умирали ужасной смертью, несмотря на то, что мы туда клали все самое вкусное, как мы считали, для таких жуков. И собирали мы их, соревнуясь, у кого больше жуков живет в домике. То есть, переводя, на наш, взрослый язык – кто больше убьет таких прекрасных жуков. А около дома росли два огромных куста жасмина. Сейчас они цветут мало, а тогда , во время цветения, запах жасмина витал не только по всему саду и в доме, но и на соседних участках. На нектар этих цветов слетались белые бабочки. Не знаю, как там они назывались, но их было сотни . Нас всячески поощряли убивать этих бабочек. Но мы их жалели и тоже сажали в домики. Смерть их была такая же ужасная. Почему нам никто из взрослых не объяснил какие мы жестокие – не знаю. Жасмин сейчас цветет мало, стар стал. А бабочек я уже много лет не видела вообще.
Бабушка каждый день в одно и то же время днем ложилась отдохнуть. Мне в это время запрещалось не только заходить в дом, но и подходить близко к дому. Вот в это время мы, если был сезон, объедали недозрелый крыжовник, черешню или смородину. За это, конечно, сильно попадало. Но казалось, что раз никто не видит, то как догадается, что мы рвали и ели? Понос нас не брал и довольно часто, ни крыжовник, ни смородина не успевали созревать, заканчивая свое недозрелое существование у нас в желудках. И только один раз, когда у нас гостила тетя Наташа, скандал из-за объеденного куста крыжовника был такой, что мы или прекратили, или существенно сократили наши набеги.
Во дворе у Вали была куча с песком. Иногда, если что-то затевалось ремонтировать, была она и у нас. И это было отдельное счастье. Можно было строить замки с подземными ходами. Там жил народ, как правило, это были сорванные цветы. И мы бесконечно достраивали, придумывая все новые и новые истории с нашим царством-государством. Кукол не было, но цветы их вполне заменяли. Вот только королевой обязательно должна была быть роза. Ну, действительно, какой же еще цветок мог быть королевой? Смертность королев, как и подданных была велика. Они вяли, и нужно было пополнять население. А шиповника вокруг не росло. И добывать королеву, то есть срезать розу у нас или у соседей – это было отдельное приключение. Это не разрешалось, за это наказывали. Но какое же царство-государство без королевы? Вот мы и хитрили, и воровали. На воровство королевы мог уйти целый день, уже и играть было некогда. А на следующий день нужна была новая королева.
На выходные приезжали папа и мама. А в будни мы с бабушкой были одни. Мы спали в одной комнате. В комнате было два окна. Одно из них выходила в сад . И прямо за окном росли эти самые сосны. А второе окно выходило во двор. В хорошую погоду это окно открывалось, и мы даже лазили с подружками через него, за что нам, конечно, попадало. За окном росло большое дерево алычи. Дерево или не плодоносило вообще, или давало столько плодов, что мы раздавали ведрами соседям, приезжали друзья родителей, братьев, знакомым развозили. А ягоды все падали и падали, и казалось, этот алычепад никогда не закончиться. Двор заканчивался сараем. За сараем был птичий двор. Папа сделал перегородки и там почти каждое лето жили свой единственный сезон куры. Жили неплохо, ночевали в сарае. Там у них был комфортный курник. и еда у кур всегда была хорошая. Вот только жизнь короткая и умирали все до одной на плахе, как злостные разбойники. Их куриная жизнь прерывалась осенью. Куры жили и у соседа. И у соседа всегда были петухи. И эти петухи, как им и полагается, орали и по утрам, и днем, устраивая свои петушиные побоища.
Комнатка была небольшая. Телевизора еще не было и в помине. Зато было радио. С одним каналом, обычное радио, за которое, до сих пор помню, платили 5 рублей в месяц. Радио слушали. Иногда взрослые собирались, чтобы послушать какую-нибудь интересную передачу, новости или песни. В субботу, как правило, съезжались родители, брат , приезжали дядя с тетей. Часто приезжали друзья родителей или братьев. Окно рано утром распахивалось, включалось громко радио и я просыпалась под звонкие крики по радио “На зарядку, на зарядку, на зарядку-на зарядку становись!” Была такая передача. По-моему зарядка предполагалась поздняя, в 9 утра. Я, естественно, на зарядку не вставала, но зато сразу огромное количество шумов влетало в комнату через открытое окно. Тут и голоса людей, и шум воды из колонки, и радио опять же орет. Я вскакивала быстро, потому что вокруг большая семья, со своими и криками, и смехом, и совместной работой в саду. А, возможно, еще поход к пруду. И тут никак нельзя было ничего пропустить. Ничего. Воскресенья я ждала всегда очень-очень. Поэтому и дорожила каждой минуточкой, когда все были вместе.
А вот мое каждодневное, не воскресное утро начиналось всегда одинаково. Бабушка вставала рано, и уходила, чтобы меня не будить. Окно, пока я спала, было закрыто. Я просыпалась всегда в тишине. Но всегда в комнате почему-то были мухи. Хоть одна, но жужжала. И я, не раскрывая глаз, слушала это жужжание и под него выныривала из сна, под него осознавала и заново открывала, что я тут, в поселке. Что мамы и папы нет, и впереди неизведанный большущий день. Длинный-длинный, длиною в целую жизнь. И я маленькая, почему-то расту медленно-медленно. И такое одиночество накатывало! На всем белом свете только я и эти жужжащие мухи. И я была рада их жужжанию. Потому что иначе я была бы совсем одна. И только спустя несколько минут, к моему сознанию начинали пробиваться другие звуки. Вначале резкие – крик петуха, гавканье соседской собаки. Потом звуки становились и не такими резкими – я начинала слышать пение птиц. И уже совсем тихие, например, упадет яблочко, или веточка обломиться, заскрипит. День начинался….
И вот прошло больше 50 лет. И, если я просыпаюсь и в комнате слышу муху, я тут же вспоминаю свое детство, ощущаю вкус тогдашнего нового дня, когда впереди день длиною в жизнь и никаких забот, кроме ожидания папы и мамы.
