У нас было ошеломление от того, что мы сделали: да, ни хрена себе сказанули! Но, впрочем, подобное у нас повторялось несколько раз.
Жизнь в своей необычности все-таки чрезмерно щедра, с запасом. Весь Валера - это особая история, а мы возьмем здесь только край этой истории, к нам обращенный. Краешек даже.
У Гали и Валеры наступила та светлая тяга друг к другу, которая между людьми зовется любовью. Она не зависит ни от хорошей жизни, ни от тяжелых условий, ни от ума, ни от характера, и слава Богу, что не зависит. Мы, предвкушая, ждали, что светлая эта сила сделает Галину приемлемой для людей. Но на самом деле любовь дала ей еще большее ясновидение, и она видела еще яснее все темное. Галя стремилась еще больше отметиться: здесь, мол, была я (взболтав с мертвым илом прозрачные струи духа).
Она написала про книгу нашего уральского Гомера "Одиссея-4", что великий древнегреческий рапсод на последний глаз бы ослеп от потрясения, прочитав книгу. А наш пермский Улисс вытаращил, читая статью, глаза, очень здоровые, несмотря на большое количество выпитой плохой водки. И он замыслил подать на Галину в суд. А нам прямо заявил:
- Пока эта стерва к вам ходит в дом, я здесь больше не покажусь!
Мы бормотали: завистники всегда были и будут, начиная с той же Древней Греции, вспомни Зоила, который составил список всех несуразностей Гомера. И таким образом обессмертил свое имя.
Мы вынуждены были хоть что-то предпринять. Галине сказали так:
- Зачем ты пишешь все это? - Мы робели, отвратительно чувствуя себя в роли поучателей. - Тридцать два раза упомянуты в статье органы выделения и гениталии! "Коитус в тонком плане", "творческий мастурбант". Зачем ты это делаешь, Галина?
- А хочу!
Лаская гитару, вышел Валера из дальней комнаты, запел, ласково сияя глазами: "Я на солнышке лежу".
- Дурак! - счастливо захохотала Галя. - Это он меня солнышком называет.
И взрывы ее хохота, несмотря на тяжелый разговор, освежающе нас встряхнули, изгоняя всю тяжесть разговора.
Дальше излагаем простые факты. Галя сказала в 1995 году, что у нее рак по женской части. Ей гарантируют полное выздоровление после операции. Но она отказалась. Цитата: "Я этим местом еще поживу!"
Мы можем сказать: долго думали. Наконец мы пришли к Гале:
- У тебя дети, их нужно вырастить. Если мы встанем на колени, ты пойдешь на операцию?
- Нет, не уговаривайте, не вставайте на колени! Я без этого места не женщина.
29 декабря 1996 года мы видели Валеру, который выходил от Гали, вытирая мокрые глаза. Он тоже не смог ее уговорить ни на "химию", ни на облучение.
Галя сначала употребляла чистотел, потом водку с подсолнечным маслом, еще - тигровый коготь и акулий хрящ. Она всех уверяла: отлично это помогает! Она развернула еще более бурную деятельность: победила в конкурсе на лучший рассказ о Каме, написала юбилейные частушки о губернии, устроила свой творческий вечер, где передразнивала апостола Павла, наклеив бороду из бумаги и натянув фальшивую лысину. Наши дети, услышав это, ужаснулись. Факты таковы: быстро, как на счетчике, выскакивали номера стадий новообразований: первая, вторая, третья, четвертая-а, четвертая-б...
И тут она узнала про очередное абсолютное лекарство: витурид.
- Мне из Петрозаводска с поездом пришлют в Москву. Пусть ваши друзья возьмут витурид на одном вокзале, перевезут на другой... там всего шесть килограммов.
Мы собрали деньги и вручили Валере. Он привез витурид чудодейственный.
Еще 31 декабря 1997 года она прислала с Валерой нам стихи:
Хоть нет меня, но я сегодня здесь.
Плесните мне в ментал бокал шартреза.
Ваш тесен круг,
Но я в него пролезу...
Валера сказал, что у Галины сильные боли, и нужно наркотики через час колоть.
Мы ее навещали.
- Юбку я вам возвращаю. Еще бы года три назад я ее наполнила, а сейчас велика. Да, завещание я написала.
Мы поразились: у Гали, как у большинства знакомых, нечего завещать. Мы даже испугались: мол, детей ее не можем взять - на своих все силы истрачены. Один из нас пролил слезы, а другой скрипнул зубами от потрясения. А Галя продолжала:
- На похороны свои я вас не приглашаю. Пусть будут лишь мама и Валера. Дети мне не нужны. Сократа вызвали из армии, он по-прежнему со мной молчит. Будка меня обзывает каждый час "вонючкой" - из-за него я завтра в хоспис уеду. Запахи им сейчас не нравятся, умирания... А на девять дней вы приходите! Там будет много народу. Я всех известила: приходить!
Мы говорили об этом, не переставая. Настолько было все тяжело. С того берега она еще будет команды нам передавать...
Через день пришла мама Гали, вздернув в негодовании свое лицо жестяной красоты:
- Еще б пожила моя Галя, но эти святоши... в хосписе, всю ее иконами обставили, вы бы только посмотрели! Уговорили ее умереть вместо того, чтобы бороться за жизнь! - и она со значением на нас посмотрела, зная, что у нас тоже дома есть иконы.
Мы каждый день друг другу твердили: не пойдем на девять дней! И то, что мы сейчас все время о ней говорим, - это управление нами! А мы же все-таки свободные люди.
- Не о детях думала в последние минуты, а о том, чтобы нас за ниточки дергать, какое высокомерие!
И тем не менее в день девятин нам пришлось оказаться у Гали. Дело было так. Пришло нам извещение на посылку. Мы пошли получать, обрадовались. Оказалось, что это витурид для Гали. Почему послали на наше имя: потому что уже знали про хоспис? Непонятного тут много. Почему ранее через Москву присылали? А сейчас по почте... Как ни вертелись мы, а на девятины попали. Это факт. Никого в обед еще не было, но нам мама Гали дала по ложке кутьи. Дети плакали, включая Сократа. И видно было, что от слез у них уже выстраивалась другая прошлая жизнь: там они все время любили мать и получали в ответ огромную любовь.
