Наконец избирательный участок закрыли для посетителей. Остались только члены комиссии и наблюдатели. У Светланы от праздного утреннего любопытства - пройтись по чужим квартирам - не осталось и следа. Хотелось только, чтобы Долинский все-таки победил и поставил во дворе у Пяти углов лавочку. Об этом просила одна бабушка из комнаты с печным отоплением.
Бюллетени считали, пересчитывали, сбивались. В отдельную кучку отложили штук сорок листков.
- А это что?- проявила бдительность Светлана.
- Это испорченные, с надписями. Прочитать?
- Не надо. А есть инструкция, какой бюллетень считается испорченным?
- Если крестик или нолик, или любая пометка не вышла за рамку квадратика, то все в порядке.
- А как там у Долинского?
- Сейчас посмотрим. Вот тут в одном экземпляре написано "иудей", а в другом, извините, "засранец".
- За рамку не вышло?
- Нет. Аккуратненько написали. Уложились. Плюсуем к голосам.
Когда Светлана садилась в полночный автобус, она уже знала, что на ее участке Долинский прошел с минимальным перевесом. И никак не отвязаться было от мысли, что его судьбу решили те два бюллетеня, два заветных слова, крик души неизвестных избирателей.
1998 год
Наталия Никитична Толстая
Культурный шок
При прежнем режиме, доперестроечном, рассказывая о поездке за границу (факте, по тем временам, из ряда вон), советский человек пользовался лишь одним глаголом из неисчерпаемых глагольных запасов русского языка довелось.
Сколько в этом слове слилось и отозвалось! И опасное проплывание между сциллой парткома и харибдой райкома, и забор мочи и крови в поликлинике, чтобы отсечь больных и нежелательных.
Товарищи мои, оформлявшиеся за рубеж в 70-80-е годы, помните ли вы это? Если забыли, то правильно делали, что вас не пускали. Поделом.
И мне довелось в середине восьмидесятых поехать в одну северную страну с очень высоким уровнем жизни. Еще не окончательно рухнули оковы, но ножные кандалы уже сняли. И вот я на Западе. Стою, открыв рот, перед витриной с фруктами, а потом перед витриной с кожгалантереей. В той стране X., в том городе Э. я стажировалась в университете. И было мне хорошо, но стипендия была так мала, а купить хотелось так много, что я экономила на транспорте и ходила пешком. И была дурой, потому что обувь быстро снашивалась, приходилось покупать новую, а это подороже билета на автобус. Тамошние профессора иногда приглашали меня к себе на обед.
Просторные интеллигентные дома, изысканно простая еда, книги и картины. При этом обсуждали Россию и ее народ. Народ несчастный, и много-много времени пройдет, пока он приблизится к уровню европейской цивилизации. Не только советская власть тому виной, но и царизм, и правильно, что свергли царя. "Мы были в Зимнем дворце, в Ленинграде. Какая безвкусица - жить в этой неслыханной варварской роскоши! От золота и малахита нам с Леннартом стало плохо, меня тошнило. Теперь мы понимаем ненависть вашего поколения к царям и их дворцам". Я сидела и молча слушала. Ненависть?
А гордость и восхищение не хотите? Но в то время я не смела возражать старшим.
Хозяйка продолжала: "Вы посмотрите на русских в нашем городе. Одеты все одинаково, кидаются на витрины. Гунны. Покупают самые дешевые вещи, и по десять штук. Что, у вас в России в самом деле нет мыла и мужских носков?"
Что я должна была отвечать? Да, представьте, ни мыла, ни носков у нас нет. Чтобы достать шампунь, нужно дружить домами с директором магазина. Мстительное нехорошее чувство росло в душе. Вам бы немного Гулага, чуть-чуть блокады. Выжили все-таки? Тогда еще порцию Гулага, уже послевоенного, проживание вдесятером в одной комнате. Ванной нет, соседей двадцать человек, очереди всегда и за всем. До могилы.
Пожили бы вы, мои милые друзья, лет пятьдесят таким образом, и мы бы обсудили, кто тут гунны. И почему дикарь хочет купить кусок душистого мыла.
С тех пор прошло пятнадцать лет. И страна X., и город Э. уже не так процветают, как прежде. Русские беспрепятственно шастают за границу и обратно, никто больше не кидается на витрины. "Березки" закрыты, те, куда вам было можно, а нам нельзя, и вам это было приятно, я знаю. Теперь и я катаюсь в вашу страну, не сдавая мочу.
Хотя она ухудшилась с того времени, когда ее качество волновало Василеостровский райком партии Ленинграда.
Теперь в той северной стране со мной ведут другие разговоры.
- Скажи, ты по-прежнему испытываешь культурный шок, когда приезжаешь к нам?
Этот "культурный шок" преследует меня неотступно. Я часто получаю приглашения провести экскурсию для иностранных гостей по Эрмитажу, Царскому Селу, Петергофу. Все гости непростые: министры, дипломаты, генеральные директора. Короче, показываю шедевры высокопоставленным лицам. Считается, что я это делаю неплохо и даже вдохновенно. Вдохновение оплачивается так: десять долларов в час.
Иногда министры платят сами. Вынимают доллары из заднего кармана и дают, а я беру, кладу в сумочку и иду домой. Однажды попросили показать Эрмитаж министру социальной помощи. Надо зайти за ним в гостиницу и доставить во дворец. На дворе дождь, но министр не желает взять такси: дорого. Так мы и идем, он под зонтиком, я под дождем. Полтора часа мы бродили по Эрмитажу, и ему понравилось, хотя про варварскую красоту и он не упустил случая упомянуть. Я проводила его в гостиницу, как меня об этом просили. В холле он полез за бумажником: "Ну-с, сколько мы пробыли в Эрмитаже? Полтора часа? Дорога туда и обратно, я надеюсь, не в счет? Вот пятнадцать долларов и моя визитная карточка". Карточку я выбросила сразу, урна стояла неподалеку.
Следующим высокопоставленным экскурсантом была жена премьер-министра. Короткая голубая юбка и соломенная шляпка с лентой. Это была новая жена премьера, старая осталась дома. Мне сказали: времени на обзорную экскурсию в Эрмитаже - час. А было между тем уже семь часов вечера, и Эрмитаж для посетителей был давно закрыт. Соломенная шляпка, я и два наших охранника приехали в пустой и гулкий Зимний дворец. "С чего начнем?- спрашиваю.Итальянский Ренессанс или импрессионисты? Рембрандт или Малахитовый зал?" "Хотелось бы сначала в магазин",- ответила жена премьера. Охранники заволновались: магазины закрыты, продавцы давно ушли домой. Слышу крики через растреллиевскую анфиладу: "Вернуть продавцов! Снять пломбы! Убрать собак!"
Пока мы дошли до магазина, его успели открыть. Высокая гостья вяло побродила вдоль прилавков, попросила показать яйцо из яшмы, колечко из бересты, полистала календарь с изображениями рыб России - и ничего не купила. До окончания экскурсии оставалось пятнадцать минут. Я успела показать только мумию египетского жреца, потому что он лежал недалеко, за углом,- сам черный, зубы белые. Госпожа министерша улыбнулась, спросила, как меня зовут, и мы поехали в гостиницу.
Месяц тому назад мне предложили провести экскурсию для очень влиятельных бизнесменов. Просили постараться. Я старалась, щелкала и свистала, цитировала древних авторов. Чтобы сделать приятное клиентам, осудила грубость Петра Первого и похвалила военные подвиги Карла Двенадцатого. Руководитель делегации, элегантный красавец лет пятидесяти, пошутил: "Зачем мы оказываем России гуманитарную помощь и даем взаймы? У вас тут неслыханные богатства. Продайте пару люстр, и все проблемы решены".
Мы шли по Александровскому залу Зимнего дворца. Вдруг мой элегантный бизнесмен остановился. "Подойдите сюда". Я подошла с любезной улыбкой. "Что это?" - лукаво спросил он, указывая на лепной бордюр. Я вгляделась, это были цветы и листья лавра. Каждый цветок был в виде бутона на тонком стебле. "Это ведь сперматозоид! Тебе об этом уже говорили, или я первый заметил?" "Первый",- сказала я и отошла к остальным членам делегации, любовавшимся через окно Александрийской колонной.
Когда мы расставались, мне даже поаплодировали. На прощание экскурсанты благосклонно спросили меня:
- Ты бываешь у нас в стране?
- Бываю.
- И, конечно, каждый раз испытываешь культурный шок?
- Да,- сказала я,- пребываю в глубоком шоке. Но не теряю надежды. И у нас все наладится. Вы сами видели: там "Пиццу-хат" открыли, тут новую парикмахерскую для кошек. А на днях в казино "Гигант-холл" прошла премьера, борьба лилипутов в рыбьих внутренностях. Страна возрождается.
1998 год
Наталия Никитична Толстая
Полярные зори
Я теперь на луне, на луне,
Я лечу к тебе во сне, в тишине.
Я была с тобою строгая,
А ты звал меня "длинноногая".
В перерыве между песнопениями передавали биографию исполнительницы, залетевшей на луну: начинала как бэквокалистка, потом перешла в группу "Аденомы". Сейчас готовится к гастролям на Огненную Землю. Я повернула регулятор, но он действовал в режиме "громко - еще громче". Никто в купе не поддержал меня: пусть поет - дорога длинная. На Север поезд идет тридцать часов, а когда остановится, то и рельсы кончатся. Дальше только ледяная пустыня и, надеюсь, безмолвие.
