, от которой у Бьенамэ потемнело в глазах. Но деваться было некуда, и ему пришлось отдать портнихе почти все деньги, что у него были.
– Что ты такого поназаказывала? ― сердито спросил он Юнфамлежер, вернувшись в комнату. ― Ты что, разорить меня решила?
– Перестань возмущаться по пустякам. Неужели ты не хочешь, чтобы я, твоя женщина, хорошо выглядела? Или тебе просто жалко тратить на меня деньги?
– Я зарабатываю отнюдь не миллионы, ― раздраженно ответил он.
– Да ладно тебе прибедняться! ― рассмеялась Юнфамлежер и, взяв за руку, потащила его за собой. ― Иди ко мне, Бьенамэ, ― поманила она его, раскинувшись на кровати. ― Я расскажу тебе о моей любви с режиссером театра. Его звали Всеволод, но я называла его Монама ― «мой любовник», – потому что как только я появилась в театре, в первый же день, после репетиции, когда все актеры ушли, он почти силой взял меня, и я стала его любовницей. Он был старым, безобразным и ужасно развратным. Все хорошенькие куклы, да и молодые актрисы страдали от его домогательств. Некоторое время я вместе со всеми куклами жила в кладовой театра. Ах, какая однообразная это была жизнь: утром репетиции, вечером спектакли, затем любовь с Монама и опять кладовая! Правда, и здесь я не скучала. У меня был любовник. Он играл всего лишь в одном спектакле, да и то какую-то крохотную роль. Он был юн и красив, но отвратительно расчетлив. Позже, когда я узнала, что он благодаря моей связи с Монама хочет получить главную роль, я порвала с ним, но так как я все еще его любила, то больше не могла оставаться в театре и потребовала от Монама, чтобы он забрал меня к себе.
Монама был женат, и ему пришлось снимать для меня квартиру. О, это были лучшие годы в моей жизни! Он приводил ко мне своих друзей, среди которых было много незаурядных личностей. Мы пили вино и говорили об искусстве, спорте, политике… Я знала, что очень нравлюсь некоторым из них. Были и такие, кто пытался соблазнить меня, обещая едва ли не райскую жизнь. Однако я всем им отказывала. Но однажды ко мне пришел помощник Монама. Он должен был забрать документы, которые его шеф забыл у меня накануне. Парень был так молод и хорош собой, да к тому же смотрел на меня с таким вожделением, что я не устояла. С тех пор он стал приходить ко мне почти каждый день, и мы часами занимались любовью. Но однажды Монама вернулся в неурочное время и застал нас в постели. Он закатил дикий скандал, надавал мне пощечин, а бедного парня выгнал и велел ему больше не появляться в театре.
После этого случая Монама стал все реже и реже навещать меня, а в последний свой визит притащил с собой женщину. Она была рыжей и тощей, да к тому же пьяной и несла всякую чушь. Монама запер меня в шкафу и всю ночь развлекался с этой потаскухой. Но я не из тех, кто позволяет обращаться с собой подобным образом…
Юнфамлежер замолчала, уставившись в стену невидящим взглядом.
– А что же было дальше? ― нетерпеливо спросил Бьенамэ, желая услышать продолжение рассказа.
– Что? ― очнулась она. ― Ах, дальше… Потом его не стало, а я вернулась в театр, и через пять лет, когда я почти уже не играла, ты забрал меня оттуда вместе с другими куклами. Когда
