про тебя ему утром ещё шепнули.
Бывакин ничего не ответил. После чашки тёплой каши и кружки чая на душе стало веселее. Доктор велел застелить постель и лечь спать, Родя лёг поверх суконного одеяла и сразу уснул. Ему приснилась степь, какой он её представлял на уроках географии: ковыль растёт выше колена, волнами колышется, а по этим волнам идёт девушка в цветном халате, идёт прямо к нему. Родион присматривается, но узнать не может, говорит себе, что не наша деревенская эта девчонка, а когда ближе подошла, Родион засмеялся: чужая совсем, смуглая, скуластая, глаза чёрные с прищуром. Остановилась, смотрит на Родиона и тоже улыбается. Он хотел спросить, что это за степь и откуда девчонка тут появилась, но не успел, кто-то тронул его за плечо.
— Что приснилось, Родя, что ты так улыбался, будто по удо освободился? — Доктор подал ему горячую кружку с чаем: — Хлебни пару глотков, это чифир. Приходилось?
— Нет. У нас с этим строго, за чифир сразу в карцер на сутки.
— Пей, я разрешаю.
Бывакин сделал два глотка, вязкая жидкость заполнила рот, язык онемел, голова зашумела. Такого он ещё не пробовал, передал бокал и зажал руками голову.
— Возьми соль на язык, полегчает. Теперь слушай. Будешь при мне. Это я после объясню для чего. Работать станешь только на кухне, это в тепле и всегда сыт. Мне будешь три раза жратву приносить, повара знают. Если кто-то невзначай обидит, даже из вертухаев, скажешь. Ни с кем не базарь, только по делу. Читать умеешь? Вечерами будем с тобой читать вроде как романы, в них интересная жизнь описывается. Я такой жизни не видел, потому любопытно. А сейчас иди, скоро построение на ужин. Никуда не отлучайся, чтоб от переклички не отстать. Пошёл!
Жизнь наладилась, только покровительство тюремного авторитета Доктора было и благом, и наказанием. Доктор сразу предупредил, что рядом с ним и надёжно, и опасно, у него тоже есть враги. Бывакин это быстро почувствовал. От скатившегося со штабеля бревна успел отскочить, но разбил лицо. Доктор ничего не спросил, только кивнул. В другой раз старый хмырь велел принести кусок трубы, Родя случайно заметил, что она под током, пинком сбил кабель. А три месяца назад на кухне появился зек со шрамом через всё лицо, по щеке и на лоб, шрам старый, и когда зек Рваный негодовал, но не мог проявить своих чувств, в себе держал, шрам выдавал его, багровел и надувался. Бывакин не видел, он учуял неладное, и непроизвольно отпрыгнул от плиты, с которой с грохотом свалился котёл с кипятком. Родион вскочил на кучу дров, и волна горячей воды его не достала. Отпрыгнувший в другую сторону Рваный выругался матом и прикрыл шрам рукой, знал, сволочь, что рана выдаст.
— Ты зачем котёл столкнул, подпевала Докторская? Ты меня ошпарить хотел!
Рваный замахнулся, но Родя ловко перехватил руку и заломил её, повалил Рваного в грязь кухни. Дверь распахнулась, и влетели два надзирателя с дубинами, видно, под порогом стояли. От удара дубинкой по спине Родя выгнулся, отпустил жертву и сходу сбил надзирателя с ног. Потом его били дубинками и сапогами, очнулся в карцере, едва разлепил глаза от засохшей крови. Лежал, проверяя осторожными движениями, целы ли руки, ноги, позвоночник. Везде ждала боль, но он уже умел её переносить спокойно, лишь бы не было переломов. За этим занятием его застали дежурный и врач.
Врач помог раздеться и всё качал головой:
— Как же ты мог сорваться с такой верхотуры? Ты же мог насмерть разбиться. Тут болит? А тут? Похоже, товарищ капитан, переломов нет. А что с головой? Шумит? Ещё бы! С такой высоты — и остался жив. Это просто чудо. Идти можешь? Пойдём в санчасть. Понимаешь, охрана думала, что ты пьян, и отправила в карцер. Бывает, знаете ли. Пошли.
Бывакин понял, что про верхотуру придумали вертухаи, чтоб не разбираться: упал, разбился, никаких вопросов. Знали, что воспитанный малый, звонить не будет. В санчасти санитар из зеков помог помыться, дал чистое бельё, довёл до постели. Раны и ссадины протёр какой-то вонючей мазью, кое-как перевязал. И тут вошёл Доктор. Санитар исчез.
— Я всё знаю, Родя. Рваный не тебе первому гадости устраивает, он моих людей постоянно гнобит. Но сегодня был перебор. Я запретил тебя трогать. А он ослушался, тронул. Ответит. Тебя хочу похвалить. Ты постоял за себя перед вертухаем, я тут пятый год, за все время третий случай, когда зек ударил это дерьмо. Вся зона будет тебя уважать, а ты будь осторожен, надзиратели могут отомстить. Я говорил сейчас с Хозяином, он обещал предупредить своих. Но это же мусора, ни одному слову нельзя верить. Я сказал, что не дай Бог! — всю зону подниму. Этого они боятся. Ладно, лежи. Будешь долго лежать, я тебе книжки принёс, посмотри.
Никогда у него не было столько свободного времени. Его кормили, делали перевязки, врач учтиво спрашивал, как дела и предупредительно информировал, что выписывать его не собирается, и никто не торопит. Родион не мог найти объяснения, с какой стати авторитетный вор Доктор сделал его своим приближённым и теперь уже открыто защищал перед недоброжелателями. Ведь ничем особым он не отличался от других молодых зеков, были и сильнее его, и лицом красивее. Сам для себя сделал предположение, что Доктора привлекла информация: из детской колонии на зону приходит молодой и непокорный зек, а Доктор, видимо, уважал гордость и самолюбие. Но это его догадка, а спросить не у кого. Родион понимал, что не просто так пригрел его Доктор, да он и сам обещал позже всё объяснить. Наверное, вот это имел в виду заместитель начальника колонии для несовершеннолетних, когда предупреждал, чтобы не попали ребята под дурное влияние.
Принесённые Доктором книги оказались толкованиями уголовного кодекса, видно было, что Бывакин не первый читатель, на каждой странице он находил подчёркивания, галочки на полях, а то и целые абзацы были обведены жирными рамками. Чтиво не особенно интересное, но Родион опасался, что Доктор может устроить проверку, а выглядеть глупо не хотел, потому изучал, особо вчитываясь в отмеченные места.
Поздно вечером пришёл Доктор. В палате никого не было, да и Родион уже задремал, привыкший к свободной жизни. Доктор позвал дежурного санитара и велел ему погулять с полчасика. Остались одни.
— Родя, я обещал тебе чуть позже объяснить, для чего ты мне нужен. Я давно за тобой слежу, в вашей колонии был мой человек. Он должен был найти паренька серьёзного, надёжного, честного
