том, что запишем в наш контракт. Вы отдаёте мне копию фильма для реализации, а я договариваюсь с прокатной фирмой и гарантирую вам 50 % прибыли.
— А как же авторские права?
— Не беспокойтесь, эти права останутся за вами, так что можете и сами договариваться с прокатчиками. Но для новичка это дело безнадёжное, а вот у меня есть кое-какие связи.
— Что ж, если так, то я согласен.
— Однако есть ещё одно условие, которое нужно обязательно внести в наш договор. Если что-то из отснятого материала я сочту неприемлемым, тогда вы должны будете всё исправить в соответствии с моими требованиями либо нашему сотрудничеству придёт конец со всеми, как говорится, вытекающими…
Старик закашлялся и потому поспешил закончить разговор, а Глеб так и не стал выяснять, что конкретно он имел в виду, поскольку сам был заинтересован в полном соответствии фильма замыслу Булгакова. Конечно, условия кабальные, но других вариантов просто нет.
Исполнительный продюсер фильма, некто Аристарх Несвятский, не признавался в любви ни к Булгакову, ни к героям его романа, однако все уши прожужжал, пытаясь наставить Глеба на путь истинный:
— Вот эти эпизоды из сценария надо бы убрать, поскольку у публики уже сложилось своё представление и о романе, и о личности Мастера, словом, обо всём, а вы норовите представить свою интерпретацию, свой взгляд, иной раз слишком сложный для восприятия неподготовленного зрителя. Будьте попроще, тогда гарантирую успех.
Но Глеб был непоколебим, настаивая на своём. К евангельским главам он собирался отнестись со всем почтением, а вот в московских намерен был несколько убавить то, что больше напоминало газетный фельетон, и сделать ставку на более важные линии сюжета. Сошлись в выборе актёров на главные роли: Маргарита — Алина Гурская, Понтий Пилат — Андрей Смольников, Воланд — Виктор Трембицкий. Двое последних превосходно исполняли эти роли в театре, так что им и карты в руки.
К сожалению, Никита Мундштуков не принял предложения сыграть Михаила Берлиоза — счёл, что негоже в его статусе валяться под трамваем, пришлось пригласить Владимира Ильинского. Михаила Зареченского хотели ангажировать на роль Ивана Бездомного, но актёр сослался на контракт с какой-то фирмой: «Подрядился целый год рекламировать пельмени и горчицу. Так что извини, не смогу ничем помочь». Решили доверить эту роль Александру Ященко.
Павел Приветный было дал согласие похудеть на двадцать килограммов, чтобы на экране воплотить образ незабвенного Коровьева, однако категорически воспротивилась супруга — ей такой доходяга в постели ни к чему. А вот Милош Брозович без раздумий согласился — видимо, потому что не женат. В общем, не без трудностей, но состав исполнителей укомплектовали.
С Мастером возникла незадача совсем иного рода. Глеб подготовил два варианта сценария — один вполне традиционный, а во втором Мастер оставался как бы за кадром, то есть присутствие его ощущалось, он даже произносил какие-то слова, но зритель не должен был увидеть его лица. В качестве аргумента Глеб сослался на пьесу «Александр Пушкин», в которой Булгаков вывел главного героя из состава действующих лиц. Понятно, что это уже крайность, однако выбор актёра на роль Мастера по принципу сходства внешности с Булгаковым ничем не лучше. А уж лепить что-то вроде «компьютерной маски» — это ни в какие ворота не влезает. В итоге Несвятский поддержал второй вариант, видимо, исходя из экономии бюджета. Он же предложил кандидатуру главного оператора, ну а технический персонал и оборудование предоставила фирма, с которой был заключён соответствующий контракт. А дальше только оставалось громогласно, на всю съёмочную площадку прокричать: «Мотор»!
И вот уже съёмки фильма в полном разгаре, а самое сложное Глеб оставил напоследок — некоторые эпизоды требовали длительной подготовки с участием костюмеров, декораторов и других специалистов в своём деле, без которых невозможно создать хороший фильм.
Всё началось во время съёмок «Великого бала у сатаны». Вдруг где-то на заднем плане появился силуэт, который никак не вписывался в мизансцену.
— Почему посторонние в кадре? — вскричал Глеб.
— Где? — отозвался оператор.
— Да вон там, на заднем плане, у колонны.
— Там только двое голых негров в белых тюрбанах, — в подтверждение своих слов оператор ткнул пальцем в дисплей видеокамеры.
Но Глеб настаивал на своём:
— Ну как же нет? Вон, в пальто и в шляпе…
Что делать, ассистент режиссёра, расталкивая массовку, бросился наводить порядок. Но вскоре вернулся и в смущении развёл руками:
— Нет там никого. Только те, что в ведомости на зарплату. А пальто никому из них не выдавали, потому как в реквизите на сегодняшний день оно не значится. Только фраки для актёров и набедренные повязки для актрис.
Такого с Глебом прежде не случалось — вполне могли возникнуть идеи, которые никому другому не пришли бы в голову, но чтобы так, то есть чтобы видеть то, чего никто кроме него не видит, — это уже нечто запредельное.
Что делать? Глеб подозвал второго режиссёра:
— Ладно, общий план доснимайте без меня, а я пойду немного отдохну, — и как бы в оправдание: — Видимо, глаза устали, чёрт-те что мерещится.
Только прилёг на диван в комнате для отдыха, как прибежала Алина, в чём была, то есть в халатике на голое тело:
— Глеб! Что с тобой? Давай смеряю тебе давление…
— Не надо! Всё в порядке.
— Женя говорит, будто ты видишь то, чего на самом деле нет. Может, у тебя галлюцинации?
— Так ведь оператор смотрит через объектив, а я вижу реальную картину.
Подобная логика вряд ли кого-то убедит, но Алина решила подыграть — спорить с болезным ни к чему, только хуже будет:
— В этом нет ничего удивительного. Ты как автор сценария и режиссёр обязан проникнуть в самую суть «закатного романа», потому и видишь то, что другие не в состоянии разглядеть.
У Глеба своё мнение на этот счёт:
— В том-то и дело, что истина доступна только самому Булгакову. А это виде́ние — знак, указание на то, что я так и не сумел разобраться в его замысле, — и дальше, тяжело вздохнув, Глеб как бы подвёл огорчительный итог: — Съёмки придётся остановить.
Алина в ужасе:
— Глеб, это невозможно! Разбирать декорации, массовку отправлять по домам… Ведь уйма сил потрачена на фейерверки и другие спецэффекты! А потом всё сызнова? Да знаешь ли ты, сколько времени уходит на макияж для этой сцены? А гробы, все эти ходячие скелеты куда девать, за ночь всё растащат. Оркестр в полтораста музыкантов снова приглашать… Неужели ты не понимаешь, что Несвятский тебя с потрохами съест?
Глеб только пожал плечами:
