- Нахарарян рассказывает, что родилась новая Луна. Он говорит, что власть золота над человеком - это результат поклонения Луне народов древнего Кавказа и Ирана. Али хан, я уже не могу слышать этот бред. Приходи в сад.
Мы встретились на нашем месте у крепостной стены. Нино торопливо передала мне самые последние сообщения. Мать умоляет ее не связывать свою жизнь с диким мусульманином, а отец полушутя уверяет Нино, что я обязательно заточу ее в гарем. На что моя маленькая Нино, смеясь, но совершенно серьезно предупредила родителей:
- А вы не боитесь? Что вы будете делать, если он похитит меня?
Я погладил ее по головке. Мою Нино я знал хорошо - она всегда добивалась задуманного.
- Война эта может продолжаться еще десять лет. Ужасно, что родители заставляют нас так долго ждать.
- Ты, действительно, так любишь меня, Нино?
- Мы не сможем прожить друг без друга, - проговорила она, и губки ее задрожали. - Мои родители все осложняют. Но по-ихнему не выйдет, я не отступлюсь от своего. Люблю ли я тебя? Да, я вправду люблю тебя. Но ни в коем случае не похищай меня!
Она умолкла, ведь не может человек говорить и целоваться одновременно. Потом она упорхнула домой, и снова посыпались ее рапорты по телефону:
- Нахарарян говорит, что получил письмо от двоюродного брата из Тифлиса. Говорит, что царский наместник на Кавказе приветствует смешанные браки. Наместник считает это одним из путей сближения Востока с западной культурой. Ты понимаешь, к чему он клонит?
Ничего я не понимал. Я лениво сидел дома и молчал. Пришла моя двоюродная сестра Айше и рассказала, что за последние три дня Нино по пяти предметам получила "неудовлетворительно". Айше, естественно, во всем обвинила меня. Оказывается, вместо заботы о нашем будущем я должен тревожиться об учебе Нино. Потом мы сели с Айше за нарды, я проиграл, и довольная Айше обещала помочь Нино в учебе.
Снова телефонный звонок.
- Это ты? Они вот уже сколько времени говорят о политике и экономике. Нахарарян говорит, что завидует мусульманам, которым удалось вложить свое состояние в иранские имения. Кто знает, что будет с этой Россией? Может, все полетит в тартарары. А в Иране землю могут покупать только мусульмане. Говорит, точно знает, что половина Гилана принадлежит Ширванширам. Учитывая назревающий в России переворот, иметь земли за границей - значит, обеспечить свое будущее. Это произвело на родителей большое впечатление. Мама теперь говорит, что и среди мусульман встречаются люди с внутренней культурой.
Два дня спустя после этого разговора армянский шахматист выиграл свою партию. Зазвонил телефон, и Нино, то смеясь, то плача, сообщила:
- Отец с матерью благословляют нас. Аминь!
- Пусть твой отец сам позвонит мне. Он оскорбил меня.
Именно так все и произошло. Голос князя звучал елейно, мягко. Когда с тобой говорят таким образом, трудно отвечать грубостью.
- Вы не могли бы придти к нам Али хан.
Я помчался к ним. Княгиня расплакалась и поцеловала меня. Князь был одет торжественно, и настроение у него было отличное. Он тоже говорил о браке, семейной жизни, но слова его отличались от тех, что говорил мне отец.
- Брак, - говорил князь, - основан на взаимном доверии и заботе супругов друг о друге. Муж и жена должны всегда советоваться друг с другом и быть опорой друг другу. Должны помнить, что оба - люди свободные и совершенно равноправные.
В свою очередь я заверил князя, что никогда не буду заставлять Нино носить чадру и не заведу гарема.
Тут вошла Нино, и я коснулся ее лба невинным поцелуем. Нино втянула голову в плечи и напоминала беспомощную птичку.
- Но пока никто не должен знать об этом, - сказал князь. - Пусть Нино сначала окончит лицей, а уж потом огласим вашу помолвку. Дочь моя, обратился он к Нино, - учись хорошо. Если ты срежешься на экзаменах, придется ждать еще год.
- Будь покоен, папа, - ответила Нино, вздернув свои точеные, словно вычерченные карандашом брови, - я успешно выдержу оба испытания - и в лицее, и в семейной жизни. И в том, и в другом мне поможет Али хан.
У подъезда Нино меня ждал в машине Нахарарян. Его слегка навыкате глаза выжидающе смотрели на меня.
- Нахарарян, - обратился я к нему, - я твой должник. Что подарить тебе? Хочешь деревню в Дагестане? Или иранский орден? Может быть, тебя устроит апельсиновый сад в Энзели?
- Ничего, - воскликнул он, хлопнув меня по плечу. - Мне ничего не надо. Я счастлив, что смог повернуть колесо судьбы на верную стезю. Этого мне достаточно.
Я с благодарностью взглянул на него. Мы выехали за город и направились в сторону Биби-Эйбатской бухты. Грязные, черные машины вгрызались в землю, высасывая ее соки. Наблюдая эту картину, я подумал, что семейство Нобелей завершает свое дело по изменению нашего пейзажа с той же страстностью, с какой Нахарарян старался ради меня. Значительная часть моря уже была засыпана землей и слилась с сушей. Теперь эта территория не принадлежала морю. Она навсегда была отторгнута у него, но и землей не стала.
На противоположном конце участка кто-то открыл чайхану. Мы сели там и заказали чай. Это был лучший в мире чай, крепкий, как алкоголь. Опьяненный его ароматом, Нахарарян рассказывал об истреблении армян в Малой Азии и ожидающемся вторжении турок в Карабах.
- Не бойтесь, - сказал я, - если турки войдут в Баку, я спрячу вас у себя дома.
- Я ничего не боюсь, - ответил Нахарарян.
Далеко в море над Наргеном зажглись звезды. На землю опускалась вечерняя тишина!
- Море и берег, как мужа и жену, объединяет борьба противоположностей.
Это сказал я или Нахарарян? Я ничего не помнил. Нахарарян привез меня домой.
- Князь Кипиани благодарит семью Ширванширов за оказанную честь. Нино - моя невеста. Сходи завтра к ним и реши остальные вопросы.
Я был усталым и счастливым.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Летели недели, месяцы. Много событий произошло в мире, в нашей стране и у нас дома. Ночи стали длиннее, листья с деревьев Губернаторского сада осыпались и шуршали под ногами. С мутного неба лил мутный дождь. Выпал первый снежок, отдавший город во власть зимы.
А потом ночи опять стали короче.
Из степи в город мерным шагом стали приходить караваны верблюдов. Их желтая шерсть была усыпана песком, а глаза по-прежнему устремлены в даль вечности. Они тащили пушки, были обвешаны винтовками и ящиками с продовольствием. Все это были трофеи, захваченные в жестоком сражении. По улицам в ободранном сером обмундировании шли колонны пленных турков. Их вели в порт, откуда пароходом переправляли на Нарген, где пленные умирали от дизентерии, голода и тоски по родине. Некоторым удавалось бежать, они гибли в солончаковых пустынях Ирана или свинцовых волнах Каспия.
Война, которая, казалось шла очень далеко, совершенно неожиданно добралась и до нас. С севера прибывали эшелоны с солдатами, с запада поезда с ранеными. Царь сместил своего дядю с поста главнокомандующего и принял командование армией на себя.
Дядя царя был теперь наместником на Кавказе. Черной, грозной тенью он навис над нашей родиной. Великий князь Николай Николаевич! Его длинная худая рука тянулась к самой Анатолии. Он вымещал свою ярость и зло на племянника, посылая дивизии в жестокие набеги. Гнев великого князя, перевалив заснеженные горы и пустынные степи, простирался до Багдада, Трабзона и Стамбула. Люди прозвали его "длинный Николай" и с ужасом рассказывали о его зверствах и поистине безумной жажде кровавых сражений.
В войну уже было втянуто много стран. Фронт растянулся от Афганистана до Северного моря, а в газетах мелькали имена королей, полководцев, государств, как трупные мухи, облепившие тела павших героев.
Снова наступило лето. Знойное солнце сжигало город. Асфальт плавился под ногами прохожих.
Я проводил дни в чайхане или в кафе с друзьями. Многие отвернулись от меня из-за дружбы с Нахараряном. Дивизия Ильяс бека все еще стояла в городе, и по-прежнему солдаты занимались строевой подготовкой на пыльном плацу. Зрители, как и раньше, заполняли залы оперы, театров, кинематографов.
Событий было много, но нигде - ни в мире, ни на родине, ни дома ничего не изменилось.
Нино, изнемогая под бременем экзаменов, прибегала ко мне, и я гладил ее нежные прохладные ладони.
Страх затаился в глубине ее глаз. Айше рассказывала мне, что преподаватель, проявляя благосклонность к невесте, Ширваншира, ставил ей в журнале сплошные "удовлетворительно". Когда мы с Нино гуляли по улицам, ее одноклассницы с любопытством посматривали в нашу сторону. Мы ходили в клуб, в театр, на танцевальные вечера, но очень редко нам удавалось оставаться вдвоем. Нас плотной стеной окружали друзья. Мы всегда оказывались в обществе Ильяс бека, Мухаммеда Гейдара, Нахараряна и даже набожного Сеида Мустафы. Мои друзья никак не могли поладить Нахараряном. Стоило толстому и богатому Нахараряну выпить шампанского и завести речь о взаимной любви кавказских народов, как Мухаммед Гейдар тут же мрачнел.
