Начался допрос.
— Говори ты, как дело было! — повелительно и хмуря брови, чувствуя себя перед нами «большим начальством», крикнул урядник, обращаясь к нарядчику. — Хвалился кузнец, а? Хотел что-нибудь сделать?
Нарядчик стал рассказывать.
— «Помни, говорит, — повторил он слова кузнеца, — помни»… Все слышали!
Урядник записал.
— Слышали вы эти слова? — обратился он к нам.
Рабочие молчали.
— Слышали, что ли, а? Что ж молчите? Ты, старый хрен, слышал?
— Ничего я не слыхал, — ответил Юфим, — зря это все… Мало что в горячности скажешь… язык без костей… враг наш. Ничего я, господин, не знаю… Ты меня не спрашивай!..
— Ишь ты, каналья, а? — повернувшись к управляющему, произнес урядник. — Из какой оперы запел, а? Ах, негодяй! Н-а… Ну, а ты слышал? Эй, ты! Тебя спрашиваю…
— Меня-с?.. — переспросил Культяпка и выдвинулся вперед.
— Ну, да!
— Как же-с, — заговорил Культяпка, — как же-с… как не слыхать-с, помилуйте… Я рядом стоял… слышал-с… Слышал, как он похвалялся: «мотри, говорит, будешь помнить»… Потом пошел, а сам про себя шопотом: «спалю!» — говорит.
— Что-о-о? — переспросил урядник.
— «Спалю!» — говорит, — повторил Культяпка.
— Он это говорил?
— Говорил-с!
— Буде врать-то! — сердито сказал Юфим. — Трепло! И что брешешь на свою голову… Эх, Михайло, грех!.. Не верьте ему, господин, брешет он.
— А ты что за заступник такой выискался? Тебе кузнец-то сват, брат?
— Не сват, не брат, а я за правду… правду люблю…
— Ну, и стой со своей правдой… молчи… не суйся, где не спрашивают, — сказал урядник и снова спросил: — так ты слышал?..
— Ну, вот-с… Помилуйте! Барина, вон, тоже обругал… «Сволочь ты», говорит… Я рядом стоял.
— Правду он говорит? — обратился урядник к нам. Рабочие молчали.
— Мы ничего не знаем! — сказал Юфим. — Как знаете… Дело ваше!
— Та-а-ак! — протянул урядник, пристально глядя на Культяпку. — Та-а-ак! Еще кто не слыхал ли, говорите! — опять обратился он к нам.
Мы молчали.
— Он это… он! Боле некому! — произнес нарядчик. — Кабы не он, пришел бы на пожар… А то, небось, не был… Гори, мол… Не жалко!
— А где он теперь? — спросил урядник.
— Известно, чай, около винополии околачивается… в селе, чай…
— Его надо сюда, — произнес урядник, — допросить бы… Да уж кстати связать… Уйдет, подлец, ищи тогда…
— Пьян он, небось, — сказал управляющий.
— Послать бы за ним, а? — сказал урядник. — Распорядились бы вы, — обратился он к управляющему.
— Не пойдет он, господин, — сказал нарядчик, — не таков человек… навряд-с!
— Ну-у-у, не пойдет… Пойдет! — произнес урядник. — У нас пойдет! Скажи, кто приказал… А не пойдет, — возьми сотского, понятых… руки таким манерцем… понял?.. А будет упрямиться, я сам приеду… Так и скажи: сам приеду.
— Слушаю-с… Прикажете съездить, барин? — обратился он к управляющему.
— Да… Конечно… поезжайте четверо… Ну, а если его там нет?
— Таматка, барин, не сумлевайтесь! — улыбаясь, произнес Культяпка. — Боле где же ему быть-то? Коли не там, то у Лизки — два места… Покеда не пропьет денег, далече не уйдет.
— Ну, так поезжайте! — сказал управляющий. — А мы с вами пока закусим, а? Чайку, а? — обратился он к уряднику. — Вам, конечно, ехать незачем, так закусим.
— Можно! — произнес, улыбаясь, урядник. — А князь сюда не придут-с?.. Я думаю, это обстоятельство сильно расстроило их? Н-да! Можно сказать, один негодяй и… результат-с!..
— Кому прикажете, барин, ехать? — спросил нарядчик.
— Кому? Да кто-нибудь. Ну, ты… Михайло, вон… он, вон, — указал он на меня, — ну, еще кто-нибудь… как хочешь вообще…
— Мне-то, барин, ехать ли?..
— А что?
— Сами изволите знать — зол он на меня. Как бы греха не вышло какого… Ему-то все едино-с — человек он отпетый, а у меня жена, дети-с…
— Да не бойся ничего, — сказал урядник. — Зачем ехать четвером… На медведя, что ли? Ну, поезжайте двое… Ты, вот, поезжай, — кивнул он на Культяпку, — ты, малый, кажись, тово… не промах, да вон тот, длинный, — кивнул он на меня, — и довольно…
— Что ж, поедем, Павлыч, а? — сказал Культяпка. — Неча время терять. Авось не убьет…
Мы вышли из конторы.
Кузнеца мы, действительно, нашли у «винополии». Он был не один… Они вместе с Соплей сидели на ступеньках трактирного крыльца и пили водку из горлышка полубутылки, закусывая селедкой с хлебом. Кузнец был не пьян, а Сопля успел уже «дойти до дела»…
Мы слезли, привязали к колоде лошадь и подошли к ним.
— Приятного аппетиту! — сказал Культяпка.
— Вы как сюда? — спросил кузнец.
— По делу, — ответил Культяпка и, отвернувшись от него, нагнулся, поплевал на ладонь руки и, похлопав этой ладонью Соплю по голове, сказал:
— Гуляешь, сторублевая голова, с горя-то?!
Сопля обрадовался нашему приезду и начал угощать водкой. Сам он пил больше всех и все говорил про жену, про обиду, про свое горе и, по обыкновению, хлюпал. Кузней, пил мало. Он был какой-то хмурый, невеселый, задумчивый.
— А ведь мы за тобой приехали, — неожиданно вдруг, улыбаясь, сказал Культяпка.
— За мной?.. Зачем я понадобился?
— Да что, друг, — заговорил Культяпка, — кислые слова там про тебя… будто ты того, скотную… Чай, тебе Сопля-то сказывал?.. Урядник там… Он нас, признаться, и послал-то… к допросу тебя… Чудно! Я им, веришь богу, давеча говорю: «Что вы, говорю, на человека эдакое дело?..» Пра, ей-богу… «Не твое, говорят, дело».
— Нарядчик, небось, все? — угрюмо произнес кузнец. — Вот шельма-то… Н-да! подвел штуку…
— Все, брат, хороши! — ответил Культяпка и в свою очередь спросил: — А что ж на пожар-то не приходил?
— На кой он мне чорт! — опять так же угрюмо произнес кузнец. — Все гори… Мне наплевать… У князя денег много… кой им чорт!.. Так, значит, и порешили, что я поджег?.. Павлыч, — обратился он ко мне, — ну, а ты как полагаешь: я аль нет?.. — И, видя, что я молчу, поднялся с места и, хлопнув меня по плечу, сказал: — Не я, брат Павлыч… не верь… не я… Кабы я — я сказал бы… И не боюсь я никого… ни князя, ни чорта, ни тюрьмы… и на Сибирь наплевать мне… И там солнце светит… Так-то, друг… Уходи-ка ты из имения этого, будь оно проклято!.. Поедемте! — добавил он резко. — Сопля, едем!
— Его-то не надо, — сказал Культяпка. — Куда его?
— А тебе что?.. Лошади барской жалко, что ли… Пущай едет… Может, и его в свидетели поставят… Полезай, Сопля!..
— Погодите, други мои, — залепетал Сопля, — я… я… половиночку… с собой… не бросайте вы меня… Я на дорожку… По-по-половиночку… сичас я…
И он, спотыкаясь и шаря на ходу в кармане поддевки, пошел в казенку и вышел оттуда, держа бутылку.
— Вот она! — издали подняв ее перед собой, крикнул он и, подойдя к нам, вдруг почему-то заплакал.
— Садись, Сопля, — сказал кузнец и почти втащил его в телегу. — Сиди смирно… Не разбей спосуду-то… горе луковое… Трогай!..
Мы поехали…
Дорогой, пока мы ехали до имения, кузнец угрюмо молчал. Культяпка болтал разный вздор, косясь на кузнеца. Сопля то принимался плакать, то начинал говорить про жену, про обиду, про жизнь…
Я правил лошадью и тоже думал про свою жизнь и про тех людей, среди которых жил, и в голове у меня невольно как-то стучали слова: «Ну, люди!.. И жалко, и бить хочется, тьфу!..»
Ехать было хорошо… Колеса громко стучали по дороге… Солнце стояло низко… В речке, по берегу которой мы ехали, отражались, как в зеркале, прибрежные кусты, неподалеку росшие старые березы, голубое небо, белые редкие облака… У берегов, поросших высокой осокой, заливались со всех, сторон лягушки… Мошкара стояла над водой, походя на тонкие, прозрачные, движущиеся столбы… Где-то громко крякал одинокий селезень, и, перелетая с места на место, курликали и посвистывали кулики… Где-то, высоко над нами, летал невидимый самец-бекас и блеял, как баран. Пастух где-то за пригорком играл на «жалейке», и звуки этой «жалейки», простые и жалобные, казалось, лились в прозрачный воздух, стояли в нем, плакали, жаловались, навевая на душу тихую, приятную грусть… Что-то далекое, забытое, хорошее вставало перед глазами, трогая за сердце…
— Ты — Журлов? Кузнец? — спросил урядник, оглядывая фигуру кузнеца с ног до головы большими, выпуклыми, налитыми кровью, вероятно, от выпитой водки, глазами.
— Я! — ответил кузнец.
— Ты… а-а-а! Ты! — урядник подошел к нему и вдруг, точно играя, ударил его указательным пальцем правой руки по носу. — Ты! — повторил он. — Ты, голубчик… ты!.. Тебя-то нам и надо… Ах ты, гадина эдакая, а? Какими делами… а?…
— Какими делами? — угрюмо переспросил кузнец.
— Ты арапа-то не строй! — воскликнул урядник злорадно. — Каков, а? — обратился он к управляющему и продолжал: — Дело хорошее, прекрасное дело… Ах ты, подлец! Посмотрим, как ты перед господином приставом поговоришь, поговоришь, голубчик… Какие дела, спрашивает?.. Ха!.. — он опять махнул его пальцем по носу. — Ты поджигать, каналья!.. Мстить! С заранее обдуманным намерением… Ах, ты, подлец!..
