Одно из Ваших писем, посланное в Таганрог, я получил только вчера.
Погода у меня на даче мерзкая. Дождю и сырости нет конца. Природа так паскудна, что глядеть не хочется. Если у Вас сухо, тепло и тихо, то я завидую Вашему благоутробию. У меня насморк, у членов семьи насморки и бронхиты, извозчики дерут дорого, рыба не ловится, <…> пить не с кем и нельзя… застрелиться в пору!!
Сейчас мальчишки принесли двух дятлов и запросили двугривенный; я дал пятак и выпустил птиц. Они разлакомились и принесли мне еще пару. Я птиц взял и дал по шее. Вот вам образчик моих дачных развлечений.
Пальмин переезжает* и переезжает… Это, вероятно, очень весело. Поручите Лебедеву изобразить «Переезд Пальмина»: впереди шествует Лиодор Иваныч в цилиндре, за ним Фефела со своими юбками и с старыми пивными бутылками; за этой парочкой плетутся полудохлые, чахоточные утки и куры; процессия освещается Фебом. Подпись: «И под стать нашей хмурой эпохе».
Поклон Вашим. Прощайте и будьте здоровы. Если не приеду, то ругайтесь, но не сердитесь. Я думаю, что Вы поймете мое положение и, вероятно, будучи на моем месте, поступили бы не иначе.
Ваш А. Чехов.
Не забудьте громко <…> и воняющих псов.
Чехову Ал. П., 16 июня 1887
282. Ал. П. ЧЕХОВУ*
16 июня 1887 г. Бабкино.
16 июнь.
Дубина! Хам! Штаны! Ум недоуменный и гугнивый!
Если ты вставил шуточное «кавалеру русских и иностранных орденов», то, стало быть, имеешь желание зарезать сразу два невинных существа: меня и Григоровича. Если эта вставка останется, то книга пущена в продажу не будет, ибо я еще жить хочу, да и Григоровича умерщвлять не желаю. О, как бы я желал, чтобы на том свете тебя антрацитом покормили! За что ты гонишь меня? И почему тебе так ненавистна слава моя? Сейчас же, курицын сын, иди в типографию и выкинь кавалера*.
2) Оглавление можно и в начале, можно и в конце.
3) Умоляю, выкинь кавалера, иначе книга не пойдет. Если она уже напечатана с кавалером, то я прошу не выпускать книгу из склада. Негодяй!!! Умоляю.
4) Не посылай впредь заказных писем, ибо они задерживаются на почте.
5) Не переписывай «Следователя»!* У меня он есть.
6) Я скоро не приеду в Питер.
7) Поздравляю с дебютом в «Нов<ом> времени»*. Почему ты не взял какой-нибудь серьезный сюжет? Форма великолепна, но люди — деревяшки, сюжет же мелок. Для пе́того классе мозно люцси… Ты хвати что-нибудь бытовое, обыденное, без фабулы и без конца.
8) Желание В. П. Буренина утилизировать мою «Клевету» льстит мне*. Передай ему сие купно с моим согласием.
9) Пиши мне. Я рад, читая твои письма, хотя ты и не гениален. Боже, как тяжело иметь братьев-посредственностей!
10) Прощай! Своим Кикишам и Кокошам передай мое благословение и скажи, что я в большом долгу у них за труды их родителя, понесенные на издание моей книги. Жертвую обоим по чугунной печке.
11) Серьезно, я у тебя в неоплатном долгу. Научи, как поквитаться?
Tuus А. Чехов.
Анна Ивановна! Стыдно хворать! Напишите собственноручно, что вы чувствуете? Кланяюсь.
А. Чехов.
Я в недоумении: почему «кавалера орденов» ты принял всерьез, а «продается в рабство Ал. Чехов с сочадами» — в шутку? Почему не наоборот?
NB. По выходе книги в свет попроси немедленно выслать мне 10 экз<емпляров>.
Г<-ну> Александрову выдай книжицу с большим спасибо за труды.
Пиши немедленно!
Чехову Ал. П., 21 июня 1887
283. Ал. П. ЧЕХОВУ*
21 июня 1887 г. Бабкино.
21.
Ты просишь, чтобы я исключил бы тебя из числа родственников; охотно исполняю твою просьбу, тем более что твое родство всегда компрометировало меня в глазах общества. Отныне ты будешь называться не Чехов, а Иван Михайлович Шевырев.
Сейчас я узнал, что тебя читают шах персидский и хедив египетский*, отмечая карандашом всё, что им нравится.
Ну-с, температурная кривая прямой Анны Ивановны дает мне право заключить, что твоя половина всё еще тянет на мотив брюшного тифа. Такова t° у туберкулезных и брюшных тификов; у последних она бывает в период заживления кишечных язв… Cave[11], как пороха, твердой пищи! Пусть А<нна> И<вановна> ест жижицу, пока t° не станет нормальной. Ты глуп и, конечно, не преминешь случая усомниться в моем медиц<инском> гении. Ты спросишь: почему же тиф так долго тянется? Осел ты этакий, да ведь брюш<ной> тиф редко обходится без рецидивов! Болван!
Я глохну, вероятно вследствие катара евстахиевых труб; лень съездить в больницу продуть…
Ем, сплю и купаюсь; немцы подлецы*.
К тебе поехал положительный человек*.
Степной субботник мне самому симпатичен* именно своею темою, которой вы, болваны, не находите. Продукт вдохновения. Quasi симфония.
В сущности белиберда. Нравится читателю в силу оптического обмана. Весь фокус в вставочных орнаментах вроде овец и в отделке отдельных строк. Можно писать о кофейной гуще и удивить читателя путем фокусов. Так-то, Саша. Скажи Буренину, что Москва деньги любить. Так нельзя. Надо понимать.
Твоих воробьев приветствую.
От соединения Осла и Ани
Произошли Николай и Антон Галани.
Будьте здоровы и приблизительны.
Ваш А. Чехов.
Это письмо можешь через 50 лет напечатать в «Русской старине».
Чехову Г. М., 23 июня 1887
284. Г. М. ЧЕХОВУ*
23 июня 1887 г. Бабкино.
23 июнь. Воскресенск.
Прости, милый друг, что я так запаздываю ответом на твое письмо. Во-первых, усиленная работа, во-вторых, лень, которая, как тебе известно, раньше нас родилась.
Прежде всего попроси у мамы прощения за скандальчик с извозчиком*. Я рассеян, как профессор: забываю инструменты у больных, не плачу извозчикам, которые потом дерут с меня впятеро, путаю адресы на письмах и т. п. Воображаю, что будет в старости! Вероятно, в старости я буду надевать вместо своей шляпы дамскую, жилет надевать раньше сорочки и т. п.
Я не был ни в Сумском уезде, ни в Петербурге*, хотя предполагал побывать всюду. Засел я на даче и неподвижно торчу у стола. Работаю порядочно и с лихвой вернул расходы на поездку.
Если увидишь Анисима Васильевича, то передай ему, что посылка его получена* и что я буду писать ему, но не раньше июля.
Ноги перестают болеть, но зато появился новый недуг: я глохну.
Поздравляю с «присоединением»*. Думаю, что Таганрогу от этого не будет ни лучше, ни хуже. Впрочем, быть может, будет больше внешнего порядка, будет едина власть вместо градоначальника, который решительно был бесполезен и для Таганрога не нужен.
Через неделю выходит в свет моя новая книга*, издание Суворина, того самого, который издал Пушкина. Кстати, судя по газетным известиям, Пушкин уже вышел из печати*, и ты, стало быть, должен уже получить его.
Передай маме, что на обратном пути, в Славянске, я неожиданно встретился с Сашей Селивановой. Замуж она не выходила, и многое, что мне и маме говорили про нее, оказалось вздором. Она весела, служит на каком-то заводе учительницей, одета щеголевато и вообще производит приятное впечатление.
Условие: кроме своих, никому не читай моих писем; частная переписка есть семейная тайна, до которой никому нет дела.
Папе и маме поклонись низко и передай им, что я никогда не забуду их радушия, ласки и гостеприимства. Володе пожелание всяких успехов, а Саню и Печерицу* поцелуй. Иринушке поклон.
Все наши здоровы. Иван уехал в Петербург*. Когда-то ты приедешь в Москву? А надо бы…
Был ли у Вас М. М. Чехов?
Пиши, пожалуйста. Я старший брат, но не жди от меня наставлений; после того как я увидел твой образ жизни, твой труд и твою выносливость, не поднимается моя ленивая рука давать тебе житейские советы. Оставайся таким, каков ты есть.
Скажи дяде* Андрепуше, сиречь Андрею Павловичу, что когда он приедет в Москву, то пусть ежедневно приезжает ко мне по конке обедать. Это относится к осени и зиме.
Будь здоров и счастлив, не забывай гулять и верь в расположение и доброжелательство уважающего тебя
А. Чехова.
Чехову Ал. П., 26 июня 1887
285. Ал. П. ЧЕХОВУ*
26 июня 1887 г. Бабкино.
