на своей руке. Мол, три года влепят, – так надо понимать. Сашка тоже распрямлял свои пальцы и что-то пытался сказать сидящим в зале, но милиционеры за спиной следили зорко, любое недозволенное общение пресекали.
Давали показания потерпевшие, выступал прокурор. Картина в общем была ясна. Из материалов следствия вытекало, что трое подсудимых выпили в доме Мостового бутылку вина и в состоянии опьянения появились в общественном месте (на улице). Затем втроем они избили одного гражданина – N., а после – другого гражданина S. Первое преступление подпадает под «легкую» статью Уголовного кодекса: за хулиганство и драку с нанесением пострадавшему легких телесных повреждений. А вот второе – гораздо серьезней: там и нанесение потерпевшему телесных повреждений средней тяжести, и групповое ограбление, поскольку у потерпевшего были сняты часы. Часы были найдены во время обыска в квартире подсудимого Юрия Ханаева. Он же, подсудимый Юрий Ханаев, признал, что снял вышеуказанные часы «Армани» у потерпевшего S. Подсудимый Александр Демин подтвердил свое участие в двух преступлениях. Оба пострадавших опознали подсудимых. Словом, преступление раскрыто, виновные должны быть покараны.
Выступали адвокаты. Просили судью дать поменьше, взывали к милосердию. Дескать, нужно учитывать, что ребята оступились впервые. Работали слесарями, играли в ансамбле, выступали на городском фестивале юношеских групп. В целом хорошие они парни, а то, что натворили, – по глупости, по шалости. Наказать их, конечно, надо, но так, чтобы не покалечить им жизнь, не сделать уголовниками. Упоминали адвокаты и то, что во время следствия к арестованным применялись незаконные методы, что в камерах их били.
Судья все внимательно выслушивал, тихо кивая головой. Был удивлен, что все трое – рок-музыканты, и такое необычное название группы – «Византийцы».
Прочитав поданную адвокатом бумагу об их славной музыкальной карьере, судья вскинул брови:
– Просто киевский «Битлз». Не хватает бас-гитариста Пола Маккартни.
По рядам прокатился смешок. Хороший судья. И с чувством юмора. Повезло. Может, в прошлом тоже был поклонником «Битлов».
Да, нельзя ломать молодые деревца. Нужно быть милосердным.
Во время перерыва, когда судья ушел пообедать и поразмыслить над приговорами, Влад снова сидел один, в специальной закрытой комнате-клетушке. Гадал, сколько же получит и куда его повезут после суда. У его мамы была с собой сумка с его вещами, все – черное и серое, кроме майки, которой разрешено быть белой. Спасибо тете Лене и тете Наде – поделились с мамой Влада своим новым опытом. Они-то своим сынам почти полгода носили в СИЗО и вещи, и передачи продуктовые: двести граммов сала, батон хлеба, также разрешается сахар-рафинад, яблоки...
Владу, разумеется, «светил» самый малый срок. Он, если по материалам следствия, почти невиновен. Это они – Ханаев и Демин – злостные, отпетые, опасные для общества. А Влад что? Ну выпил вместе с ними. Ну вышел в нетрезвом состоянии на ночную улицу. Участвовал в одной драке. Причем никого не бил, а только стоял рядом.
«Боже, Боже, спаси, спаси. Умоляю. Клянусь, больше никогда, никогда...»
...Как заголосила мама Юрки, когда тихий, с чувством юмора, судья произнес: СЕМЬ лет.
В лагере усиленного режима.
А следом – мама Сашки:
– Сашенька!..
ШЕСТЬ лет, в лагере усиленного режима.
Дядя Алеша плакал как-то по-детски, плечи его мелко вздрагивали. И странные подвывания доносились:
– И-и... И-и... Юрик...
Отец Сашки сопел. Сурово глядел куда-то перед собой и тряс головой с густыми, седыми волосами, зачесанными назад. Потом снял очки, прикрыл глаза ладонями:
– Сашко, Сашко, що ж ты так?..
Плакали девчонки-одноклассницы. Белокурая «божественная Юлия» вдруг ринулась к скамье подсудимых, сквозь толпу...
А Влад стоял с вытаращенными глазами и не верил. Не верил, что уже во второй раз Кто-то свыше уберег его, снова простер над ним Свою крепкую надежную длань.
Год условно? Условно?..
Значит, сейчас можно идти к родителям, к бывшим одноклассникам, к ребятам из депо. Целовать их всех, любить. Начать новую жизнь. Новую. Умную. Без глупостей, из-за которых так жестоко рубят топоры этих судей-палачей!
...Приблизительно через час из тыльных дверей здания суда вывели Сашку. Стоявший во дворике автозак сдал назад. Конвойный отворил заднюю дверцу, и Сашка, наклонив голову, быстро вошел туда.
Следом за ним вывели Юрку. Перед ним тоже распахнулась задняя дверца машины. Юрка поднялся на ступеньку, но вдруг распрямился и повернул лицо туда, где стояли родители и знакомые. Словно хотел запечатлеть их всех в своей памяти.
– Живей, сука! Не задерживай! – рука караульного толкнула Юрку в затылок.
Он ударился лбом о низкую железную перекладину и полетел головой в фургон.
Р-р-р... – уехали два автозака.
Увезли двух казаков.
ххх
Влад отбывал свой год условно. Раз или два раза в неделю к ним в квартиру наведывался участковый милиционер по фамилии Коваль. Ставил галочки в своем журнале и грозно тряс перед Владом крепким, как у кузнеца, пальцем:
– Дывыся мени, хлопче. Не дуркуй бильше, а то поидеш на сто перший километр, до своих сраных «Византырцив». Зрозумив?
– Ага, зрозумив, товарыш старший лейтенант. Не буду дурковать.
Влад безукоризненно отбыл условный срок, в рот не брал ни грамма спиртного – ни портюшка, ни сухарика. Трудился в депо, потом ушел в армию. В стройбате рыл траншеи и строил казармы. В свободное время ходил в гарнизонную библиотеку. А перед дембелем отправил заявление на поступление в Киево-Могилянскую академию, на истфак.
О своей судимости, разумеется, в анкете не упомянул. И – поступил! Сдал экзамены на «хорошо» и «отлично». В приемной комиссии посмотрели: парень из армии, по всему видно – толковый, думающий. Почему же не принять такого? Тем более что абитуриентов на исторический уже не так много, как прежде. Нынче все подались в бизнес и юриспруденцию.
Так никто в академии никогда и не узнал о том его веселом прошлом, о той судимости.
И началась для Влада совершенно иная жизнь: с бессонными подготовками к экзаменам и зачетам, со спорами о путях истории и роли личности, с заездами в общежитие, где обитали пригожие румяные студентки. Курсовые работы, библиотеки, археологические экспедиции.
Но с тех пор – одно только плохо – носил он в своем сердце мерзопакостное чувство. Было ему горько думать, что он сейчас нежится на пляже, веселится на вечеринке, целует девушек. А в это время Сашка и Юрка...
Но разве он виноват
