затормозил:
— Надо вернуться.
— Зачем? — Ее короткие спиленные ногти уже впивались в живот, хотя он много раз просил так не делать.
— Затем.
Алекс услышал позади тихий визг. Нырнул в куст, наткнулся на теплое, мокрое — кровь. Посветил фонариком и увидел хвост — а затем и собаку чуть крупнее таксы.
— Брось ее, — Катя шипела.
«Не будь же такой сукой».
Стянул с себя куртку, аккуратно обмотал собаку и приподнял. Она скулила, Катя шипела:
— Ты ей только хуже делаешь! Она вообще, может, лишайная, а ты в руках ее держать собираешься.
«Не я».
— Я за рулем.
Он сунул сверток Кате в руки и уселся на скутер. Ругаясь, та пристроилась сзади.
В круглосуточной ветеринарке «Айболит» дежурил хмурый усталый мужчина неопределенного возраста. Пока они оформлялись, из-за двери доносилось мяуканье — надрывное, непрекращающееся, хуже воя, будто заранее оплакивающее кого-то.
Врач осмотрел собаку, погладил и проговорил:
— Усыплять.
«Только не это».
— Она же живая.
— С таким позвоночником? Это не жизнь.
— И как… вы хотите?
— Могу предложить укол. Просто уснет, и все, — вернулся к столу, открыл ящик и начал перебирать ампулы, высматривая этикетки.
«Просто уснет. Но ведь уснуть — это совсем не просто».
— Твоя? — вдруг спросил врач.
Алекс покачал головой:
— Подобрали.
Врач кивнул на шлем:
— Сбили и подобрали?
Алекс молчал.
— Ладно. Держи ее.
Через пару минут собака уснула.
— И это все? Так просто?
— А ты чего хотел?
«Собаку. Спаниеля. Чтобы любить».
— Помочь.
Врач нырнул за стол и протянул ему визитку:
— Хороший приют. Там собак сколько угодно.
— Да я не в том смысле…
— Там люди нужны, — сказал он с нажимом. — Гулять, привозить корм, играть с ними. Это же не рыбки.
— Сколько с меня?
Тот махнул рукой:
— Езжай с богом.
Алекс вытащил из кармана две тысячи и положил на стол:
— Приюту этому переведите, хорошо?
— Хорошо. Езди осторожнее.
Он вышел в коридор, где его ждала полусонная Катя. Она кивнула — он помотал головой.
— Только время потратил, — пробурчала она.
«На тебя».
Алекс вышел на улицу и закурил.
— Ты как?
«Хорошо, что дождь».
Подвез Катю до дома. Перед тем как спуститься с мотоцикла, она тронула его за рукав:
— Всех не спасешь.
«Ты и не попытаешься».
— Это всего лишь дворняга.
«Ты всего лишь человек».
— Ну, я пойду.
Катя приблизилась к подъезду, и Алекс заметил, как от лавки отлепилась покачивающаяся тень. Он напрягся, но услышал знакомый голос: батя. Катя схватила того под руку и потащила домой.
Алекс подъехал к своему дому, покурил у подъезда и тихонько поднялся в квартиру. Стоило ему щелкнуть выключателем, как из гостиной послышалось:
— Алешенька, ты? А я уж думала, не придешь. Тонометр принеси-ка. Кружит что-то.
«Конечно, кружит, ты ведь сама себя накрутила опять».
Он скинул обувь и нырнул в гостиную, пахнущую лекарствами. Бабуля полулежала в постели — красная и дрожащая.
«Плохо».
— Знобит меня, Алеша…
— Таблетки не пила?
Молчала, понуро вздыхая.
«Конечно, опять насмотрелась своего телевизора, где все самые умные, и не стала травиться по расписанию».
Цифры заскакали на экране тонометра, а он только сцепил зубы: лишь бы не показать, лишь бы не напугать…
— Что там, Алешенька?
Шкалило под двести.
— Сто шестьдесят на сто двадцать. — Он выдавил из блистера две штуки и протянул: — На.
— Не хочу, я потом…
«Бегаешь в туалет каждые пять минут. Иногда не добегаешь. Думаешь, не знаю?»
— Пей давай. А то скорую вызову.
Бабуля со вздохом проглотила таблетки. Алекс велел показать язык, чтобы без глупостей. Потом остался сидеть рядом. Она вдруг дернулась:
— Встать мне надо.
— Давай я проведу.
Кивнула. Раньше сопротивлялась, но после того, как рухнула в ванной и уехала в больничку на месяц, выделываться перестала.
— У тебя там все нормально? — спросил он из-за приоткрытой двери.
— Почти.
Совсем уж не показывалась, стеснялась. Хотя чего там стесняться в ее возрасте. Но она и платье без комбинации не наденет — неприлично же.
Вышла, ухватила за локоток:
— Сильный такой. Хорошо, что сильный, а то как бы я без тебя, Алеша.
«Так и есть».
— Скорую звать?
— Давай померяем еще раз.
Они дождались гудения. Сто пятьдесят на сто. Еще упадет.
— Посидеть с тобой?
Бабуля похлопала по руке:
— Иди спать. Тебе в школу завтра. Как погуляли?
«Херово».
— Как обычно.
Она не выпускала руку:
— Алеша, ты как?
Вспомнила, конечно, вспомнила, что сегодня за день. Вот и давление скакнуло.
Он пожал плечами:
— Все нормально, баб. Ты спи давай.
Встал и выключил ей свет.
— Сладких снов, Алешенька.
«Какое там».
Утром бабуля порхала по кухне как ни в чем не бывало. Алекс зевал, окуная блин в топленое масло — его любимое блюдо, которое она готовила по особым датам. Дни рождения, праздники, годовщины помечались этими блинами — поминально-напоминальными, всегда блинами со значением, с умыслом, отчего менялся их вкус. Сегодня блины горчили.
В телевизоре, который работал весь день, перекрикивались костюмные мужики за стойками. Алекс поморщился:
— Да выключи, там одно и то же.
Бабуля внезапно послушалась и щелкнула на прогноз погоды. Помолчала, потом робко заговорила:
— Алешенька, Пасха скоро. Надо бы доехать, оградку покрасить, почистить там все.
Блин застрял у него в горле, но он продолжал жевать, не отвечая.
«Кому надо?»
Бабуля тяжело вздохнула и приложила край фартука к глазам. Артистка та еще, знает, что он этого не терпит. Алекс отложил вилку в сторону:
— Съездим. Только не на этой неделе, ладно?
Она убрала фартук, и Алекс заметил, что в глазах у нее действительно стояли слезы.
К школе Алекс крался с оглядкой, высматривая знакомую машину. Сегодня он особенно не хотел видеться с Пьером: так и не успел продать закладку, которую увел у Антона из-под носа, а без нее долг было возвращать не с чего.
Пьер со своими выглаженными сорочками, аккуратно подровненной бородкой и очками от «Армани» был из тех, кого Алексу особенно приятно нагревать. Он давно уже знал все его места и не раз проворачивал схему с зачисткой тайников — главное было не наглеть. А вот с последней он обнаглел — ну тут и Антон расстарался, решив всех угостить. Еще один
