скрываются зачатки любви к ней? И я уверенно говорила себе – нет – не скрываются. Но я продолжала уговаривать себя. Ведь как дочь может совсем-совсем не любить мать?! Но как мать может так издеваться над своим ребенком?! Откуда у него возьмётся любовь к родителю, если он так уродливо и искаженно проявляет ее к этому самому ребёнку?! Вернее, насилует его всю жизнь! Что ребёнок может дать в ответ?! Ненависть, отвращение, дикую боль и обиду – что посеешь, то и пожнёшь!
Я все же пыталась найти хоть какие-то плюсы в ее отношении ко мне.
Делиться горестями и переживаниями с ней бесполезно, она не способна сочувствовать. И в такие моменты «тянула одеяло на себя»: закатывала истерики и искренне не понимала и даже не пыталась выслушать, почему я ною, ведь у меня такая счастливая жизнь. И не забывала вставлять свое любимое «ты не пережила того, что я пережила, поэтому нечего ныть». Но зачем тогда чувства, если их нельзя чувствовать?! Зачем мне грусть, если нельзя грустить? С кем ее разделять, если не с мамой? Это оказалось невозможным, но эмоции были настолько сильны, что я резала себя, лишь бы избавиться от них. Но и здесь я старалась оправдать ее, мол, не может человек сочувствовать, не умеет, лишен такой человеческой способности, ничего не поделаешь. Но ведь она часто покупала мне вещи, которые я хотела. Может быть, за неимением милосердия, она хотя бы так выражала свою теплоту ко мне? Умом понимала, что есть за, что благодарить, но ощутить искренне не могла.
И вот почему. В то злосчастное утро 25 мая она с такой заботой гладила мой белый фартук, что я невольно просияла: мамаша, оказывается, любила меня! Но не прошло и двадцати минут, как она привычно унижала меня, трясла за плечи и кричала ругательства в лицо, потому что я спешила и не хотела фотографироваться. Я утопала в смятении: вроде бы должна испытывать благодарность за красивое платье и сшитый на заказ белый фартук, но ощущала дикую обиду и боль. И так с любыми купленными для меня вещами. Всегда прилетали причитания, мол, все для дочери, а она не ценит. И я не понимала, почему она так решила, ведь я никогда не говорила, что не ценю это. Но она напоминала об этом, когда я не хотела делать то, что она просила, например, надеть ту кофту, которую она хочет, а не ту, что нравится мне. Своими подарками она уничтожала мою волю и желания. В ее понимании, купить мне какую-либо вещь, означало ещё большую власть надо мной и бесконечные причитания: я теперь ей должна по гроб жизни. Раз купила мне что-то, значит, я обязана делать все, что она требует, даже если я этого не хочу.
Не слишком ли много условий для нежной материнской любви?! Превратиться в послушную игрушку, потерять себя, убить свои самые примитивные желания (например, надеть то, а не это, не фотографироваться, потому что спешишь или просто не хочешь), чтобы обрести ласковую мать?! Да разве это любовь?! В кого я превращусь после такой «любви»?! В шарнирную куклу! Которой и была всю жизнь…
Я так и не смогла обнаружить у себя внутри хотя бы малюсенькие признаки нежности к матери. Один сумбур и непонимание происходящего: мамаша дарит вещь, чтобы потом ждать взамен мое беспрекословное подчинение. Решила купить вещь, так покупай, чтобы осчастливить, а не с целью манипулировать ею. В таком случае, мне совсем ничего не нужно, если это стоит так дорого. И речь не о деньгах. Странно, очень странно. Я думаю, это не имеет отношения к любви.
Все, что она скажет тебе о тебе – неправда. Она все говорит только о себе. Мне и хотелось бы отметить, что где-то она размышляет здраво, но я не могу. Это будет ложью. В быту, на работе, в семье, с друзьями, коллегами, ее действия и речь пропитаны (зачастую неявным) насилием. Она кровопийца. И этому есть, конечно же, причины.
Ее отец-алкоголик умер, а мать бросила. Она воспитывалась в детском доме, где жили малолетние воришки и насильники. От них и училась «любви и нежности». И будь она мягче, ее можно было бы пожалеть и бесконечно сочувствовать, но она, видимо, родилась хладнокровной, еще и в нелюбви, а детский дом и жестокое детство только «отшлифовали» ее до той, кем она и является, и, единственное, что нужно делать, это бежать от нее. Она не изменится, ничего не поймёт, вины не признает и прощения не попросит. Прощение всю жизнь (исходя из ее соображений) будешь просить ты. Я, в ее понимании, должна была ей просто за то, что она меня родила. Но чем можно отплатить за рождение?! Если бы у меня был выбор, я бы предпочла не рождаться вовсе, чем у такой женщины!
Такой будет жизнь, если не уйдешь от нее. Ты будешь виновата абсолютно во всём, даже в том, что как-то неправильно, с ее точки зрения, дышишь.
Я бы сказала эти слова и себе маленькой, как напутствие, но это невозможно! Слишком поздно, но тебя я могу уберечь!
Брошенный нелюбимый ребёнок, когда вырастает, не способен любить своих детей. Неосознанно (а иногда и осознавая) он будет мстить ребенку за свою несчастную жизнь и детство. И так будет до тех пор, пока хотя бы один выросший ребёнок не осознает, что рожает отдельное существо, которое не виновато в родительских мучениях, да и рожать-то себя вовсе не просило! И уж точно появляется на этот свет не с миссией служить родителю и стать выгребной ямой для его негативных эмоций!
Она хотела покладистую дочь, но что получила в итоге? Что может ждать такого ребёнка за порогом дома?
Сказать «нет» он не может, защитить себя не может, потому что «на маму злиться нельзя», «взрослым перечить нельзя», «будь хорошей девочкой». Если ему дадут пинок или подзатыльник, он не даст сдачи, потому что в семье с ним так поступать было можно и даже нужно. Жестокая мамка «преследует» его во все мире: его травят в школе, потом и на работе, просто потому что родитель (как когда-то произошло с ним) вырастил из него козла отпущения.
Самое страшное, я думаю, что именно такие удобные и сломленные дети и попадают в лапы извращенцев или преступников, потому что «взрослых нужно слушаться»…
Я поражаюсь тому, как эти очевидные (для меня) вещи не понятны ей!
Что должно произойти, чтобы мамаша
