Результаты подписки превзошли даже самые радужные из моих ожиданий. Не знаю, чем это можно объяснить, если не дедушкиным предстательством перед своими почившими однополчанами, которые, уважая его авторитет, дали с того света своим детям и внукам указание, на какую именно газету им надо подписываться. Только так становится понятно, каким образом мы не только сохранили свой прежний тираж, но ещё и увеличили его чуть ли не вдвое, подняв с неполных 200 тысяч до 346 тысяч экземпляров!
И я, и все сотрудники газеты получили солидные премии, руководство холдинга купило нам новый компьютер «Макинтош» и даже настолько расщедрилось, что передало в пользование редакции подержанный «мерседес-380».
А главное — меня начали приглашать на заседания совета директоров купившего нас информационного холдинга, где я познакомился с некоторыми из очень влиятельных в стране политиков и банкиров. Я сделал несколько удачных интервью с некоторыми из них, дал портретные очерки двух-трех указанных мне акционерами депутатов и бизнесменов, и вскоре был включен в число руководителей российских СМИ, допускаемых к беседам с самим Президентом России.
...Ну уж теперь-то, подумал я, судьба сама выносит меня на те же самые тропинки, по которым когда-то прохаживался и Кирилл Семенович! И хотя я и не дослужился в своей карьере до звания, равного маршальскому, но прессу неспроста называют сегодня «второй властью» — случается, что редактор иной популярной газеты с массовым тиражом или ведущий «раскрученной» телепрограммы могут иметь в нынешнем обществе куда более важное значение, чем какой-нибудь политический лидер, губернатор, а то даже и глава министерства...
Но нет, не впишут, не впишут меня демократы в свои святцы, а после того, что я недавно допустил, и подавно. И ладно бы, если б меня поймали при попытке вынести из Думы ксероксную коробку с долларами или засняли в бане на виопленку в компании солнцевской братвы да проституток! Да если бы я даже сбил кого-нибудь на своей машине и, не оказав потом первой помощи пострадавшему, скрылся с места ДТП, а человек после этого скончался — и то все было бы нормально, и я уже давно числился бы в активистах какого-нибудь НДР или ОВР и восседал на думских заседаниях, потешаясь над очередной выходкой Жириновского или Шандыбина.
Но я сделал хуже. Я самым злостным образом исказил, извратил и переврал слова человека, который по замыслу руководства «БАБ-Пресс» и при информационной поддержке нашей газеты должен был в скором времени возглавить управление страной, победив на предстоящих выборах действующего ныне Президента.
В осуществление этой программы мы последнее время и работали, изо всех своих сил раздувая имидж никому ранее не известного бизнесмена, руководителя Международного страхового Фонда «Бастион» и общественного Комитета по увековечению памяти безвременно затопленной российской космической станции «Мир» — Альберта Зиновьевича Чибиса. Мы уже несколько раз описали на страницах «Всенародной кафедры» о том, какой Альберт Зиновьевич замечательный семьянин, чем увлекается в свободное от своей работы и общественной деятельности время, какие проекты финансирует возглавляемый им Фонд, где он отдыхает летом и что собирается сделать, получив в результате своей победы на выборах оставленные ему предшественниками проблемы. Однако, несмотря на все наши рекламные ухищрения и тщательно продумываемые социологами ответы, рейтинг нашего кандидата оставался весьма и весьма низким, он не только не мог пока составить реального соперничества ныне здравствующему Президенту, но пропустил далеко вперед себя даже таких своих конкурентов как Жириновский, Хакамада и Анпилов, и практически замыкал со своими двумя с половиной процентами голосов все рейтинговые таблицы.
На таком вот не радующем фоне и довелось мне взять у него ещё одно предвыборное интервью, попытавшись хотя бы каким-нибудь неожиданным фактиком повернуть сердца избирателей в его сторону. Данная задача значительно затруднялась тем обстоятельством, что в разговоре категорически нельзя было касаться таких щекотливых тем современности, как оценки международной политики США, их военного диктата в отношении Ирака и Сербии, проблем сохранения русской культуры в РФ, вопросов подъема национальной российской экономики, обороноспособности, уровня жизни русского населения, закона о русском языке и тому подобных вещей.
С горем пополам пролавировав между торчащих, словно морские рифы, «опасных» вопросов, я завершил это тусклое интервью пожеланием своему собеседнику победы на предстоящих выборах и, покинув здание его Фонда, отправился на троллейбусе в редакцию. У нас, как я уже говорил выше, появился теперь, помимо имевшегося ранее «москвича-пикапа», поставленного месяц назад на ремонт, ещё и более-менее приличный белый «мерседес», но я разрешил его сегодня взять нашей новой журналистке Машке Исламовой, поехавшей на открывающуюся в этот день на ВВЦ международную выставку «Секс-техника: путь длиною в III тысячелетия». Да надо признаться, что я ещё и не успел разлюбить поездки в общественном транспорте, и особенно — в троллейбусах, езда в которых доставляла мне иной раз истинное удовольствие. Здесь, в отличие от вагонов метро, где люди находятся в каком-то сосредоточенном состоянии (на них там словно бы давит своей инфернальностью нависающая над головами толща грунта) и редко раскрывают себя перед случайными попутчиками, гораздо чаще происходят эмоциональные выбросы, раскрывающие подлинное состояние души обездоленного реформами гражданина России.
Вот и сейчас, едва пробив в заедающем компостере талон, я пристроился у запыленного окна на задней площадке и начал смотреть на убегающую от троллейбуса улицу, как в салоне затеялась небезынтересная дискуссия.
— ...Хороша дерьмократия, в гроб её мать! — продолжая какой-то начатый, видимо, ещё до этой остановки монолог, с нескрываемой злостью выругался за моей спиной надтреснутый мужской голос. — Каждый год население России сокращается на полтора миллиона человек. Куда уж тут нашему знаменитому ГУЛАГу!.. Берии такие масштабы и не снились.
— Берия, Берия — вышел из доверия! — вскинув уроненную было на грудь голову, продекламировала на это развалившаяся на сидении кондуктора алкашка с лиловым фингалом под глазом, а полминуты спустя, окончательно расчувствовавшись, затянула по-оперному: — Цветок душистый пре-ерии Лаврентий Палыч Бе-ерия-я!..
— Тоже мне, цветочек, нечего сказать! — проворчал стоявший рядом со мной мужчина интеллигентной наружности. — Уничтожить в лагерях столько народу...
— А ваши дерьмократы разве меньше? — мгновенно откликнулся на эти слова обладатель надтреснутого голоса. — Сосчитайте-ка всех погубленных в октябре девяносто третьего в Белом Доме, погибших в двух чеченских и одной приднестровской войнах, застреленных киллерами и бандитами, умерших от недоедания и отсутствия средств на лечение... На совести Ельцина, Чубайса, Гайдара и их окружения ничуть не меньше человеческих жизней и слёз, чем на всех палачах ОГПУ-НКВД вместе взятых. Так что это их надо сегодня загнать в бункер, да без всякого суда и следствия — того... следом за Берией...
...Троллейбус плавно остановился и двери с шипением растворили свои створки. Протиснувшись через уже готовую втянуться в дискуссию толпу, я выпрыгнул на тротуар и пошагал к зданию редакции.
Перепечатав в кабинете текст интервью с Чибисом и выдернув из его ответов такую нейтрально заряженную цитату как «Реформирование России заслуживает всенародного обсуждения», я прилепил её в качестве заголовка к подготовленному тексту и отправил материал в набор. День подходил к концу и, убедившись, что все идет нормально, я попрощался с дежурившим по номеру Фимой Придорогером и, не став дожидаться, пока Исламова возвратит редакционную машину, вышел на улицу и все так же на троллейбусе отправился домой.
Ирины и Алёнки не было — последние полтора года моя девятилетняя дочь два раза в неделю посещала занятия музыкально-драматического театра-студии «Импровизация», в котором, перевоплощаясь в роль обезьянок, гномов или морских ракушек, отдыхала душой от ненавистной математики. Видя, с какой жуткой неохотой ходит она в переполненную детьми кавказских и таджикских переселнцев школу, мы были рады, что она в конце концов нашла себе хотя бы какое-то интересное дело, а потому безропотно выкладывали каждый месяц по полтыщи за студию, лишь бы у ребенка не заглохла в душе способность чему-нибудь искренне радоваться.
По-видимому, сегодня у неё была какая-нибудь очередная премьера, раз уж они пошли туда вдвоем с Ириной.
От нечего делать я включил телевизор и улегся на страшно заскрипевший своими рассохшимися деревянными ребрами диван.
Минут пять я смотрел на экран, не понимая, что там происходит. Затем, наконец, сообразил, что это идет передача из цикла «Архивные тайны», и ведущая настойчиво повторяет мысль о необходимости пересмотреть «дело» Берии с тем, чтобы снять с него надуманное обвинение в шпионаже. «Интересно, — подумалось мне, — а что же останется в его «активе», если они добьются обвинения в шпионской деятельности?..»
