Эта битва. Эта кампания. Карьера. Честь. Все потеряно.
– Сэр, – робко, как-то по-домашнему позвал его голос Стерна.
– Дорогой сэр. – Мягкий голос дамы дышал сочувствием. Таким унизительным! Адмирал вжался в угол, вскрикнул фальцетом:
Дама подняла вуаль. Заколола ее край длинной булавкой. Стерн уронил подбородок на грудь, щелкнул каблуками. Голос старшего офицера окоченел от почтения:
– Позвольте, сэр, представить вас госпоже Мэри Шелли.
Глава 4. Нос
Она закончила свой рассказ и умолкла.
Молчание, которым обе ей ответили, было столь потрясенным, что несколько мгновений двигался только пар из их чашек, замерших на полпути к губам. Дамы в своих пышных платьях сами казались предметами мебели, что окружала их. Вся она была укутана в чехлы, подернутые пылью, а люстра свисала, как серый кокон. Молчание было таким выразительным и долгим, что можно было подумать, что сидевшие дамы тоже успели подернуться пылью. Одна была в палевом, другая в голубом. Платья их, как и подобает одежде леди, были сдержанных оттенков и, чтобы никто не мог приписать даме вульгарность, «новые деньги» или дурной вкус, несколько отставали от моды. Лет на десять.
– Нос? – наконец холодно выказала недоумение дама в голубом.
После чего обе ожили. Опустили верхнюю губу в чай. Потом отставили чашки. Ни одна не шевельнула бровью. Не сжала губ. Не ахнула. Обе умели сохранять самообладание, как и она сама; как подобает леди. Но не значит, что не умели глубоко чувствовать. Нос!
– У контр-адмирала не осталось даже ссадины. Ничего. Пустое гладкое место, – подтвердила прибывшая. Она отколола густую вуаль и теперь трясла головой, стараясь отстегнуть шляпку, но никак не могла нащупать и выудить конец булавки из шиньона. Прическа ее пришла в беспорядок. Дама в палевом отставила чашку и поднялась с дивана:
– Позвольте вам помочь, дорогая.
Дама склонила шляпку к ней и стояла как лошадь, которую взнуздывают. Ловкие пальцы дамы в палевом шарили в ее волосах. Всякий раз попадалась очередная шпилька, но не булавка! Между бровями легла морщинка.
Дама со склоненной головой пропыхтела:
– Мой бог, единственное, по чему я скучаю по-настоящему, – это опытная горничная, пускай бы одна на троих.
– Готово! – выудила и показала стальное жало дама в палевом.
Взлохмаченная дама освободилась от злополучной шляпки. И теперь приводила в порядок прическу.
Зеркала во всем особняке были занавешены. Она погляделась в оконное стекло. Отражение было тусклым, а потому лестным. Шторы были давно сняты, а само окно так покрылось пылью, что сквозь него с трудом можно было разобрать вывеску на противоположной стороне улицы внизу: Baker Dale. А дальше незнакомыми буквами, но дама догадалась, что то же самое или почти: Дейл, булочник. Золотистый калач развеивал лингвистические сомнения.
– Дорогая, не подходите к окну близко. Вас могут заметить.
Это было справедливо. Дама поспешно вернулась к столу. Но прежде чем сесть в свободное кресло, провела по нему пальцем. Кончик припудрило светло-серым.
– Это самая чистая комната, – постаралась подбодрить ее дама в палевом.
Дама расправила клетчатый подол и села, сжав колени.
– Зато мы нашли в буфетной чай. Чашки. И даже сумели разжечь спиртовку, не спалив при этом сам особняк, – весело заметила дама в палевом.
Дама в голубом бросила на нее неодобрительный взгляд, пропавший втуне. Отчеканила:
– Наш посол лорд Сеймур был вынужден покинуть этот особняк в спешке. Сразу после разрыва дипломатических отношений между британской и русской коронами.
Дама в палевом пожала плечами:
– Я не имела в виду упрекнуть лорда Сеймура за неразбериху в хозяйстве. Я желала лишь воздать скромную хвалу нашей ловкости.
– О, Джейн, – мягко выдохнула прибывшая, принимая у нее чашку. А взгляд сказал: «Не беси зря эту стерву».
Она поспешно вернула собеседниц к теме:
– Что же вы думаете о происшествии, дорогая Анна?
– Нос?
Анна, которую две другие мысленно называли «стервой» и облик которой ничуть не смягчал голубой цвет платья, наоборот, придавал нечто замороженное, кивнула, вставила меду двумя глотками:
– Глупо!
– Глупо, – согласилась Джейн, дама в палевом. – Но это сработало.
– Именно, – подтвердила Мэри Шелли, поправив клетчатый подол. – Наш доблестный флот не вышел на атакующий рубеж к Кронштадту, и господин Стерн выразил озабоченность, что эта заминка позволит неприятелю выиграть время, чтобы засеять Финский залив донными минами господина Нобеля, как газон маргаритками.
Новое имя заставило Анну и Джейн переглянуться:
– Нобель? Кто это?
– Мы что-нибудь знаем про господина Нобеля?
Мэри покачала головой:
– Мы должны вернуть в строй контр-адмирала.
– Нос, – повторила Анна с холодным отвращением. – Такой пустяк остановил флот? Я не понимаю.
Джейн улыбнулась уголком рта:
– Джентльмены, дорогая Анна, склонны придавать не вполне понятное нам, а потому несколько комичное значение своим… м-м-м… носам.
– Да, – согласилась Мэри. – Подобная мысль посетила и меня. Тот, кто это сделал, безусловно, понимал, что делает.
Две другие дамы забыли про чай, про пыль, про то, как неудобно без горничной. И уставились на нее во все глаза:
– Что вы имеете в виду, Мэри?
– Нос не может исчезнуть сам по себе.
– Джентльмены иной раз теряют носы…
– Это не сифилис.
Их неопределенная догадка быстро отвердела до уверенной – и ударила как обухом по голове:
– Нам кто-то мешает?!
– Нам кто-то противодействует!
– Кто?
– Кто же?
Анна веско и мрачно изрекла:
– Боюсь, от того, найдем ли мы ответ, зависит исход этой войны.
Мэри хладнокровно подняла блюдце, взяла чашку за ушко. Глотнула. Поставила чашку на стол. Потянулась к блюду с треугольными сэндвичами. Выбрала с огурцом. Откусила. Прожевала, посмотрела на сэндвич скептически. Все же проглотила. И только потом смилостивилась над своими оторопевшими подругами. Она предпочла смотреть не в глаза, а куда-то над бровями дамы в голубом:
– О, дорогая Анна! Найти ответ было весьма просто. Мотив сбежавшего носа обнаружен в повести одного их писателя по фамилии Гоголь. Благодаря леди Сеймур, которая пристально следила за местными новинками за все время их посольской миссии. А отыскать самого господина Гоголя оказалось еще проще.
– О, дорогая! – не сдержала радости Джейн. – Что же? Прошу вас.
Мэри опять поднесла сэндвич ко рту.
Анна подпрыгнула, как от укола булавкой. Не выдержала:
– Дорогая, умеренность в пище хорошо сказывается на цвете лица.
– Где же он? – Джейн позволила волнению охватить себя. – Этот господин?
Мэри Шелли опустила надкусанный треугольник:
– Милая Джейн. Господин Гоголь, согласно надписи на камне, да и книги регистрации могил это подтвердили, похоронен на кладбище монастыря Святого Даниила в Москве.
Выроненная чашка ахнула о пол, чай обрызгал подолы.
Самообладание их треснуло, как фарфоровое блюдце. Радклиф вскочила, зашумев платьем, прижала пальцы ко рту. Остин сделалась серьезной:
– То есть… Значит ли это… – размышляя, нет, надеясь, что не права, выговорила она.
Но Шелли твердо кивнула, держа свою чашку на весу:
– Да. Милая Джейн. Нет причин полагать иное. Он такой же, как мы.
***
Нос… О, как все они не правы! Нос, именно нос – величайшая драгоценность человека. Чудесный орган, способный доставить большее и сильнейшее наслаждение, чем глаза, чем уши, чем язык и, уж конечно же, чем… Ай, молчу, молчу! Гоголь зажмурил глаза. Он охотно
