- Приехала, да и все! - коротко сказала Мальва.
- Эх, ты... несообразная баба! Как я теперь буду? Так прямо ему в глаза и тово... сразу?.. У меня жена дома-то! Мать ему... Должна ты была это сообразить!
- Очень нужно мне соображать! Боюсь я его, что ли? Али тебя? - спросила она, пренебрежительно щуря свои зеленые глаза. - А как ты давеча завертелся перед ним! То-то смешно мне было!
- Смешно тебе! А я как буду?
- А ты думал бы об этом раньше!
- Да я знал, что ли, что его так вот вдруг выбросит сюда из моря-то?
Скрипел песок под ногами Якова, и они оборвали свой разговор. Яков принес легонькую котомку, бросил ее в угол и искоса, недобрыми глазами, взглянул на женщину.
Она с увлечением щелкала семечки, а Василий присел на обрубок, потер руками колени и с улыбкой заговорил:
- Так вот ты, значит, и явился... как это ты надумал?
- Да так... Писали мы тебе...
- Когда? Я никакого письма не получал!..
- Ну? А мы писали...
- Потерялось, видно, письмо-то, - огорчился Василий. - Ишь ты, черт его возьми... а? Когда нужно - оно и потерялось...
- Стало быть, ты не знаешь наших-то делов? - спросил Яков, недоверчиво взглянув на отца.
- Да откуда? Не получал я письма!
Тогда Яков рассказал ему, что лошадь у них пала, хлеб весь они съели еще в начале февраля; заработков не было. Сена тоже не хватило, корова чуть с голоду не сдохла. Пробились кое-как до апреля, а потом решили так: ехать Якову после пахоты к отцу, на заработки, месяца на три. Об этом они написали ему, а потом продали трех овец, купили хлеба да сена, и вот Яков приехал.
- Вот оно что! - воскликнул Василий. - Та-ак... А... как же вы... денег я вам посылал...
- Велики ли деньги? Избу чинили... Марью замуж выдали... Плуг я купил... Ведь пять годов... время-то прошло!
- Да-а! Не хватило, значит? Такое дело... А уха-то у меня сбежит! - Он встал и вышел вон.
Присев на корточки перед костром, над которым висел закипавший котелок, сбрасывая пену в огонь, Василий задумался. Все, что рассказал ему сын, не особенно сильно тронуло его, но породило в нем неприятное чувство к жене и Якову. Сколько он им за пять лет денег переслал, а они все-таки не справились с хозяйством. Если бы не Мальва, он сказал бы Якову кое-что. Самовольно, без отцова разрешения из деревни ушел - хватило ума на это, - а с хозяйством справиться не мог! Хозяйство, о котором Василий, живя до сего дня жизнью приятной и легкой, вспоминал очень редко, теперь вдруг напомнило ему о себе, как о бездонной яме, куда он пять лет бросал деньги, как о чем-то лишнем в его жизни, не нужном ему. Он вздохнул, мешая ложкой уху.
В блеске солнца маленький желтоватый огонь костра был жалок, бледен. Голубые, прозрачные струйки дыма тянулись от костра к морю, навстречу брызгам волн. Василий следил за ними и думал о том, что теперь ему хуже будет жить, не так свободно. Наверное, Яков уже догадался, кто эта Мальва...
А она сидела в шалаше, смущая парня задорными, вызывающими глазами, в которых, не исчезая, играла улыбка.
- Чай, поди-ка, невесту в деревне-то оставил? - вдруг сказала она, заглядывая в лицо Якова.
- Может, и оставил, - неохотно ответил тот.
- Красивая, что ли? - небрежно спросила она.
Яков промолчал.
- Что молчишь?.. Лучше меня, али нет?
Он посмотрел ей в лицо, не желая этого. Щеки у нее были смуглые, полные, губы сочные, - полураскрытые задорной улыбкой, они вздрагивали. Розовая ситцевая кофта как-то особенно ловко сидела на ней, обрисовывая круглые плечи и высокую, упругую грудь. Но не нравились ему ее лукаво прищуренные, зеленые, смеющиеся глаза.
- Зачем ты так говоришь? - вздохнув, сказал он просящим голосом, хотя желал говорить с ней строго.
- А как надо говорить? - засмеялась она.
- И смеешься тоже... чему?
- Над тобой смеюсь...
- Ну, что я тебе? - обиженно спросил он и снова опустил глаза под ее взглядом.
Она не ответила.
Яков догадывался о том, кто она отцу, и это мешало ему свободно говорить с ней. Догадка не поражала его: он слыхал, что на отхожих промыслах люди сильно балуются, и понимал, что такому здоровому человеку, как его отец, без женщины трудно было бы прожить столько времени. Но все-таки неловко и перед ней и перед отцом. Потом он вспоминал свою мать - женщину истомленную, ворчливую, работавшую там, в деревне, не покладая рук...
- Готова ушица! - объявил Василий, являясь в шалаш. - Достань-ка ложки, Мальва!
Яков взглянул на отца и подумал:
"Видно, часто она у него бывает, коли знает, где ложки лежат!"
Взяв ложки, она сказала, что надо пойти помыть их и что в корме лодки у нее есть водка.
Отец и сын посмотрели вслед ей и, оставшись один на один, помолчали.
- Ты с ней как встретился? - спросил Василий.
- А я спрашивал про тебя в конторе, и она была там... И говорит: "Чем, говорит, идти пешком по песку, поедем в лодке, я тоже к нему". Вот и приехали.
- Да-а... А я, бывало, думаю: "Каков-то теперь Яков?"
Сын добродушно усмехнулся в лицо отца, и эта усмешка придала Василию храбрости.
- А... ничего бабенка-то?
- Ничего, - неопределенно сказал Яков, моргнув глазами.
- Никакого лешего не поделаешь, брат ты мой! - воскликнул Василий, взмахивая руками. - Терпел я сначала - не могу! Привычка... Я женатый человек. Опять же и одежду она починит и другое прочее... И вообще... эхма! От женщины, как от смерти, никуда не уйдешь! - искренно закончил он свое объяснение.
- Мне что? - сказал Яков. - Это твое дело, я тебе не судья.
А про себя думал:
"Станет тебе такая штаны чинить..."
- Опять же мне всего сорок пять лет... Расхода на нее немного, не жена она мне... - говорил Василий.
- Конечно, - соглашался Яков и думал: "А все, чай, треплет карман-то!"
Пришла Мальва с бутылкой водки и связкой кренделей в руках; сели есть уху. Ели молча, кости обсасывали громко и выплевывали их изо рта на песок к двери. Яков ел много и жадно; это, должно быть, нравилось Мальве: она ласково улыбалась, глядя, как отдуваются его загорелые щеки, быстро двигаются влажные, крупные губы. Василий ел плохо, но старался показать, что он очень занят едой, - это нужно было ему для того, чтоб без помехи, незаметно для сына и Мальвы, обдумать свое отношение к ним.
Ласковую музыку волн перебивали хищные крики чаек. Зной становился менее жгучим, уже иногда в шалаш залетала прохладная струя воздуха, пропитанного запахом моря.
После вкусной ухи и водки глаза Якова осовели. Он начал глуповато улыбаться, икать, позевывать и смотреть на Мальву так, что Василий нашел нужным сказать ему:
- Ты приляг тут, Яшутка, пока до чаю... а там мы тебя разбудим.
- Это можно-о... - согласился Яков, сваливаясь на кули. - А... вы куда? Ха-ха!
Василий, смущенный его смехом, торопливо вышел, а Мальва поджала губы, сдвинула брови и ответила Якову:
- А куда мы пойдем - это не твое дело! Ты что? Ты еще нашему богу - бя! Вот ты что, паренек!..
- Я? Ладно! - воскликнул Яков вслед ей. - Па-а-го-ди... Я тебе покажу! Ишь ты какая...
Он поворчал еще немного и заснул с пьяной, сытой улыбкой на раскрасневшемся лице.
Василий воткнул в песок три багра, соединил их верхние концы, набросил на них рогожу и, так устроив тень, лег в ней, закинув руки за голову, глядя на небо. Когда Мальва опустилась на песок рядом с ним, он повернул к ней свое лицо, и на нем она увидела обиду и недовольство.
- Что - мало рад сыну-то? - спросила она, засмеявшись.
- Вон он... смеется надо мной... из-за тебя!.. - угрюмо сказал Василий.
- Ну? Из-за меня? - лукаво удивилась она.
- А как же?
- Ах ты, жалкенький! Что же теперь? Не ходит к тебе, что ли? а? Ну - не буду!..
- Ишь ты, ведьма какая! - укорил ее Василий. - Эх вы, люди! Он смеется, ты тоже... а вы мне самые близкие! За что же смеетесь? Черти! - Он отвернулся от нее и замолчал.
Мальва, обняв руками колени, тихонько покачивала корпусом, рассматривая зелеными глазами сверкающее, веселое море, и улыбалась одною из тех торжествующих улыбок, которых так много у женщины, понимающей силу своей красоты.
Парусное судно скользило по воде, как большая, неуклюжая птица с серыми крыльями. Оно было далеко от берега и шло еще дальше, туда, где море и небо сливалось в синюю бесконечность.
- Что молчишь? - спросил Василий.
- Думаю, - сказала Мальва.
- Про что это?
- Так, - повела она бровями и, помолчав, добавила: - Сын у тебя молодец парень...
- А тебе что? - ревниво воскликнул Василий.
- Мало ли что...
- Ты - смотри! - окинул он ее суровым взглядом полным подозрения. - Ты не дури! Я хотя и смирный, но ты меня не дразни, - да!
Он стиснул зубы и сжал кулаки, продолжая:
- Ты сегодня сразу, как приехала, играть начала что-то... Я еще не понимаю этого... ну, смотри, пойму, неладно тебе будет! И улыбочки у тебя этакие... и все такое... Я тоже с вашей сестрой умею обращаться...
- А ты меня, Вася, не пугай... - равнодушно и не глядя на него, попросила она.
- То-то! Не шути же...
- А ты уж не стращай...
- Я и взбучку дам, коли баловать начнешь... - грозил Василий, озлобляясь.
