Девушка крепко и сильно пожала руку Лены.
Алексей улыбался. Лена давно не видела его таким довольным. Он был счастлив, это было написано на его скуластом лице. Он был счастлив, он сиял. Эта беленькая была нужна ему. Но он ее не ждал сегодня, иначе он не сообщил бы домой номер поезда и вагона, это было ясно.
Начал моросить дождик, и солнце, только что освещавшее перрон, скрылось.
- Пора двигаться, друзья, - сказала Валя с улыбкой. Она улыбалась всегда, улыбалась и сейчас.
- Так идемте, - сказал Алексей и поднял чемодан.
Тася покачала головой:
- Я не могу, у меня неотложные дела. Я вас встретила и доказала, что умею держать слово. Теперь до свидания.
Девушка ушла.
Алексей молча смотрел ей вслед.
- Кто этот независимый товарищ? - спросила Валя.
- Симпатичная девчонка, - сказала Лена.
- Модная. По Арбату таких много гуляет. Алешик, откуда у тебя такая знакомая?
- От верблюда, - не слишком остроумно ответил Алексей.
Валя пожала плечами.
- Как дома? - спросил Алексей сестру. - Старики здоровы?
- Все в порядке.
- Как твои дела? - опросила Валя Алексея.
- Прекрасно, - ответил Алексей. - Меня назначили министром. А твои?
- Тружусь, Алешик.
- Замуж не вышла?
Она продолжала улыбаться и помахивать своими тюльпанами.
Вышли на площадь.
- Сядем в такси. Не возражаете? - Подняв руку, Валя остановила машину с зеленым огоньком.
2
В детстве ездили на Волгу. Жили в деревне, - мечтательно настроенная тетя, длинноногая, худая Лена с косицами, перекрученными жгутом, и Алексей, бледный, тихий, серьезный мальчик, который боялся змей и испортил себе глаза чтением.
Родители оставались в Москве, отец годами не отдыхал, не брал отпуска. Мать, Вера Алексеевна, тоже никуда не уезжала, хотя летом бывала свободна от работы в школе.
Алексею навсегда запомнилась зеленая поляна у Волги, деревенские ребята сидят кружком, едят дикий лук. Едят до тошноты, до того, что слезы выступают на глазах. Наконец все уже перестали есть и смотрят на него, а он все ест и ест задыхается и ест, запихивает опротивевшие перья лука в рот, только чтобы доказать себе и ребятам, что он не московский заморыш в очках, каким его здесь считают.
Потом ребята бегут к реке и начинают плавать до бревнышка за пристанью. Куда все, туда и Алексей. Все поплыли, и он поплыл. Ребята плавают долго, вылезают из воды посиневшие, дрожащие, прыгают, чтобы согреться. Только Алексей остается в воде, плавает.
Он плавал сперва по-собачьи, потом на боку, потом особым, собственным стилем, который он называл брассом.
Однажды, когда Алексей совершенствовал свой брасс, к нему подошел загорелый татуированный человек в трусах, спросил:
- Мальчик, как тебя зовут?
- Алеша.
- Это очень хорошо, что тебя зовут Алеша, - восхитился человек. Хочешь по-настоящему плавать учиться, Алеша?
- Хочу.
- А шапочку резиновую мы тебе дадим, хочешь?
Алексей глотнул воздух, он хотел резиновую шапочку.
- Придешь завтра на водную станцию, спросишь Ивана Ивановича.
Тренер детской секции спортивного общества Иван Иванович стал кумиром Алексея.
- Чтобы плавать, надо плавать, - говорил этот волжский мудрец и романтик. Алексей, в восторге от глубины и лаконичности изречения, тренировался как бешеный.
Через год его допустили к соревнованиям.
На своих первых соревнованиях Алексей провалился, занял последнее место. Но Иван Иванович верил в него. Счастливы должны быть дети, которым попадается такой взрослый. Это может быть мать, старуха бабушка, учитель все равно, кто-то, кто может сказать: "Бейся, ты победишь!" Иван Иванович верил в Алексея, самого маленького, слабого и худенького, верил в силу человека, который может все.
Чтобы плавать, надо плавать. После Волги, осенью, и даже глубокой осенью, он плавал в Москве-реке. Уже совсем холодно, жутко подумать о том, чтобы влезть в воду. Алексей плавал. Мальчишки на берегу знали его, уважали, говорили: "этот псих".
"А вот стану чемпионом", - говорил Алексей, но не стал, увлекся химией. "А вот стану чемпионом", - говорил он и уходил на занятия химического кружка.
- Попробуй стань, - отвечала сестра, - победы, бассейны, цветы. Брасс, кроль, баттерфляй.
- Чемпионом химии, - отвечал Алексей.
Чемпион - это не только талант, это характер. Дело он выбрал себе трудное и опасное, профессию смелых. Как говорил один его приятель: "Не забывайте, что нефть загорается, а водород взрывается".
- Что, что ты хочешь знать? - говорит Алексей сестре, расхаживая по комнате в старой пижаме с мокрыми после ванны волосами. - Я тебе объяснял, что наша работа такая...
- Нефть загорается, а водород взрывается, - говорит Лена.
- В данном случае это было не главное.
- А что?
- Мелочи губили. Колонны мощные монтируем, а пока наладили производство несчастных шпилек... Вот только сейчас начали приходить наши шпильки.
- Не за шпильки же тебя сняли! Что ты мне голову порочишь? Если бы за крекинги, этому я бы еще могла поверить.
- Крекинги тоже сыграли известную роль, - смеется Алексей.
- Скажи, ты с кем-нибудь не поладил? Что случилось?
- Несправедливость, - усмехается Алексей.
- Я была уверена, что несправедливость, - говорит Лена и подводит Алексея к зеркалу. - Смотри, сколько у тебя седых волос.
- Такое свойство волос.
- Такое свойство души, - отвечает Лена. - У меня вот нет.
- Ты женщина, я мужчина, к тому же нефтяник.
Алексей отшучивается, - значит, дело серьезно.
- Как только я сам окончательно пойму, что случилось, за что и почему меня поперли, где моя ошибка, я тебе расскажу. Я должен обдумать, в чем я был прав, а в чем виноват.
- Будешь извлекать уроки из своих неприятностей? - спрашивает Лена.
- Обязательно.
Алексей изменился, выглядит старше. Он страдает, - видно, его крепко ударило, - но не жалуется. Будет молчать, улыбаться и "извлекать уроки".
- Но все-таки что случилось? - допытывается Лена со свойственным ей упорством.
- Ты спрашиваешь: что? Сорвано было пять сроков пуска завода. Вот что. Выговоров я имел примерно два-три в год. Ну и что? Конечно, я директор был плохой. А завод построили героически. Много было нового, неизвестного - и одолели. Каким чудом? Я вижу на твоем лице немой вопрос, тебя формулировочка интересует. Могу сказать: снят за необеспечение сроков ввода завода в эксплуатацию.
Лена вздыхает. Два-три выговора в год. Нахлебался.
Зато нет худа без добра. Теперь он покончит с заводом наверняка и будет заниматься чистой наукой. Честолюбивое воображение сестры всегда рисовало Алексея ученым, профессором, и ей казалось непонятным, почему он упорно уходит от своей судьбы.
Еще в школе Лена возмущалась: на вечерах, когда другие выступали со сцены с речами, читали стихи, танцевали и были на виду, Алексей в коридоре возился у рубильника или подвешивал лампочки. Что за любовь к незаметной работе! А ведь он не лишен честолюбия, чемпион химии.
- Как же так? - упрямо говорит Лена. - Я не понимаю.
- Кое-кто торопился скорее ленточку перерезать. Отрапортовал и пошел. Что дальше будет, ему наплевать. А я хотел такие крекинги, чтобы давали хороший бензин и в полтора раза больше. Мне важно было не только построить завод, но и то, что будет потом.
- Я так и знала. Опять крекинг. Я еще помню, как ты говорил, что война моторов - это и война моторного топлива.
- Говорил, - Алексей улыбается.
- Вопрос в том, у кого будет больше бензина. Это усвоила вся наша семья. Даже тетя Надя.
- Не только больше, но и лучше.
- Естественно, "октановое" число. И что - эта мечта осталась?
- Осталась.
- Значит, опять завод?
- Вероятно.
- Но ты ученый! Ты создан для науки!
- Завод тоже наука.
- С тобой спорить бесполезно!
- Тогда не спорь, - благодушно говорит Алексей. - Я буду потакать тебе, а ты мне.
Оба смеются.
Лене хочется расспросить брата про девушку на вокзале и узнать, как он теперь относится к Вале. Но и этот разговор нелегко начать.
- Да, - как бы вспоминая, говорит Лена, - я все хочу тебя спросить, Алешенька...
- Спроси, спроси, - усмехается он.
- Как у тебя с Валей?
- Я Вале год не писал. Устраивает тебя?
- Меня - да. Но Валю, наверно, не устраивает.
Алексей хмурится: о таких вещах не разговаривают даже близкие люди. Настойчивость Лены ему неприятна. Он смотрит на Лену. Сестра пополнела, у нее здоровый, цветущий вид. Исчезло выражение упрямства, которое всегда было на ее лице. Выражение исчезло, но упрямство осталось.
- Слушай, а кто была девушка на вокзале? - спрашивает Лена.
- Одна знакомая.
Этот ответ Лена уже слышала вчера по телефону от самой знакомой.
- Алешенька, я меньше всего хочу вмешиваться в твои дела, - с достоинством произносит Лена.
- Как бы не так, ты очень хочешь вмешиваться, но это тебе не удастся, говорит Алексей.
Лена огорчена.
Алексей производит впечатление мягкого, покладистого человека, но он не мягкий и не покладистый. Говорить с ним - как камни таскать. Он любит, только когда Лена рассказывает про своих больных, про операции, которые она делала. Тогда он слушает.
