Пробежала взглядом пару абзацев, хлопнула тетрадью о столешницу. И побрела в "столовую" - крохотную кухоньку - заварить чай. Включила телевизор. В черной рамке экрана Лаура-Изабель, сложив пышные, белые руки в молитвенном жесте, рыдает перед изображением Пресвятой Девы. В следующем кадре двое любовников, сплетаясь эффектно подсвеченными телами, обмениваются поцелуями.
"Я срываю лепестки поцелуя", - иронически припомнила Елена вирши знакомого рифмоплета, мнившего себя к тому же сердцеедом - клинический случай. А что на других каналах? Ага, понятно.... Очередная катастрофа.... Визит президента.... Реклама нового стирального порошка.... Обошлось без человеческих жертв....
Поставила чайник. Точнее, включила - время, когда чайники ставили, безвозвратно прошло, во всяком случае, в столице, и у Елены давно электрический бочонок. Снова телефон...
- Не буду подходить, - решительно заявила Елена, адресуясь к Фраю.
Фрай почесал задней лапой за ухом. Так как Фрай был бульдог душой и телом, данное действие далось ему не без труда.
- Это Митя?
Фрай демонстративно зевнул.
- Ну, если ты настаиваешь...
- Привет, бель Элен! - В трубке шумело и щелкало, а на этом фоне трещала подруга Майя. - Ты не очень занята, правда?
- Давай на полтона ниже. И без тебя голова кругом. - Голос Майи был почему-то неприятен.
- Значит, так, девочка моя... - гнула свое та. - Пойдем-ка мы с тобой на выставочку одну, презентатишку. Бутербродов с икрой не обещаю, тостосумов тоже, но забавный народ водится. За такси я плачу, сразу говорю.
- Нет, спасибо, - поморщилась Елена.
- Да ладно, я ж говорю, за такси заплачу.
- При чем тут такси?
- Это все срочно надо видеть, андестенд? Ты такую тусу пропустишь, никогда себе не простишь. Приезжай, всю оставшуюся жизнь будешь меня благодарить. А я люблю благодарности. К тому же за такси, считай, заплачено.
- Отцепись ты со своим такси, мне не до тусовок.
- А что стряслось? - наконец что-то начала понимать Майка.
Рассказать ей? Елена вспомнила глаза Мити, его несчастный вид и необходимость проверять сочинения.
- Некогда.
- Ой, некогда ей, мама родная! Можно подумать... Сидишь, глаза портишь над своими тетрадками. Значит, так, выходи. Я сейчас подъеду.
- Распашонка, отвянь! - вспомнилась еще детская фраза.
Майку со школы дразнили Распашонкой. Майка всегда была такой - как банный лист. Отвязаться можно, разве только обидев. Майка на том конце провода притихла - и впрямь обиделась, видно.
- Ладно, извини, погорячилась....
Майка молчала.
- Прости, пожалуйста, правда с языка сорвалось. Май?..
Майка молчала.
- Майя-а!..
Ноль реакции.
Елена для верности подула в трубку:
- Нас разъединили, что ли? Алло!..
- Ал-ло, - по слогам, мрачным, загробным тоном изрекла Майя.
- Я уж подумала, разъединили.
Молчание. Плачет она там, что ли?
- А, гори оно все синим пламенем, еду! Ты этого хотела?
- Вот и хорошо! - оживилась Майка. - Тем более можешь полностью на меня положиться, такси за бесплатно. Сто пудов!..
Ах, вернисаж, вернисаж... Вернисажи задумываются как праздник, пиршество духа, блаженство общения, а осуществляются как рутина. Своего рода обязаловка для тех, кто якобы выше будней. Хочешь казаться бомондом тусуйся.
В модной галерее "Астрал", оформленной по последнему слову евродизайна, варился пестрый суп из разного люда. В толпе мелькали столичные знаменитости, из тех, что всплывают на неделю-другую, а потом сменяются следующими.
Ясно как божий день: Елена зря приехала сюда.
- На нас обращают внимание, - шепнула Майка торжествующе.
- Может, займем место среди экспонатов? - хмыкнула Елена.
Публика фланировала вокруг предметов современного немонументального искусства. Вот концептуальный блин под стеклянным колпаком, вместо сметаны вымазанный чем-то коричневым. "Инсталлякр номер пять" - разбитая скрипка, расписанная под палехскую игрушку. Ровная батарея гнутых баллончиков с аэрозолями, над которыми на ветру вентилятора трепыхается транспарант: "Они не пройдут!"
- Астрально, - сказала Елена, чтобы что-нибудь сказать.
- Совершенно верно! - моментально вклеился в беседу молодящийся осколок брежневской эпохи. - Девушка глубоко прочувствовала парадигмическую акцентуацию выставки, как я бы выразился...
- Гм! Я бы так не выразилась, - призналась Елена.
- Скромность - главная добродетель симпатичных девушек, - плотоядно хихикнул он.
Елену передернуло. Майка тем временем подтянула за рукава еще пару пернатых обитателей этого хранимого от всех житейских реалий заповедника. Накрашенные сверх всякой меры девицы, держась за руки, жеманно представились:
- Аня.
- Аля.
Их мужские голоса и выскобленные подбородки не оставили сомнениямолодые люди принадлежат к числу заплутавших потомков Адама.
- Эт-то еще что такое? - прошипела Елена, когда Аня и Аля сделали кокетливый книксен и удалились.
- Прикольно! Не злись, пожалуйста, я тут тебя хотела с одним человеком познакомить. Ты думаешь, Майя кучерявая дура - а Майя, между прочим, о тебе заботится. Ты же не хочешь скончаться в девичестве?
- Лично я тебя ни о чем таком не просила! - Голос Елены приобрел металлические обертоны.
- Ну ясное дело! А то я без глаз. Не вижу, как доходишь в своем педагогическом отшельничестве. Встряхнись! Брось вызов! Всем и вся. Пойдем, я его сперва тебе издали покажу. - И Майя взяла Елену на буксир.
Елена не узнавала подругу: и чем же она так взволнована? Неужели только ролью свахи? Тут явно какие-то хитрости, закулисные замыслы.... Ну Майка. Интриганка-второгодница.
Старый хрыч на благовидном расстоянии как бы в рассеянности следовал за ними.
- Вон, гляди! - остановилась Майя.
- Который?
- Ага, любопытство таки взыграло! Да нет, не тот, справа...
Да, действительно, мужчина, которого Майка решила ей по-дружески представить, был ничего. Можно даже сказать, вполне хорош собой. И даже- на редкость красив. По крайней мере, со спины. Словно почувствовав взгляд, он обернулся.
Когда-то Елена слышала такую поговорку: настоящий мужчина должен быть до синевы выбрит и слегка пьян. К сожалению, в жизни она больше встречала слегка выбритых и до синевы пьяных. Этот парень не относился ни к тем, ни к другим, был где-то посредине, ближе, пожалуй, к первым. Впрочем, легкая небритость присутствовала. Фигура, которую принято называть спортивной, следы образованности на ироничном лице.
- Караул, он, кажется, разбил мое сердце! - прыснула Елена.
- Серьезно, как он тебе? - Майя жадно заглядывала подруге в лицо.
- Майя, посмотри на его костюм. Тут же один галстук долларов за триста, у парня на лице это написано бегущей строкой. Наверняка он из тех, кто знается с бандитами, имеет крышу, ворочает делами и так далее. Или просто хлыщ от искусства? Вроде не похоже....
- Ты совсем не ценишь, что я для тебя делаю, - отмахнулась Майя. Рассуждаешь как третьеклассница. Он нормальный парень, при деньгах, образован. Меценатствует. Бандит! Что ж тут такого? В наше время нормальный мужик либо бизнесом занимается - значит, бандит, - либо политикой - значит, вообще киллер.
- Хакер, - подсказала Елена. - Имиджмейкер. Мерчендайзер.
- Честно жить - себе дороже, - не слушала Майя. - Я когда увидела его в гостях у моих знакомых, сразу решила: это для тебя. Вы идеально подходите друг другу. зовут его Кирилл.
Гости бродят по залу. В высоких стаканах колышется, то есть от переменчивого освещения создается впечатление, что колышется, разноцветная жидкость. За стойкой негр в белом костюме, белый негр, вертит длинными руками пузатые бутылки, разливает посетителям коктейли, какие кто пожелает разумеется, все за счет фирмы. Редкие пернатые чувствуют себя здесь в своей тарелке. Это приметила Елена, вглядываясь в лица внимательнее. Столичная балованая публика, уж на что привыкшая к зрелищам всякого рода, разбиваясь на персоналии, поражает трогательной незащищенностью. Вот высокая дама в золотом хитоне пошатывается на высоких каблуках - босоножки, знать, с собой захватила, не станешь в них в такую погоду шкандыбать по улицам. Хотя Елена мысленно хлопнула себя по лбу - дама в золотом, разумеется, приехала сюда на автомобиле с личным шофером. Как бы то ни было, ноги у нее красные, как у гуся, - это бывает, если долго стоять на каблуках и если в помещении холодно. И дама стесняется красных ног, неловко переминается, прячет их одну за другую, но это не спасает, и лицо ее тоже краснеет.
Стайка бородатых юнцов, выпускников какого-нибудь редкого факультета элитарного вуза, гогочет в углу; хорошо, на пол не сплевывают- это явно ценители искусств, тонкие эстеты, в душе революционеры, по совместительству клерки, авторы глянцевых журналов, баловались на первом курсе самиздатом, конспектировали Ницше и презирали звон монет. Их арийские физиономии с тех пор слегка раздобрели. Превратны мирские замыслы!
