на «Голгофу». Вдыхаю это снова. Никто на меня не сердится – значит, я не толкнула Карми и не задела иглу. Нед закручивает крышку на бутылочке с желтой жидкостью. Нюхательная соль «Ярдли».
– Можете вернуться на место? – мистер Томолилло любезно указывает на пустующий оранжевый ящик.
– Вроде могу. – У меня сильное желание потянуть время. Я шепчу мистеру Томолилло на ухо, которое из-за его маленького роста оказывается рядом со мной: – А у вас есть татуировки?
Я вижу, как под грибообразной шляпой округляются и обращаются к небу его глаза.
– Бог мой! Конечно нет! Я здесь, чтобы следить за пружинами. В аппарате мистера Кармайкла они иногда отказывают при работе с клиентом.
– Какая жалость!
– Сейчас я здесь именно по этой причине. Мы проверяем новую пружину – более надежную. Сами знаете, как неприятно, когда вы, например, сидите в кресле дантиста и внутри вашего рта чего только нет…
– Ватные тампоны и маленькие металлические сифоны?..
– Вот именно. И вдруг неожиданно дантист оставляет вас, – тут мистер Томолилло для пущей наглядности слегка отворачивается от меня с таинственной, озабоченной гримасой на лице, – и минут десять возится в углу со своим оборудованием, а вы не знаете, в чем дело. – Лицо мистера Томолилло принимает прежнее выражение, разглаживаясь, как полотно под утюгом. – Поэтому я и нахожусь здесь, чтобы следить за пружиной – насколько она крепкая. Для удобства клиента.
К этому времени я чувствую, что готова занять почетное место на оранжевом ящике. Карми только что закончил работать с коричневым цветом, и за время моего отсутствия разные чернила действительно смешались друг с другом. На бритой коже измученный орел напрягся в трехцветной ярости, его загнутые когти кажутся острыми, как крюки мясника.
– Может, стоит добавить немного красного в глаза?
Моряк кивает, и Карми снимает крышку с тюбика – в нем краска цвета кетчупа. Как только Карми перестает работать иглой, на коже моряка проступают кровавые пузырьки – теперь не только с черного очертания птицы, но и со всего разноцветного тела.
– С красным стало лучше, – заявляет Карми.
– Ты сохраняешь кровь? – неожиданно спрашивает мистер Томолилло.
– Думаю, – говорит Нед, – тебе есть смысл вступить в переговоры с Красным Крестом.
– Можно и с банком крови! – Нюхательная соль прочистила мне мозги, и голова стала такая ясная, как небо над Монадноком. – Просто поставьте на пол тазик, и пусть кровь туда капает.
Карми работает над оттенками красного.
– Мы, вампиры, никогда не делимся кровью. – Глаз орла краснеет, но кровь больше не проступает. – Разве вы об этом не слышали?
– Слышали, – признает мистер Томолилло.
Карми раскрашивает фон красным цветом, и вот готовый орел уже парит в красном небе, рожденный и крещенный хозяйской кровью.
Моряк тем временем возвращается из дальних краев.
– Ну как? Хорош? – Карми губкой смывает с орла кровь, и цвета начинают играть – так уличный художник сдувает пыль с рисунков Белого дома, Лиз Тейлор или «Лесси возвращается домой» [23].
– Я всегда говорю, – моряк не обращается ни к кому конкретно, – если хочешь тату, то делай самое лучшее. Только лучшее. – Он вглядывается в орла, который, несмотря на все усилия Карми, снова кровоточит.
Следует напряженная пауза. Карми весь в ожидании, и это не из-за денег.
– Сколько будет стоить, если написать под ним «Япония»?
По лицу Карми расползается улыбка.
– Один доллар.
– Тогда напишите «Япония».
Карми намечает буквы на руке моряка, делает особенно красивым крючок J, петлю на P и конечную N [24] – все это с любовью к завоеванному орлом Востоку. Наполнив чернилами иглу, он приступает к букве J.
– Насколько я знаю, – замечает мистер Томолилло отчетливым голосом лектора, – Япония – центр искусства татуировки.
– Вовсе нет, – отвечает моряк. – Когда я там был, татуировки находились под запретом.
– Под запретом? – изумился Нед. – Почему?
– Они считают это варварством. – Карми не отрывает глаз от второй буквы A; иголка ведет себя в его опытной руке как покорившийся воле наездника дикий мустанг. – Конечно, специалисты у них имеются. Но работают тайно. А так все там есть. – Он выводит последнюю завитушку буквы N и вытирает губкой проступившую кровь, которая словно старается скрыть искусные линии. – Ну как, получилось то, что надо?
– Точно.
Карми делает из салфетки повязку и накладывает ее на орла и «Японию». Движением ловким, как у продавца, пакующего товар, он бинтует моряку руку.
Моряк встает и натягивает бушлат. У дверей толкутся, глазея на происходящее, школьники – худые, долговязые, с прыщавыми лицами. Не говоря ни слова, моряк достает бумажник, извлекает из него зеленую стопку и отстегивает Карми шестнадцать долларов. Деньги перекочевывают в бумажник мастера. Мальчишки отступают, чтобы дать дорогу выходящему из салона моряку.
– Надеюсь, мой обморок не очень вам помешал?
Карми ухмыляется.
– А как вы думаете, для чего я держу под рукой нюхательную соль? Здесь иногда и здоровых мужиков вырубает. Некоторых подбивают прийти дружки, а потом не знают, как отсюда выбраться. Сколько таких рвало вот в эту корзину.
– С ней никогда такого не было, – говорит Нед. – Она и раньше видела кровь. При рождении детей. На корриде. И так далее.
– Вы все на нервах. – Карми предлагает мне сигарету, я беру, другую берет он сам, Нед тоже не прочь покурить, а мистер Томолилло благодарит и отказывается. – Взвинчены – вот в чем дело.
– Почем сердце? – Голос принадлежит стоящему перед салоном мальчугану в черной кожаной куртке.
Его товарищи подталкивают друг друга локтями и по-щенячьи визгливо посмеиваются. Мальчуган растягивает рот в улыбке и тут же краснеет, как и россыпь прыщей у него на лице.
– Сердце с завитком снизу и чтобы поверх завитка имя?
Карми откидывается в крутящемся кресле и просовывает большие пальцы рук под пояс. Сигарета свисает с его нижней губы.
– Четыре доллара, – говорит он, не моргнув глазом.
– Четыре доллара? – Голос мальчугана меняется, он недоверчиво замолкает.
Все трое, сгрудившись, перешептываются между собой.
– Здесь нет ни одного сердца дешевле трех долларов. – Карми не испугать плотно сжатыми кулаками. – Если хочешь розу или сердце – изволь заплатить. Сколько надо, столько и плати.
Мальчуган нерешительно колеблется перед прейскурантом с изображениями сердец – мощными сердцами, сердцами, пронзенными стрелой, сердцами в венке из лютиков.
– А сколько стоит наколоть только имя? – спрашивает он дрогнувшим голосом.
– Один доллар. – Тон Карми предельно деловой.
Мальчуган протягивает левую руку.
– Я хочу Руфь. – Он проводит воображаемую линию через левое запястье. – Вот здесь… Если что, закрою его часами.
Двое его друзей, стоя в дверях, громко гогочут.
Карми указывает на стул и кладет недокуренную сигарету на стойку между баночек с красками. Мальчик садится, учебники покачиваются на его коленях.
– А если захочешь поменять имя? – задает как бы в пространство вопрос мистер Томолилло. – Зачеркнешь и напишешь сверху другое?
– Можно носить часы поверх старого имени, – предлагает Нед, – тогда будет видно только новое.
– А потом еще одни часы, – говорю я, – если появится третье имя.
– И так до тех пор, – кивает мистер Томолилло, – пока вся рука до плеча не покроется часами.
Карми сбривает редкие неряшливые волоски на запястье
