Викторе. Звала его исключительно «Вичёк», и хоть работал он совсем не на заводе, весь день не сходил с её уст. Звучало это примерно так:
– Мы вчера ш Вичьком шадили картошку, а шегодня идём в гошти к шватье!
Жили мы с мужем тогда на улице Партизанской, а они через три квартала на улице Труда, имели троих детей, и я даже как-то зашла посмотреть на ставшего знаменитым на нашем заводе «Вичька». Обыкновенный мужчина… Но тот, что сидит рядом с Зиной сегодня – не Витёк!
– А это кто? – спрашиваю Зину.
– Это Вовчик! Муж. Шладкий мой! – и она прижалась к мужу.
– А Витёк где?
– Шкурвилшя. Понадобилош мне как-то уехать иж дома на нешколько дней, когда приехала, он жаявляет: «Ижвини, Жина, у меня женщина появилаш!» Говорит это при моей подруге, которая жила в том же доме. Окажываетшя, это она и ешть! И ушёл к ней! Потом они переехали. А теперь уж его и на швете нет – вот как от жён уходить!..
– Да где ты этого-то взяла, такого синеглазого? С мужчинами такой дефицит…
Её спутник мне улыбается. Приятный мужчина… Глаза голубые-голубые!
– Тоже шошед бывший. Его жена жагуляла, и они ражошлищь. Он купил кварчиру в нашем доме, и жил один. Пообещал мне уштроить штаршего шына на работу. Я пошла по этому поводу к нему, да и ошталащь у него… Дети уже вжрошлые были… Вот уже шешначать лет живём. Правда, Вовчик?.. – и ласковая Зина прижалась к своему спутнику.
Вот как у простых людей – они далеко за чувствами не ходят, не мечтают о заоблачном счастье, а черпают его по-соседству – и муж Зины, и сама Зина нашли любовь в своём же доме…
– Как ты-то поживаешь? Твой муж как? – спрашивает у меня Зина.
– Тоже скурвился – ушёл к женщине, у которой запои по два месяца… А я теперь писатель – четыре книги вышло! Только выдумывать ничего не умею – описываю реальные случаи. Да откуда вы едете? С дачи, что ли? – спрашиваю.
– Нет, мы чеперь живём в швоём доме, на Ауэжова, жа штоловой «Волна», приходи в гошти! Я тебе вщё-вщё рашшкажу! Это челый роман! Напишешь! А вчера шплю, и шнится мне мачь Вовчика – а я её никогда и не видела. Укорижненно так на меня шмотрит, грожит пальчем и говорит: «У ваш на пороге беда, а вы давно у меня не были! Приходите, может, отмолю… Только шыну ничего не говори!» Я шпрашиваю её: «Когда придти?» А она только улыбнулаш, и пропала.
Дома, конечно, дел полно, но утром я Вовчика шражу на кладбище пожвала! Колбашки положила, яич, блинов напекла… И ничего не говорю, что мать его пришнилащ. Он вот только щейчаш про шон ужнал! Оттуда и едем. Даже могилку ш трудом нашли. Он уж лет дешять не был. Видишь, нельжя жабывать родителей! Они и на том швете жаштупники жа наш перед богом! Вичок на могилке поплакал – штыдно было, что у мачери не был давно. Так ты приходи в гошти!»
Мне пора было выходить, и мы расстались. Может, опять на много лет…
Если бы я не захотела узнать продолжение этой истории… А я захотела… Через месяц взяла фотоаппарат, и поехала искать Зину. Нашла её на окраине в старом, но просторном и удобном для жизни доме. Муж подруги суетился по хозяйству и не обратил на меня внимания. Покой хозяев стережёт собака – красивая, породистая, но очень худая. Если бы я не увидела, что у неё в чашке есть хорошая еда и в другой свежая вода, я бы забеспокоилась. Зина укладывала чистое бельё в летней пристройке, но по моей просьбе легко поднялась и пошла показывать огород.
– Шешть вёдер помидор уже шняла, да ещё будут!
Были на усадьбе и кабачки, и капуста, а три огурца она протянула мне:
– Попробуй моих…
Я спросила Зину о продолжении истории со сном, но оказалось, всё у них в порядке, и покойные родственники их во сне больше не тревожат.
«Мир что огород – в нём всё растёт»
(русск. пог.)
– Ты видишь, что твои книги никому не нужны? – строго спрашивает у меня двоюродная сестра Нина, застав за неприглядным занятием. Ей стыдно за меня. Она живёт в центре города, возвращается с работы к себе домой, и неожиданно видит меня на центральной улице города Петропавловска. Я приехала со своей окраины сюда, где уважающие себя люди фланируют по вечерам, полные достоинства и презрения к жалкому автору, выставившему свои книги на продажу. Ко мне за три часа никто даже не подошёл.
– Занялась бы чем-нибудь полезным! Ведь могла бы жить, как человек! Вот я была на выставке кошек, так их люди размножают, чтобы заработать! А ты своих четырёх кошек кормишь, которых и даром никто не возьмёт! Только деньги на них тратишь! Лучше бы туфли себе новые купила, ходишь в этих уже десять лет! Вот откуда у тебя эта кофта? И брюки? Я их у тебя не видела!
– Подарили, – виновато отвечаю я.
– Ходишь в чьих-то обносках, не стыдно? Ты десять лет мечтаешь купить матрас за три тысячи тенге, чтобы не спать на продавленном диване, а по двести тысяч отдаёшь за книжку, которую потом никто и полистать не захочет! Хочешь славы? Так ты и так уже прославилась – местная дурочка!
Нина продолжила путь, а я осталась размышлять: почему я торгую на базаре цветами, когда картошкой намного выгодней? И зачем пишу книги, которые трудно продать? Неужели так никто и не подойдёт, не скажет просто пару фраз, не улыбнётся?.. Я бы ему даром книжку подарила!
Хоть бы просто поболтать с кем-нибудь… Знакомые пожилые женщины прошли мимо, не повернув головы, будто не узнали… Это они деликатничают – им тоже стыдно за меня. Но потом они вернулись, и устроились напротив, через улицу, на лавочке, за фонтаном, чтобы насладиться видом моего ничтожества, убедиться, что я занимаюсь глупым делом – кто сейчас читает книги?
Одну из них, Раю, я как-то сфотографировала, напечатала снимки, и отдала их ей, предупредив, что заплатила за них сто тенге. Она пообещала отдать деньги потом. Поскольку на снимке она вышла отлично, я поместила её в свою последнюю книгу, надеясь сделать ей приятное, авось и книжку купит. Теперь же Рая, получающая отличную пенсию, отказалась отдать эти сто тенге, объяснив, что порвала снимки – якобы плохо получилась… Впрочем, против
