- В кресло садись, поближе к теплу, - кивнул Егору хозяин. - В мае ночи холодные.
Хозяин этого жилища отшельника зачерпнул ковшиком воды из ведра, стоящего под столом, плеснул в чашку, сунул туда кипятильник, и скоро вода энергично забулькала. Тогда он опустил кипятильник в стакан и, взяв с полки баночку кофе, открыл крышку.
- Тебе чай или кофе? Что пил-то, пиво? - Егор молча кивнул. - Тогда лучше кофе. Сразу в голове прояснится.
Егор так же молча принял из рук хозяина горячую чашку с дымящимся ароматным напитком и сделал глоток. Он просто диву давался, с чего это тот парня с улицы угощает, вопросов не задает, и вообще, что за странный мужик такой...
- Что, тоскливо? - спросил тот, когда его юный гость немного согрелся и огляделся. - Вот и мне, брат. Маюсь. Пару дней водочкой баловался, но от неё только хуже потом - хоть волком вой! Тебя как звать?
- Егор. Ломов, - подумав, парень отчего-то добавил фамилию к имени.
- А я Федор Ильич. Сторожу здешнее помещение. Вот уже двадцать четыре дня.
- А вы... здешний? - спросил Егор и отчего-то смутился.
Этот сторож совсем не похож был на сторожа. Странный какой-то. Честно сказать, Егор таких вообще не встречал. Умные, внимательные глаза, взгляд спокойный, открытый. Этот человек принял его, как равного, без тени насмешки и превосходства... Если он и был сторожем, то каким-то ненастоящим.
- Вообще-то я издалека. Есть один город такой в Забайкалье - Иркутск. Полгода назад в Москву приехал, теперь вот здесь обретаюсь. - Он помолчал. - Ты сюда на каникулы? На дачу?
- Вроде того.
- Понятно. Думаешь, как убить лето? Ты ведь волк-одиночка, так? - он уселся на стул.
- А как вы догадались? - Егор быстро, с удивлением вскинул голову его новый знакомый попал в самую точку.
- Мы с тобой одной крови, ты и я! Так, кажется, звери учили Маугли? Одиночество - это, брат, как запах гари. За версту чуешь... Мы с тобой этой гарью здорово пропитались, только я прокоптился до полной готовности, а тебя только-только на угли бросили. Н-да. - Он опять помолчал, потом улыбнулся горьковатой улыбкой и прочитал: "Молчи, скрывайся и таи И чувства, и мечты свои... Лишь жить в себе самом умей..." Тютчев. Да, брат... А ты умеешь? Небось, думаешь, что умеешь.
- Что? - не понял Егор.
- Понимать себя. Кто ты, какой ты...
- Думаю, что... да.
- А чего так неуверенно? Нет, брат, честно сказать, мало кто это умеет. Вот смотри, что об этих строчках Тютчева Мережковский написал... он взял со стола книжку, раскрыл её, вынул закладку и прочитал:
- "Вот чистейший кристалл того яда, которым все мы отравлены, наиболее противоположная христианству заповедь нелюбви. Страшная заповедь и всего страшнее то, что она не ложь: чтобы полюбить других, как себя, отдать себя другим, - надо сперва найти себя, познать себя, а кто смеет сказать, что он это сделал?"
- Здорово! - вырвалось у Егора.
- Здорово, да. А ты знаешь, кто такой Мережковский?
- Кажется... поэт, что ли...
- Н-да, поэт... он писатель, философ, жил в начале двадцатого века. Хотя этому в школе не учат. Слушай, а что сейчас молодежь слушает? Кто там в музыке современной лидер у вас, у него ещё имя какое-то странное...
- Децл? Есть такой. От него многие тащатся. Я вообще-то рэп не люблю, терпеть не могу всяких дешевых прикольщиков. Правда, особо этим не хвастаюсь - делаю вид, что балдею от них, как и все...
Странное дело: сам себе ведь не хотел признаваться, что под кого-то подстраивается, часто делает и говорит совсем не то, что хотелось... а тут выложил все одним духом!
"Ну и дела... - хмыкнул он про себя. - День какой-то не такой или я не такой... Или все дело в этом заумном стороже?"
- Ну а брейк-данс? Как тебе эта штуковина? Меня, например, это зрелище прямо-таки завораживает...
- Да, обалденное! - согласился Егор. - Но чтобы классно танцевать брейк надо пахать с утра до ночи, а любой физической пахоте я предпочитаю компьютер и книжки. И вообще, с моим ростом и общей хилостью организма акробатикой заниматься не в кайф...
- В чем хилость-то, не пойму?
- Ну, худой, длинный... уже метр восемьдесят два!
- Так это здорово! Вот только мышцы чуть-чуть подкачать - и полный порядок. Ладно, не о том речь. Ты мне вот что скажи: а зачем ты прикидываешься, что рэп тебе нравится? Чтоб не слишком отличаться от стаи?
- Ну... наверное да.
- Видишь, кое в чем мы уже разобрались!
Федор Ильич, очень этим довольный, уселся на подоконник и распахнул окно - в комнате сразу пахнуло прохладой и сыростью. Туман истлел и пропал, соловьиная трель вспарывала немоту ночи, и от звуков этой ликующей песни Егору стало не по себе - он вдруг остро почувствовал свое одиночество.
- Я понял так, что стадное чувство тебя все-таки душит, но ты вполне можешь рвануть вперед и не подлаживаться под серую массу, а их повести за собой, - продолжал Федор Ильич, покачивая ногой. - А хотелось бы этого?
- Чего?
- Быть лидером?
- Н-не знаю. Не думаю.
- О! Вот это уже интересно! Быть лидером - расхожий стереотип успеха. Все хотят, значит и я! А ты - нет, и это хорошо. Старик, а чего ты хочешь?
- Вы как-то... - парень замялся.
- Что, с ходу беру быка за рога? Так иначе и не разобраться! Просто надо иногда разговаривать с собой предельно откровенно. Вопросы задавать.
- Себе?
- А кому же? В этом-то все и дело, что мы чаще спрашиваем о чем-то других, не себя. А ведь сами знаем ответ. Правильный ответ - он внутри, только не всегда вылезает наружу. Надо просто поверить в то, что ты сам знаешь его... Ну так как?
- Что как?
- Чего бы тебе хотелось всерьез, по жизни? В твоем возрасте на такой же вопрос я ответил: всего!
- Вообще-то... честно говоря, не знаю. Ну или... да нет, не важно.
- Ну-ка, цепляй эту мысль за хвост! О чем ты сейчас подумал?
- Да ладно... - парень отвернулся к стене и щеки его заалели.
- Ты говори-говори, не стесняйся. Мне - можно.
- Ну... - Егор поднял голову, взглянул на своего собеседника и подумал что, похоже, ему в самом деле можно доверять. - Я не хочу жить, как все.
- Это как?
- Ну, чтоб все было, как у всех: деньги там, всякие должности, иномарки и прочее. Женщины...
- Вот это здорово: в первый раз вижу парня, который не хочет денег и женщин!
- Да нет, не то чтоб совсем... - тут Егор вконец стушевался и сконфузился.
- Ага, немножко денег все-таки не помешает? И ка-а-пельку женщин! расхохотался Федор Ильич, откидываясь на спинку стула и показывая ряд ровных белых зубов. - Прости, я смеюсь вовсе не над тобой, скорей над собой. - Он посерьезнел и упершись руками в колени, нагнулся к Егору. - Ты хочешь, чтобы все было настоящее? Без фальши? Чтоб не рвать жилы всю жизнь только ради того, чтоб доказать, что ты не хуже других?
- Я хочу... чтоб было классно! Ну, интересно.
- То есть, сам процесс важнее, чем результат?
- Не знаю. Наверное...
- Да, брат, мы с тобой два сапога пара. Я вот тоже хотел, чтоб жизнь была интересная. И было такое, да! Да, что там, мне казалось, что я сердце города, что во мне - его пульс, его ритм. Мои успехи были его успехами, а мои провалы он ощущал, как свои.
- Как это? - удивился Егор.
- Понимаешь, я режиссер. У меня был театр. Очень хороший театр! О нем знала вся страна и даже многие за её пределами. Знаменитый был театр, скажу я тебе! И я был знаменит. Здорово знаменит! Мой театр мог поспорить с любым столичным - московским, питерским... Блестящая пресса, рецензии в центральных газетах, обзоры в журналах, беседы со мной... Я купался в славе, обо мне снимали телепередачи, и многие известные режиссеры кусали локти, понимая, как им далеко до меня... До моего таланта, удачливости, смелости...
- А потом? - затаив дыхание, спросил Егор.
- Потом я решил, что мне этого мало - пора перебраться в столицу. Болезнь провинциала: в Москву, в Москву... Я бросил театр. Бросил все. Уехал. Меня приглашали на постановку многие, очень многие... я выбрал МХАТ.
- И что?
- А ничего. - Федор Ильич соскочил с подоконника, захлопнул окно и, пошарив в кармане куртки, висевшей у входа на гвоздике, достал смятую пачку "Беломора". - Вот, опять курю, а ведь бросил. Пять лет назад.
- Федор Ильич, а вы... вы правда сами все это бросили: ну, театр, город, все! И вот так рванули на пустое место?
- Понимаешь, все сложно. - Он закурил и стал мерить комнату быстрым упругим шагом. - Можно сказать, что... да, пожалуй, так будет правильно! что я как бы перегорел. Сжег пробки. Что-то внутри щелкнуло и... не в ту сторону меня потянуло. Показалось, что могу больше. Хотел доказать себе, что одолею и это - барьер столичности, эту кривенькую ухмылку столицы: фи, провинция! Думал, перерос свой театр, свой город. Мол, подавай покруче! Дурак!
- Почему? Ведь это нормально, когда хочется большего.
- Да, но что такое большее в творчестве? Больше спектаклей, картин, книг, ролей? Или все же их качество? Да и качество - слово неподходящее. Их живое тепло, понимаешь? А оно появляется, когда кровь свою в них перельешь, когда этим переболеешь... Вот скажи мне, друг милый, что это: если у тебя все внутри замирает, когда ты смотришь спектакль? Когда ты, пускай на пару часов, выламываешься из своей жизни и сталкиваешься с чем-то таким, чего в ней нет, а? Это что, качество - такой вот спектакль? Мастерство режиссера? Нет, старик, это тайна! И как оно получается, никто не знает.
