тылу, пока все вооружённые отряды были на передовой, разожгли на перекрёстках костры и… стали жарить на огне мясо пойманных парижан. Это так шокировало горожан, что дух их был сломлен и они послали к русскому командующему делегатов с предложением о готовности принять любые условия капитуляции. Только бы побыстрее убрали из города башкир. Я нигде не нашёл подтверждения подлинности этой легенды. Но не зря же её передают из поколения в поколение почти два века в нашей семье?
Я пошёл искупаться и стоял по колено, оглядываясь, как бы не наступить на морского огурца, как вдруг увидел решительно шагающего по берегу человека. Это был худой, а скорее тощий мужчина с клокастой рыжей бородой и зарослями седых волос на груди. В пальцах левой руки он держал предмет, похожий на обруч. Когда он подошёл я увидел, что это челюсти огромных акул. Он был таким загорелым, что я не смог сразу разобрать кто он по национальности.
Когда он поравнялся со мной, я поздоровался. Спросил, из какого музея его экспонаты и настоящие ли они? Он на автомате ответил «да» по-французски и затем, спохватившись, перешёл на английский:
— Вот эти — большая белая, а другие — рифовая.
— Но ведь белая не водится в этих водах? — удивился я.
Он довольно улыбнулся, сощурив сине-голубые глаза под густыми выцветшими бровями. Мы познакомились. Это был француз по имени Жак. Он уже несколько лет путешествовал в одиночку на собственной яхте.
— Продаёте? — поинтересовался я.
— Я бы ни за что не стал распродавать свою коллекцию. Но обстоятельства вынуждают. Моему двигателю срочно нужен серьёзный ремонт, а я временно на мели.
Я купил у него челюсти белой акулы за тысячу долларов и попрощался, предварительно попросив у него разрешения навестить его на его лодке.
На следующий день вечером когда стало чуть прохладней, мы с моей юной подругой пошли прогуляться по берегу до яхтенной марины, в которой остановился Жак.
Когда мы подошли, хозяин хлопотал на палубе. Он встретил нас вполне радушно. Его посудина произвела на меня сильное впечатление: большая и очень дорогая. Было ясно, что владелец весьма состоятельный человек, а такие люди, как правило, расчётливы и редко остаются на мели. Таким огромным судном трудно было бы управлять в одиночку, если бы оно не было оснащено самыми современными системами автоматики управления парусами и навигации.
Я осторожно поинтересовался у него родом его занятий, но он уклонился от ответа.
— Что ж, — подумал я — буду как акула нарезать вокруг него круги своего любопытства, постепенно их сужая. И я начал рассказывать истории про своих знакомых, вспоминая необычные детали из их коммерческих и технических будней. А сам внимательно следил за выражением его лица: тепло, ещё теплее. Нет, опять холодно. Я принёс с собой бутылку хорошего французского вина, и оно должно было понравиться хозяину.
Разговорить его удалось только на следующий день за большой бутылкой хорошего местного рома. «Разговорить» — сказано громко. Я скорее догадался, вычислил, что он программист высочайшего уровня. А ведь это моё призвание на протяжении многих лет. На прямые вопросы он не отвечал или отвечал уклончиво. Мне показалось, что областью его интересов являются криптовалюты. А уж я-то в этом кое-что понимаю. Что же он делает в крипте? Инвестиции? Определённо нет — совсем не тот менталитет. Майнинг? Смешно. Не его уровень. Не кошельки же он взламывает? Мелковато. Хотя… Почему бы и нет?
Я включил все познания в этой области и завёл разговор на профессиональном жаргоне, многие термины которого поймёт не каждый программист. По некоторым пророненным им названиям я понял, что занимается он в основном второй двадцаткой монет в рейтинге. Но почему?
Когда литровая бутылка была уже почти пуста, я изобразил из себя ничего уже не соображающего собутыльника и спросил в упор:
— Ну разве можно на цифровой монете сегодня что-то заработать серьёзно и наверняка?
Ответил он загадкой как обычно:
— Лет тридцать назад в крупнейшем нью-йоркском банке один толковый паренёк написал программу-вставочку в системный продукт своей организации. Он сделал так, что при начислении процентов на остаток по вкладам, суммы не сразу округлялись до цента, а сначала образовывались с десятыми и сотыми их долями. Зачем же добру пропадать? Поскольку эти мелкие денежные осколки не могут существовать по законодательству, то программа сбрасывала их в специальный буфер где они, смешавшись с множеством других себе подобных, превращались в полновесные доллары и центы и отправлялись на его, предусмотрительно открытый для этого счёт. Когда его через год раскрыли, на его счету было пятьдесят миллионов долларов. А ведь он ни у кого ничего не украл.
— Кэп, а зачем ты рассказал мне эту историю?
— Я думал, ты поймёшь…
Если честно, в тот момент я ничего не понял. И я не притворялся. Выпил много, наверное. Но я ещё достаточно соображал, чтобы в ответ не меньше озадачить француза:
— А что бы ты сказал, старина Жак, если бы я предложил тебе замахнуться на святое — на нашего Вильяма, так сказать, Шекспира? — И, видя недоумённый пьяный взгдяд морского и цифрового волка, уточнил:
— Я имею ввиду одну свою идейку, — подрезать корешок у криптовалюты номер «ноль». Что скажешь?
Он не ответил, но было видно, что он тоже ничего не понял. Пока.
Отец упорно готовил меня для служения своему народу. Но, что-то пошло не так. То ли гормоны вырвались из-под контроля. То ли гены моих разбойничьих предков сказали своё веское слово. Но в двадцать лет я уехал из дома. Точнее сбежал. Перебрался в Питер и начал здесь жизнь совсем не похожую на ту, для которой предназначался.
Я купил мотоцикл БМВ и стал байкером. Самым отмороженным гонщиком. И пользовался большим авторитетом в клубной тусовке. Белыми ночами мы катали девчонок на Гражданке. Там широкие и прямые как стрела проспекты и есть где разогнаться. Девочки должны были быть в коротких юбочках и обязательно без трусиков. Когда они спрашивали: зачем надо снимать трусы? Мы отвечали сухо: скоро всё поймёшь.
Когда разгоняешься по проспекту Луначарского вдоль парка до скорости двести, а потом на пару секунд убираешь руку с рукоятки газа и, держа руль одной рукой на полной скорости, заводишь ладонь назад так, чтобы пассажирка оказалась сидящей на ней. Потом ты вынимаешь руку уже мокрой и скользкой от перевозбуждения девушки. В первый раз это кажется необъяснимо странным. Как может человек, находящийся буквально на волосок от смерти испытывать сексуальное возбуждение? Оказывается, может. И в очень яркой форме. Только тот,
