Париж, 8 августа
Мы появились в Париже, когда слава Дали достигла своего апогея. Интерес к персоне постоянно подогревался провокационными заявлениями самого Дали. Ими он тщательно уничтожал своих бывших коллег, разгребая пьедестал сюрреализма для себя одного. Проклятия в их адреса сыпались, как из рога изобилия. Им не было конца. Неудивительно, что его искали, за ним охотились. Бретон прямым текстом отсоветовал Дали когда-либо появляться в Париже. Арагон поклялся зарезать Дали, как собаку, как только он окажется в пределах его досягаемости. Луи все еще кипел по поводу увода его жены удачливым испанцем. Учитывая обстоятельства, я выбрал гостиницу поскромнее на окраине Парижа, с тем, чтобы не напороться невзначай на наших недоброжелателей. Впрочем, Дали хорохорился и недооценивал возможность быть узнанным. Он уверял меня, что чувствует себя в полной безопасности. Теперь он вооружен и готов встретиться с кем угодно, пусть даже с дьяволом. Это была его обычная в таких случаях бравада. Дали отчаяно трусил, но уехать раньше чем через три дня он не соглашался из гордости. Гуляя по вечерам малолюдными улочками окраин, мы забрели в синематограф. Демонстрировалась картина Бюнуэля, и полотно экрана, подсвеченное светом братьев Люмьер, действовало на Дали, как тряпка на быка. Он смущал почтенную публику непристойными комментариями к каждой сцене. Самого Луиса Дали награждал такими звонкими эпитетами, что услышь тот хотя бы десятую часть сказанного, неминуемо наложил бы на себя руки. Я с трудом дождался окончания сеанса и успокоился только на улице, где Дали продолжал задирать прохожих, обзывая их буржуазными свиньями и негодяями. Я шел по другой стороне, ожидая ареста, но ему все как всегда сходило с рук. Теперь я замечаю за собой то, что сам испытываю приступ охотничьей лихорадки. Моя роль становится все более активной в этом деле. Чего нельзя сказать о Дали, который, на мой взгляд, значительно охладел к начатому предприятию. Рано утром я загрузил едва продравшего глаза художника в карету, и мы тронулись в сторону Вены - конечного пункта нашего путешествия.
Вена, 24 августа
Все ужасно! Дали совершенно потерял лицо и сделался неуправляемым. Мы живем в Вене уже больше недели, а Дали так и не приступил к розыскным мероприятиям. Зато каждый день он нагружается в кабаках и притаскивает с собой девок. Несколько раз мне пришлось улаживать недоразумения с хозяином гостиницы, но дальше так продолжаться не может. Роскошный камзол Дали теперь выглядит, как половая тряпка, а шляпа с поломанным пером и того хуже. Я по-прежнему в хорошей форме. Каждый день я проделываю гимнастические упражнения в соседнем парке. Я твердо решил завершить наше маленькое начинание. Такой уж я человек! Не люблю бросать что-либо на середине дороги. Само собой разумеется, что поисками занимаюсь я, пока другой прожигает жизнь. Неизвестно, сколько это займет у него времени, а я не люблю терять его попусту. Пользуясь услугами некоторых моих знакомых, я установил адрес пребывания интересующего нас человека. Господин Фрейд за последние полгода успел поменять не менее 14-ти адресов и, по слухам, подыскивал себе 15-ый. Настолько донимали его приставания невротических аристократок, мешавших писать труды.
Не тратя слов на пустые препирания с Дали (который по моим наблюдениям приближался к белой горячке) я перевез его и наши вещи на Пфепфель-штрассе, где двумя днями раньше снял небольшую комнату, окном выходившую на апартаменты Фрейда в доме напротив. Отсюда можно было вести наблюдения за образом жизни нашего подопечного. Поставить точку в затянувшейся пьесе было пора. Не все так просто, господа. Дали, которому теперь было сильно не до этого, самоустранился и наотрез отказывался взяться за оружие. И это тот человек, две недели тому назад не выпускавший из рук мушкета, любовно протиравший бархатной тряпкой сверкавшие части! Быстро, однако, меняется настроение у таких людей! Вот что могут сделать неумеренные возлияния. Похоже, что они подходят к своему логическому завершению. Скоро придется вызвать карету и отправить моего несчастного друга в клинику для алкоголиков, где, надо думать, ему вправят мозги.
Вена, сентябрь
Дали становится все более невыносимым. Сегодня после длительного пробуждения во второй половине дня он выглядит просто ужасно. Сидя по-турецки на полу, он подозрительно посматривает в мою сторону, подкручивая и без того одиозные усы, известные всему миру. Я начал отпускать модную здесь бородку и часто стою перед зеркалом, доводя ее форму до совершенства с помощью маникюрных ножниц. Мы почти не разговариваем друг с другом, и мне кажется, что Дали меня не узнает и принимает за другого, впрочем, всякий раз за нового. Я дам ему еще неделю, а по ее истечении серьезно поговорю с Дали, если это будет возможно. И если он откажется стрелять во Фрейда, то я сделаю это сам, чего бы мне это не стоило!
( На этом рукопись обрывается. См. приложение )
ПРИЛОЖЕНИЕ
Архив полиции Австро-Венгрии.
Выписка из дела за номером 429/465.
Протокол допроса Сальвадора Дали от 29 сентября 19..
(фрагмент)
Вопрос: "Господин Дали, почему вы стреляли в доктора
Краузе?
Ответ: "Видите ли, произошла ошибка. Краузе - мой
лучший друг. Мы вместе приехали в Вену по одному
делу. Мне очень жаль. Этот выстрел предназначался не
ему. Я ошибочно принял Краузе за другого. Меня сбила
с толку его характерная бородка. Жаль, что так
получилось. Вот так теряешь друзей из-за ерунды!
--------------------------------------------------------------
ГЕОГРАФ
Действительный член географических обществ представляет себе условную модель шара, сплюснутого у полюсов. Его взгляд скользит по дугам небесной сферы, выбирая точку пути. Первое путешествие он провел в рюкзаке за плечами родителей. Позже не мог оторваться от географических карт, подробно изучал рельеф местности, климатические условия, обычаи и нравы свирепых туземцев: " Я прошел пустыни и полупустыни, степи и лесостепи, леса и болота, тундру и лесотундру, саванну и девственный лес. Тысячи километров дорог: пешком и верхом. Я спускался в узкие щели бездонных пещер, проходил осклизлыми галереями, разбирал завалы пород и погружался с аквалангом в подземные водоемы. Кончился ледниковый период и планету трудно узнать: вязкие студеные моря омывают подножия материков. Лед возвращается к собственному порождению и каменными когтями механической кисти царапает русла будущих рек. Раньше котловины были заполнены влагой и скелеты отживших животных покойно ложились на дно, чтобы обрести второе рождение в штольнях заброшенных карьеров.
Я познавал океанские глубины, переваливая срединные хребты. Уловленный Гольфстримом, скитался под толщами вод, питаясь планктоном. Встречал чудовищ морского дна, скрывающих лик от поверхности. Они вымерли много миллионов лет тому назад, но еще попадаются в сети рыбацких баркасов. Жизнь морских гадов размеренна и незлоблива. Воздушные просторы еще более однородны. Поражает уверенность птиц в завтрашнем дне. В ненастье они прячутся в ветвях деревьев, в расщелинах скал и под крышами уродливых лачуг. Чуть выглянет солнце, и дымчатое небо вновь наполнено их протяжными криками и стремительными рывками за насекомыми. Последний раз я прыгал затяжным прыжком с десяти тысяч, и воздушные вихри терзали меня, как пушинку. Я проникал в потаенные лаборатории грозовых туч, видел зарождение молний из сгустка мерцающих элементов. Концентрация паров, достигнув предела, выливалась в нескончаемые потоки и они, обрамленные шлейфом оглушительных разрядов, падали на потускневшие в былом величии города. После была долина гейзеров и источники серы. Я вдыхал испарения и обжигал ступни ног с каждым неверным шагом. Забираясь выше, наслаждался высокими травами фантастических лугов, питался невиданными фруктами, отдыхал на мягкой подстилке лишайника. Позже всегда восходил к жерлу вулкана, видел мыльные границы берилловой лужи. С небольшим запозданием взрывался фонтан расплавленной магмы, в долину спускалась шипящая лава, останки существ порывались войлочной кожей. Следы жизни терялись в собственных отражениях, и легкий дым поднимался к новому небу. Торжествовали пришедшие караванными тропами купцы, туристы радовались отрытиям археололгов. Те, кисточками для бритья, освобождали окаменелости от ненужных напластований. В Шотландии, вокруг известного озера, сидят в пределах пушечного выстрела друг от друга упрямые горцы. Шотландцы, набив брюхо хагисом, верные клановым принципам, не собираются делить ящера в пользу лживых англичан. Укрывшись пледом и подогрев старую кровь виски, доброхоты засыпают под заунывные звуки волынок. Им снится, что умное животное обходит сонных сторожей по периметру, согревая их поочередно теплом собственного дыхания. Сделав несколько кругов в течение ночи, монстр, никем не замеченный, возвращается к подводным делам. Юбочники начинают пробуждаться от первых рассветных лучей ". Безногий человек сидит в инвалидном кресле с прямой спинкой и никелированными спицами колес. Его заостренный подбородок неестественно вывернут вбок, руки покоятся на животе. Обрубки ног спрятаны в холщевые мешки и укутаны клетчатым пледом. Человек облачен в полинявший серый пиджак и под ним коричневый свитер грубой вязки с высоким воротником. На голове инвалида - подобие невысокого колпака, натянутого на самые уши. В комнате нет зеркал и если бы человек мог каким-то образом увидеть свое отражение, то перед ним бы предстали попеременно: узкое небритое лицо с восточными чертами и хромированными блестками глаз под морщинистым шишковатым лбом; тонкие губы, расползающиеся то в кривоватой усмешке, то в брезгливой гримасе отвращения; тонкие мочки длинных, рельефных ушей; крупный, изломанный нос. Человек выглядит только что проснувшимся. Он издает нечленораздельные звуки, слюна вязкой длинной струей виснет на уголке чуть приоткрытого рта. Теперь безногий расцепляет скрюченные пальцы, несколько раз сжимает и разжимает кулаки, поднимает их до уровня головы и, немного подержав, опускает. Проделав упражнения, он вновь сливается с креслом и слушает детские крики двора. Шум мусоросборщика дополняется частыми ударами лома по стенкам контейнера и географ отчетливо видит, как прилипшая к ним зловонная мерзость неохотно сползает в чрево машины. Не меняя наклона головы, калека мысленно определяет содержимое шкафчика на стене: краюха серого хлеба, красная колбаса и хрустальная сахарница с потерявшейся крышкой. Где-то должна быть бутылка водки и мешочек изюма. Он хочет придвинуть себя к створкам съестных припасов, но тщетно - приходится ждать. Старик вновь застывает в медитативной позе и его сосредоточенный взгляд ползет по скученности кабинета. Дырявые занавески едва пропускают солнечный свет, и в прерывистых лучах солнца беснуется пыль. Жено, приди! Увлеки инвалида ложной предпосылкой полезности. Кто-то должен придти. Карты чернеют, как фотографическая бумага, очертания континентов принимают циклопический характер. Книги теряют страницы, и кожанные переплеты покрываются улиточной слизью. Горит газовый рожок освещения. На спиртовке плавится тигель, забытый свинец пущен на самотек. Слышно, как сосед наверху избивает собаку. Та, тощая сучка, рожавшая часто щенят, стонет и закатывает глаза. После тот будет петь народные песни и звать какую-то Таню так, как если бы она была в соседней комнате, где ее все-таки нет: "Нет. Как это так: я везде побывал? В чудном виденном мире я разрывал пальцами почву, тревожа съедобных червей. Следя за обманчивым светом луны, я управлял приливами и отливами. Вселял уверенность в поступь идущих по карнизу за секунду до пробуждения. Мой горизонт сбит. За падением следует полет, где птицы тянутся в рассветном морском пейзаже к оранжевым скалам. Где цвет атмосферы зеленый, и многочисленные луны виднеются днем и ночью и никогда: звезды галактик. Можно тысячелетиями смотреть на гладь ртутного моря, моря из оливкового масла и моря из виноградного сока. Тяжелые пары аммиака и метана светятся искрами дуговой сварки, щекочется нос ароматными пряностями смеси опопанакса и миндаля. Жидкая поверхность ртути и серебра, радужные пояса раскрашенных газов - можно приблизиться к кристаллическому ядру - до каких пор? Можно рассмотреть в микроскоп строение материи и первоэлементов. Объект находится в постоянном развитии и претерпевает трансформацию под воздействием извне. Вне - ряд вложенных друг в друга миров, и их шаг повторяется до бесконечности, где самый последний исполин есть часть мельчайшего карлика. Что толку с того, что везде был и все повидал. Опутал планетную систему невидимыми нитями перерождений, познал дыхание существа, колыхание вод, биения ритма. Кем стал после многочисленных изменений и расстояний? Стоило ли искать это так далеко и помимо себя? Где находится мозг дерева? Достигни предела шороха листьев и скученности облаков. Рассеяный свет желтизны примет тебя на излете падения шара в кипящие волны, каплями брызг отразится на одеянии священника в день конфирмации и выступит сосновой смолой на свежем надрезе". --------------------------------------------------------------
