тесто на тонкие овальные лепешки, чтобы позже отправить их в печь.
Старшему сыну Марджан, Фариду, было десять. Мальчишка ввалился на кухню и бесцеремонно схватил со стола кусок хлеба прежде, чем мать успела шлепнуть его по руке. И прежде, чем изуродованное лицо Шекибы заставило его вздрогнуть и разинуть рот. Глядя на мальчика, Шекиба попыталась представить, кого из ее двоюродных сестер могли бы сосватать Фараду, не приди в голову Шагул-биби отличная идея: предложить вместо одной внучки-невесты другую — в качестве домашней прислуги.
Вслед за Фаридом явились двое мальчиков помладше, Харизу было восемь лет, Джаваду — семь. Оба старались во всем подражать старшему брату, поэтому с той же бесцеремонностью попытались стянуть со стола хлеб и даже не обратили внимания на незнакомую женщину, хлопотавшую возле плиты вместе с их матерью. Мальчишки были живыми и озорными. В присутствии отца они затихали, но, когда Азизуллы не было рядом, братья беспрестанно препирались друг с другом. Иногда словесная перепалка превращалась в легкую потасовку, но оба мгновенно объединялись, как только возникала необходимость вступить в бой со старшим братом.
Дети, похоже, унаследовали от родителей безразличие к физическим недостаткам людей. После первой реакции — удивления и нескольких прямых и бестактных вопросов, — они, казалось, вообще перестали замечать необычную внешность Шекибы.
Пару недель спустя Шекиба уже чувствовала себя в доме Азизуллы, как в родной семье. Дети напоминали ей умерших братьев и сестру, но это не причиняло боли, напротив — доставляло радость, словно ее близкие вернулись к ней.
Вскоре, как и в доме у бабушки, все домашнее хозяйство оказалось на Шекибе: она стирала, готовила, таскала воду из колодца, мыла полы — все то же, что и раньше. Но здесь работать было значительно легче, поскольку обслуживать приходилось всего шестерых. Шекиба не сомневалась: Марджан чрезвычайно довольна тем, как изменилась ее жизнь с появлением прислуги, — довольна гораздо больше, чем хочет это показать. Азизуллу Шекиба не интересовала. Раз его жена не жаловалась на девушку, та была для него не важнее дворовой собаки.
Однако вечерами, когда все расходились по комнатам и дом погружался в сон, Шекиба лежала с открытыми глазами и думала, что по-прежнему остается здесь чужой и всегда ею останется. И Шекиба приняла это как факт: ей никогда не стать частью семьи Азизуллы. Приют в этих стенах ей обеспечен лишь до тех пор, пока она работает до кровавых мозолей.
Потому что она была Шекибой — даром, который всегда можно передать в другие руки так же легко, как и принять.
Тетя Шаима рассказала нам, как изменилась жизнь бабушки Шекибы, а теперь к изменившимся условиям жизни предстояло приспособиться мне. Я должна была научиться общаться с мальчишками. Одно дело — гонять с ними в футбол, толкаясь и время от времени получая пинки по ногами, и совсем другое — непринужденно болтать, возвращаясь домой после школы. Абдулла и Ашраф вели себя свободно — они могли запросто хлопнуть меня по плечу или даже обнять рукой за шею, как принято у мальчиков в знак особой дружеской симпатии. Я улыбалась и шутила, всячески стараясь не показывать смущения, которое охватывало меня всякий раз при подобном проявлении чувств со стороны моих приятелей. Хотя первой реакцией было инстинктивное желание отпрянуть в сторону.
Если же я являлась домой раньше Муньера, мама-джан удивленно вскидывала брови.
— Почему так рано? — озабоченно спрашивала она.
— Потому что, — угрюмо отвечала я и отламывала здоровенный кусок от лежащего на столе хлеба.
— Рахим!
— Извини, мама-джан, я голоден.
Мама слегка покачивала головой, улыбалась и снова принималась чистить картошку.
— Послушай, Рахим-джан, — помолчав, говорила она, — ты должен быть на улице, бегать и играть с мальчиками. Потому что именно так мальчики и проводят время. Ты понимаешь меня, детка?
До сих пор мама-джан продолжала крайне щепетильно относиться ко всему, что касалось моего «превращения» из девочки в мальчика. Думаю, она опасалась, что иначе сама перестанет верить, будто ее дочь стала сыном.
— Да, мама-джан, но иногда мне не хочется играть с ними, потому что… потому что они все время толкаются.
— И ты толкайся.
Ее ответ удивил меня, но, судя по лицу, мама-джан говорила вполне серьезно.
Обычно нам внушали, что мальчики и девочки не должны прикасаться друг к другу, но сейчас моя собственная мать советовала нечто прямо противоположное.
Папа-джан провел дома целых три дня, и все мы были на взводе. Его раздражали резкие звуки и даже запахи. Раздражение выливалось в поток нескончаемой брани, за которым, если у отца хватало сил подняться с лежанки, могла последовать и оплеуха — любому, кто имел несчастье подвернуться под руку. Большую часть дня он сидел в гостиной и курил свои сигареты. Густой сладковатый дым полз по комнатам, от него начинала болеть и кружиться голова. Мама-джан старалась с утра пораньше выпроводить нас во двор, где мы оставались до самого вечера. Иногда кто-нибудь из наших дядей приходил к отцу, они вместе сидели в гостиной, курили, говорили о войне, о Талибане, но никто из них не курил так много, как папа-джан.
— Интересно, как бы мы жили, если бы дядя Джамал был нашим отцом? — спросила однажды Рохила.
Они вместе с Шахлой снимали с натянутой во дворе веревки высохшее белье. Услышав вопрос сестры, Шахла замерла с поднятыми вверх руками.
— Рохила!
— Что?
— Да как такое вообще могло прийти тебе в голову?!
Я слушала краем уха разговор сестер, однако мое внимание было занято шариками для игры в марблс. [13] Сделав бросок и в очередной раз промазав, я нахмурилась — нет, все же Ашраф много искуснее меня.
— Сосредоточься на цели, — учил меня Абдулла. — Смотришь только вперед! Все внимание на шарик, который лежит перед тобой.
Я замерла, когда он взял меня за руку, показал, как следует правильно держать пальцы, и подогнул мой мизинец, чтобы он не мешал наносить удар. Абдулла был мальчиком, а я — девочкой, и он всего лишь учил меня играть в марблс, но я все равно подумала, что сказала бы мама, если бы увидела, как мальчик держит меня за руку. Или отныне это тоже в порядке вещей, так же как толкать их, если тебя толкнули?
Да, Абдулла был прав — если сосредоточиться на цели, удар выходит сильным и точным. Сегодня я непременно выиграю у Абдуллы. Ну хорошо, не у Абдуллы, но у Ашрафа — наверняка. Похоже, я становлюсь искусным игроком в марблс.
— Шахла, незачем так кипятиться,
