853
Речь идет о будущем романе «Идиот».
Статья предназначалась для задуманного К. И. Бабиковым, но не состоявшегося альманаха «Чаша». Она была написана к началу осени 1867 г., отправлена в Петербург, но там затерялась.
Это письмо Достоевской не сохранилось. В своем дневнике она так передает его содержание: «Получила письмо сначала от Феди, а потом <…> от мамы <…>. Федя писал, что почти всё проиграл, а мама прислала только 35 рублей. Меня это ужасно огорчило <…> я плакала долго и много, но потом написала письмо Феде, в котором просила его лучше приехать домой поскорее, чем там оставаться» (Достоевская А. Г. Дневник. С. 62–63).
Достоевская ожидала ребенка.
Имеется в виду роман «Идиот».
Т. е. скорый поезд.
M. H. Катков прислал 500 руб.
Является ответом на письмо Майкова (без даты) (см.: Сб. Достоевский, II. С. 338–339). Ответное письмо Майкова от 27 августа 1867 г. см.: Майков А. Н. Письма к Достоевскому. С. 63–64.
Пропущенный в дате месяц устанавливается по содержанию: Достоевский, в частности, ссылается на события, о которых он узнал из июльских номеров газеты «Голос» за 1867 г.
Возможно, имеются в виду события, связанные с арестом петрашевцев. Братья А. Н. и В. Н. Майковы также имели отношение к этому движению, но В. Н. Майков умер за два года до следствия, а А. Н. Майков был отпущен, хотя и оставлен под тайным надзором.
Намек на слова из монолога Чацкого в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (д. III, явл. 21); процитированы в конце письма.
Вексель Латкину неизвестен. Срок векселя В. П. Печаткину истек еще в ноябре 1864 г.
В доме Тарасова в Первой роте Измайловского полка помещалось петербургское долговое отделение — «Дом содержания неисправных должников» (в просторечии «яма» или «тарасовская кутузка»).
Первые записи к роману «Идиот» были сделаны в сентябре — ноябре 1867 г.
А. Г. Достоевская вспоминала позднее: «От нашего дома до парка и обратно составляло не менее шести-семи верст, и мой муж, любивший ходить пешком, очень ценил эту прогулку. <…> В те времена в парке <…> по вечерам играла то полковая, медная, то инструментальная музыка» (Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 151).
Темы отношений России и Запада, «русского верхнего слоя» и народа и круг идей, связанных с ними, будут вскоре затронуты в романах «Бесы» и «Подросток» (см. об этом: ПСС. Т. XII. С. 166–167; Т. ХIII. С. 452–455), а позднее развиты в «Дневнике писателя» 1873–1881 гг.
25 мая (6 июня) 1867 г. польский эмигрант А. Березовский совершил покушение на Александра II, находившегося со свитой в Париже по случаю открытия Всемирной выставки. Березовский промахнулся, и 30 мая (11 июня) Александр II выехал из Парижа в Берлин. Вскоре после покушения парижские адвокаты вышли на демонстрацию, во время которой выражали сочувствие полякам и Березовскому криками «Vive la Pologne!»; по поводу этой демонстрации совет адвокатов собрался на специальное заседание с целью вынесения официального выговора демонстрантам, но решение о выговоре не было принято. Под тем же знаком сочувствия к Березовскому проходил и суд присяжных (он состоялся 3 (15) июля). Вместо смертной казни Березовский был осужден на принудительные работы
О происшествии на ярмарке в «торговом селе Березовка Бирского уезда Уфимской (а не Оренбургской. — Ред.) губернии» Достоевский узнал из «Голоса», который регулярно читал за границей. В № 192, 244 и 254 за июль 1867 г. рассказывалось о купце Севастьянове, к которому явился пристав Ватланов и от имени исправника Васильева потребовал 5000 руб. Купец отказался дать взятку. Вскоре он был схвачен сотскими, и под угрозой расправы исправник потребовал у его жены уже 10 000 руб. Севастьянов вновь отказал и тотчас же был высечен розгами. После экзекуции исправник предложил купцу расцеловаться с ним и его подручными, говоря при этом: «Мы с Вами не сошлись в принципах. Вы позабрали себе большой капитал и не хотели с нами поделиться. Теперь мы с вами квиты, вы молчите, и мы не будем говорить» (Г. 1867. 14 (26) июля, № 192). Севастьянов молчать не согласился, и дело попало в суд (как известно, купцы 1-й и 2-й гильдий были освобождены от телесных наказаний еще при Екатерине II).
В 1860-е гг. правительством Александра II были реформированы центральное и местное управление, порядок судопроизводства, система народного просвещения, деятельность печати.
Эпоха Петра I и его реформаторская деятельность постоянно привлекали внимание Достоевского. Признавая необходимость петровских преобразований, позволивших русской культуре усвоить плоды многолетнего развития европейской мысли, Достоевский неоднократно подчеркивали то, что эти реформы образовали глубокую пропасть между высшими классами и народом. Через несколько лет в записной тетради 1872–1873 гг. Достоевский отметит: «Все реформы нынешнего царствования суть прямая противуположность (по существу) реформам Петра Великого и упразднение их во всех пунктах. <…> Нынешнее царствование решительно можно считать началом конца петербургского периода (столь длинного) русской истории. (Задыхание России в тесных петровских рамках)» (см.: ПСС. Т. XXI. С. 268).
В 1857–1859 гг. правительство создало несколько акционерных обществ для строительства сети железных дорог. Одной из основных целей этого строительства было обслуживание хлебного рынка. Для этого предусматривалось прежде всего несколько южных линий, построенных в конце 1860 — начале 1870-х гг.: Москва — Курск — Харьков (1868); Москва — Рязань — Козлов — Воронеж (1869); Москва — Смоленск — Минск — Брест (1871). Тогда же сеть дорог связала Одессу с Украиной и Бессарабией.
Позиция М. Н. Каткова в начале 1860-х гг. была откровенно националистической, шовинистской. На то, что в данном случае речь идет о П. А. Висковатове, указала жена писателя (см.: Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 403).
Встреча с И. А. Гончаровым произошла 25 июня (Гончаров пробыл в Баден-Бадене с 18 июня по 19–20 июля).
Еще в 1863 г. Гончаров был произведен в действительные статские советники.
Отношение Гончарова к И. С. Тургеневу в течение многих лет было болезненно-пристрастным. Причины такого отношения изложены с исчерпывающей полнотой самим Гончаровым в своеобразной исповеди «Необыкновенная история. (Истинные события)», написанной в 1875–1878 гг. и не предназначавшейся для печати (см. ее текст: Сборник Российской Публичной библиотеки. Пг., 1924. Вып. 1. С. 88—173).
Здесь в тексте письма описка: речь идет о событии 1865 г.
Эта «главная мысль» вложена в романе в уста Потугина.
Роман «Дым» тотчас по выходе привлек широкое внимание читающей публики. Друг Тургенева, П. В. Анненков, так рассказывал об этом в письме своему корреспонденту: «Петербург в эту минуту читает „Дым”, и не без волнения. <…> Большинство испугано романом, который приглашает верить, что вся русская аристократия, да и вся русская жизнь, есть мерзость» (Новь. 1888. Т. XXIII, № 20. С. 201). Майков отнесся к роману отрицательно. Позднее он писал Достоевскому: «Насчет Тургенева так и должно было быть. Воображает из прекрасного далека, что Россия на коленях примет всё, что он плюнет, — а оказалось, что она смеет думать сама и тебя судить. „Да как же она смеет? Да чтоб ей провалиться!” Вот весь процесс в чем» (Д. Письма. Т. 2. С. 388).
В ответном письме Майкова от 27 августа 1867 г. сообщалось, что H. H. Страхов «написал очень учтивый и хороший разбор „Дыма”». Статья Страхова появилась в майском номере «Отечественных записок» за 1867 г. (подробнее о ней см.: Тургенев. Сочинения. Т. 9. С. 536–537).
Знакомая Тургенева, H. A. Островская, так передала в своих «Воспоминаниях» рассказ самого писателя о впечатлении, произведенном «Дымом» в кругу петербургской аристократии: «…когда вышел „Дым”, они, настоящие генералы, так обиделись, что в один прекрасный вечер в Английском клубе совсем было собрались писать мне коллективное письмо, по которому исключали меня из своего общества» (Тургеневский сборник. Пг., 1915. С. 91).
